Порча

Ламли Брайан

Немного поерзав в кресле, Джеймисон неожиданно подвел итог сказанному:

– Ну вот, теперь вы все знаете, моя дорогая. Надеюсь, ваше любопытство удовлетворено. Мне по крайней мере ничего больше не известно об этих украшениях. Может, что-то забыл?… Да нет, пожалуй, ничего…

Теперь настала очередь Джилли Уайт смерить собеседника пристальным взглядом. Не все в его рассказе было гладко: порой в нем проскальзывали туманные намеки и недомолвки, а кое-что – в этом Джилли не сомневалась – Джеймисон явно предпочел от нее скрыть. Эти недоговоренности вызвали у нее вопросы.

– Насчет золота… да, теперь мне понятно, – сказала она. – Но вы объяснили далеко не все. Вообще-то мне даже показалось, что вы сознательно

обходите стороной некоторые темы. А я х-хочу, я х-хочу!.. – Она с силой ударила ладонями по подлокотникам кресла, чтобы унять заикание. – А я хочу знать. Об этом – как вы там выразились? – «общении» между моряками и кем-то там. Вы сказали, это выдумки. Но чем бы это ни было, мне нужно знать… И еще… об их верованиях, об их религии, о к-культе Дагона. Про мастеров, сделавших украшения, вы сказали: «кем бы или чем они ни были». Как это понимать? А эпидемия? При чем тут «крутые меры»? Джеймс, если вы мне вообще друг, вы д-д-должны понимать, как это для меня важно!

– Я вижу только, что расстроил вас, – ответил доктор и погладил ее по руке. – И мне кажется, я догадываюсь, отчего вы лишились душевного покоя. Вы пытаетесь увязать услышанное с вашим мужем, верно я говорю? Полагаете, что в его жилах также текла испорченная кровь? Даже если и так, вашей вины в том нет. И если порча – это болезнь то и его вины нет тоже. Нельзя корить себя за то, что ваш муж оказался… переносчиком. В любом случае теперь его нет, и на ваших беспокойствах можно поставить точку. Не надо мучить себя глупой мыслью, что… этим дело не кончилось.

– Тогда попытайтесь меня переубедить, – произнесла она уже спокойнее. Теперь можно было говорить в открытую. – Расскажите мне все, чтобы я разобралась и сделала для себя окончательный вывод.

Джеймисон кивнул:

– Что ж, рассказать-то мне не трудно, хотя по большей части это будет пересказ дремучих легенд, поверий и слухов, а также рыбацких историй про русалок и им подобных обитателей моря. Однако, учитывая состояние ваших нервов, я, пожалуй, воздержусь.

– Ах да, моих нервов, – вздохнула Джилли. – Одну минутку.

Она встала и сходила на кухню за стаканом воды и парой пилюль.

– Видите, я четко выполняю ваши рекомендации. Послушайте и вы меня – расскажите. – Она подалась вперед, и ее пальцы впились в подлокотники кресла. – Прошу вас… если не ради меня, то хотя бы ради Энн.

Он понимал ее – и не сумел ответить отказом.

– Уговорили, – произнес он. – Но, моя милая, то, что не дает вам покоя и омрачает вашу жизнь – это… это просто ужасное заболевание и ничего более. Иначе и быть не может. Поэтому, прошу вас, не смешивайте фантазии с реальностью – это прямой путь в сумасшедший дом…

И он рассказал ей остальное.

– Байки, которые до меня дошли… были просто невероятны! Легенды, рожденные наивным первобытным сознанием – вернее, первобытным невежеством. Видите ли, если говорить о Дагоне, то у островитян имелись свои собственные мифы, которые передавались из поколения в поколение. Их кровь была настолько испорчена, а внешность до того уродлива, – по всей видимости, эти дикари носили заразу в себе так давно, с незапамятных времен, – что они решили, будто созданы по образу и подобию своего творца, рыбьего бога Дагона.

Дикари о многом поведали морякам. Например, что в ответ на их молитвы Дагон подарил им не только изобилие рыбы, но и странный золотой сплав – судя по всему, его вымывало из местных гор в период дождей. Именно местные жрецы – шаманы-целители, жрецы культа Дагона и его Эзотерического ордена – тайком занимались изготовлением ювелирных украшений, часть которых дошла и до нас.

Однако современная легенда – та, которую можно услышать в Инсмуте и его окрестностях, – гласит иное: в обмен за богатый улов и золото островитяне отдавали своих

детей морю – вернее, человекоподобным существам, что обитали в море, так называемым Глубоководным. Эти создания поклонялись Дагону и другим «божествам» морских глубин – в частности, великому Ктулху и Матери Гидре. В этом же предании говорится, что, обуреваемые жаждой золота, а также прочих знаков благосклонности со стороны полузабытых богов из сомнительных мифов (например, обещания вечной жизни), моряки Инсмута последовали примеру островитян и начали приносить своих детей в жертву Дагону. Впрочем, это были уже не столько жертвоприношения, сколько спаривания. Таким образом, обе легенды винят в появлении порчи смешанные браки: чистая человеческая кровь смешалась с кровью Глубоководных. Разумеется, таких браков быть не могло в принципе, потому что морскою народа не существует. И не существовало, однако это не остановило горстку самых опустившихся горожан. Они основали секту, доказательством чему является украшенный портиком и колоннадой храм, посвященный так называемому Эзотерическому ордену Дагона.

Все, теперь осталось рассказать лишь про «эпидемию» 1927–1928 годов…

Что ж, семьдесят лет назад наше общество отличалось гораздо меньшей терпимостью. Как это ни печально, но когда из Инсмута поползли слухи о том, как далеко зашла порча, о множестве больных и уродливых людей, которые там живут, то реакция федерального правительства была, на мой взгляд, неоправданно жесткой. Появись в те годы СПИД, реакция оказалась бы такой же – паника и поспешные решения. За этим последовала череда облав и арестов. Старые, полусгнившие дома на набережной сносили и сжигали. Однако никаких официальных обвинений не последовало, и ни один человек не был предан суду. Правительство твердило что-то невнятное о чрезвычайно заразной инфекции. Поговаривали, что заболевших тайком разместили по военным и флотским тюрьмам.

Таким образом, старый Инсмут почти полностью обезлюдел и даже спустя семьдесят лет практически не восстановил свою численность. Правда, теперь там имеется современная лаборатория, где работают специалисты – некоторые из них уроженцы Инсмута. Они продолжают изучать наследственное заболевание, а заодно оказывают потомкам тех, кто уцелел после полицейских облав 1928 года, посильную помощь. Я тоже работал там, пускай и недолго; признаюсь честно, занятие это неблагодарное. Я видел страдальцев на самых разных стадиях заболевания и порой мог предложить им лишь самую примитивную медицинскую помощь. Поскольку среди тамошних врачей и специалистов… как бы это помягче выразиться… бытует мнение, что для тех, в чьих жилах течет испорченная кровь, никакой надежды нет. И пока болезнь сама собой не растворится в общем генофонде, «инсмутскую внешность» не истребить…

Джилли восприняла его слова спокойно, даже слишком спокойно. Джеймисону подумалось о затишье перед бурей. Она смотрела, не мигая, куда-то перед собой, однако взгляд этот был скорее задумчивым, нежели отсутствующим. Несколько минут они сидели молча. Наконец старый доктор не выдержал и спросил:

– Ну что, Джилли? Вас все еще что-то тревожит?

Она перевела взгляд на него и ответила:

– Да, буквально одна вещь. Вы упомянули про вечную жизнь – будто морякам за поклонение Дагону и другим глубоководным божествам было обещано бессмертие… Но что, если некоторые отворачивались от этой веры, отступались от культа? Видите ли, незадолго до смерти Джордж частенько бормотал во сне, и я нередко слышала, как он твердил, будто не желает жить вечно – жить таким. Полагаю, он имел в виду свою болезнь. Но не могу поверить… хотя почему не могу? Я верю, что он разделял подобные взгляды. Как вы думаете, в-в-возможно ли, что мой муж был членом этого инсмутского к-к-культа? И есть ли в нем хоть крупица истины? Хотя бы малая толика?