Порабощенные сердца
Шрифт:
По толпе прокатился одобрительный гул. Для них, выше всего почитавших честь, хуже поражения было только его малодушное отрицание. Подчиняясь отданной команде, зрители начали расходиться.
В толпе Руфус потерял из вида Мавриция. Он посмотрел на женщину. Мальчик тянул ее за руку, заставляя идти. Но она не поддавалась. Очевидно, не желая удовлетворять похотливое любопытство тех, кто надеялся увидеть, как она бросится в объятия своего любовника-победителя. Их отношения — не для публичного обозрения.
Руфус повернулся, чтобы уйти.
Внезапно, без всякого повода, ему вспомнились слова, сказанные им Друзу однажды ночью в тюрьме: "Пока его действия совершенно определенно не докажут мне, что он нарушил клятву Риму, я буду подчиняться ему». Теперь это время пришло. Никто не может обвинить его. Руфус Сита был предан настолько, насколько вообще человек может быть предан. Но теперь, после всего случившегося, слепому доверию пришел конец.
Сита снова повернулся к женщине. Конечно, она и мальчик уже были не одни. Мужчина, сражавшийся за обладание ею, стоял рядом. Даже если бы он и не стоял к Руфусу спиной, то все равно не заметил бы присутствие фракийца, настолько его внимание было сосредоточено на женщине.
Ребенок, однако, не был так увлечен. Его ясные глаза, несомненно, заметили осторожно подошедшего гиганта и улыбались.
— Ты видел? — крикнул он. — Хорошо он сражался? — Гордость за победу Мавриция одолела застенчивость.
Улыбнувшись в ответ, Руфус кивнул.
— Конечно, он сражался замечательно.
Мальчик с энтузиазмом закивал головой, выражая согласие, и Руфус взглянул поверх него на своего командира.
— Центурион, — приветствовал он его.
— Сита, — Мавриций с трудом оторвал взгляд от женщины и посмотрел на него с молчаливым укором, — ты рано поднялся.
Руфус кивнул.
— Привычка просыпаться раньше, чтобы лагерная труба не гудела над ухом. К тому же я не хотел упустить зрелище.
Взгляд темных глаз, казалось, пронзил его насквозь. И прежде чем Руфус смог понять этот взгляд, вмешалась женщина.
— Вам нужно поговорить, — решительно заявила она и жестом позвала мальчика к себе. — Пойдем, Дафидд.
Ее проницательность поразила Руфуса, и он неосознанно, не желая этого, уважительно склонил голову.
Когда Рика, уводя ребенка за собой, отошла за пределы слышимости, Мавриций коротко кивнул.
— Ладно, Сита… Что еще?
Руфус улыбнулся.
— За годы, прошедшие после Палестины, твое искусство владеть мечом не уменьшилось, центурион. Равно как и твоя отвага. — Он остановился. Ему необходимо было понять, прав ли он в своих предположениях. — Ты хорошо провел этого ублюдка, — медленно продолжил Сита, пристально глядя в глаза собеседнику, — конечно, он ударил при первом же заметном проявлении слабости… Поздравляю тебя с победой.
Мавр посмотрел на него с кривой усмешкой.
— Выказать слабость, когда ты силен, или силу, когда слаб — эта уловка стара, как мир. Можешь выбирать, что тебе нравится. А теперь… избавь меня от своей вежливости. Мы знаем друг друга достаточно долго, чтобы я поверил, что именно из-за этого зрелища ты встал до рассвета. И разговор ты затеял со мной не для того, чтобы расточать мне комплименты. В твоей лысой голове что-то таится. Оно должно быть высказано. Говори.
Несмотря на разрешение, Руфус медлил. Обвинение, которое он собирался выдвинуть, являлось немалым нарушением военного закона. Он расправил могучие плечи и медленно и осторожно начал:
— Когда-то я понимал тебя, как себя самого. Под твоей командой, Гален Мавриций, я, не задумываясь и не задавая вопросов, последовал бы в Аид и обратно, потому что такие офицеры встречаются редко. Твоей верности Орлам и Риму не было равных. Но за время, которое мы провели здесь, я увидел поступки, которые без колебания назвал бы предательскими, не исходи они от тебя. Однако я держался стойко, верил в тебя до сегодняшнего дня. Сегодня я увидел, что ты ценишь эту женщину и свою привязанность к ней выше, чем задание, которое ты должен здесь выполнить.
— И каково же это задание? — Хотя на бронзовом лице появилось удивленное выражение, тембр голоса выдавал звучащую в нем напряженность. — Ты предполагаешь слишком много, солдат, не основываясь ни на фактах, ни на разуме.
— Я разумею, как вижу, — вспыхнул разочарованный и рассерженный Руфус. Мавриций даже не попытался отрицать их связь! — И что я знаю, то знаю. Когда самый лучший офицер, с которым я когда-либо служил, совершает ошибку, очевидную даже для гладкощеких новобранцев, я знаю, что так было задумано. Нас привели в эту ловушку, и я в этом уверен так же твердо, как в том, что сейчас стою перед тобой.
Он остановился. Реакции на его слова не последовало. Если не считать единственного слова.
— Продолжай.
— Я полагаю, что Веспасиан направил тебя в Британию и приказал попасть сюда, в эту горную крепость. Друз, Фацил и все остальные… были нужны только для того, чтобы план выглядел правдоподобным. С самого начала твоей задачей было действовать в качестве передового разведчика Агриколы.
Руфус опять с надеждой ожидал опровержения, но не получил его. Потом неожиданно темная голова качнулась из стороны в сторону.
— Не разведчик. Посол, — Мавриций продолжал сухо, роняя слова, как будто это каким-то образом отделяло его от их смысла, — отправленный Юлием Агриколой в горную крепость короля Церрикса. Цель — установить доверительные и мирные отношения между новым Британским наместником и единственным ордовикским вождем, не вмешивающимся в войну. Только в случае неудачи я должен уйти, вернувшись со стратегическими сведениями, необходимыми для немедленного контрнаступления.
От неожиданности Сита отшатнулся. Такое признание было слишком ошеломляющим.