Порча
Шрифт:
Что касается ее снов…
Задача оказалась не из легких, но терпеливый Джеймисон все-таки вытянул из Джилли кое-что о содержании ее кошмаров. Остальное рассказывала ему Энн, когда они возвращались с ней из Сент-Остелла после занятий. Неудивительно, что самые худшие из кошмаров Джилли были связаны с её бывшим мужем, Джорджем Уайтом. И не с его самоубийством, как ни странно, а с его болезнью, которая прогрессировала все быстрее до самой его смерти.
В частности, Джилли снились лягушки и другие амфибии, а также рыбы… но не создания природы. Герои ее кошмаров словно
Энн Уайт рассказала старому доктору, как ее мать бормотала всякую ерунду про «огромные влажные глаза, которые не закрываются», про чешую, «шершавую и острую, как напильник», про «кожные складки на шее Джорджа, которые открывались внутрь и пульсировали… будто жабры, особенно если он храпел или задыхался во сне». Но по дороге в город и обратно Энн обсуждала с ним не только кошмары матери. Похоже, девочка решила быть с доктором до конца откровенной.
– Я знаю, вы видели меня перед окном в тот день, когда привезли маме лекарство и долго с ней говорили про Инсмут. Я услышала ваши голоса, встала с кровати, вышла на лестницу и сидела там до самого конца. Сидела тихо-тихо и поэтому разобрала почти все ваши слова.
Джеймисон кивнул:
– Значит, твоя мама сказала что-то такое, о чем бы никогда завела речь при тебе? Скажи, наш разговор не слишком тебя расстроил?
– Ну разве что чуть-чуть, а так-то – нет, – ответила девочка. – Мне известно гораздо больше, чем думает моя мать. Но вот насчет того, что вы рассказали ей – в связи с моим отцом и этими ее снами… мне хотелось бы знать одну вещь… Ей об этом рассказывать необязательно.
– Вот как?
– Да. Вы сказали, что видели больных в Инсмуте «на разных стадиях заболевания». И я подумала…
– И ты подумала, что это за стадии? – поинтересовался доктор и сам же ответил на свой вопрос: – Есть стадии, а есть состояния. Смотря как идет дело с самого начала. В отдельных случаях порча может проявить себя уже вскоре после рождения, а может и дать о себе знать гораздо позже. У некоторых она вообще почти не проявляется внешне… Некоторые появляются на свет уже с уродством.
– Как Джефф?
– Ты права, как он, – кивнул Джеймс. – Все зависит от того, насколько испорчена, так сказать, кровь у родителей. Или по крайней мере хотя бы у одного из них. Или у кого-то из предков.
И тут Энн неожиданно заявила:
– Я знаю, что Джефф мой единокровный брат. Именно поэтому мама ничего и не имеет против нашей дружбы. Она чувствует себя виноватой из-за отца… в смысле, винит себя. И поэтому она думает о Джеффе как о члене нашей семьи. Ну или вроде того…
– А ты? Что ты сама о нем думаешь?
– Считаю ли я его братом, вы хотите сказать? – спросила она и нерешительно покачала головой. – Даже и не знаю. Отчасти – да. То есть мне он не кажется уродом, если вы об этом.
–
– Ненормальности? – Энн слегка наклонила голову и с любопытством, если не с вызовом, посмотрела на старика.
– Ну, хорошо, отличия от нормальных людей, – поправился он.
Она вновь взглянула на него, а потом произнесла:
– Хорошо, продолжайте. Расскажите мне об этих… стадиях и состояниях.
– Как уже говорил, одни уже появляются на свет с врожденными уродствами, – продолжил доктор, – а у других они постепенно развиваются в течение всей жизни. А кое-кто и вообще остается совершенно нормальным на вид. Таких людей в Инсмуте сейчас предостаточно. И всегда хватает тех, кто сохраняет подобие человеческой наружности на протяжении почти всей жизни, а меняться начинают лишь в преклонном возрасте. Тогда метаморфозы происходят буквально на глазах. В больнице, где я работал, некоторые из врачей-генетиков – кстати, тоже уроженцы Инсмута – пытались изменить у пациентов кое-какие гены. Они надеялись если не окончательно остановить процесс, то хотя бы замедлить его и тем самым еще на несколько лет подарить людям нормальную человеческую внешность, а значит, и нормальную человеческую жизнь.
– Человеческая наружность, метаморфозы, генетика, – задумчиво кивала Энн. – Послушать ваши объяснения, так это и не болезнь вовсе, а «метаморфоза». Ваши собственные слова! Как если бы куколка превращалась в бабочку или головастик – в лягушку. Вот только вместо головастика… – Неожиданно она нахмурилась и умолкла, задумчиво откинувшись на спинку сиденья. – Все это так сложно… Но мне кажется, ответы найдутся скоро, и я вроде бы уже начинаю понимать…
Она вдруг подалась вперед, и ее ремень безопасности натянулся.
– Ой, мы уже почта дома! – воскликнула она и испытующим взглядом посмотрела на Джеймисона. – Я даже и не заметила, как мы проехали деревню, а у меня еще осталась к вам пара вопросов. Один-два, не больше.
Старый доктор покорно сбросил скорость.
– Ну, давай спрашивай, – подбодрил он девочку.
– Этот культ Дагона… Эзотерический орден все еще существует в Инсмуте? То есть они до сих пор устраивают богослужения? Что, если человек с порченой кровью или уродливой внешностью не захочет оставаться со всеми, если отвергнет их учение и… сбежит из города? Я знаю, мама задала вам почти тот же самый вопрос. Но вы почему-то на него не ответили.
– Думаю… – проговорил Джеймисон, остановив машину перед домом Джилли. – Думаю, этот вероотступник сделал себе только хуже. Если в его внешности начнутся изменения, куда ему податься? Кто ему поможет, как не свои?
В этот момент в дверях показалась Джилли, бледная и растерянная. Однако Энн, выходя из машины, одарила старика проницательным взглядом, и он тотчас понял, что девочка все знает. Она действительно знает гораздо больше, чем предполагает ее мать.
Развязка не заставила себя ждать. Драма разыгралась во вторую неделю мая.