Порочные ангелы

Халле Карина

— Собираюсь проверить девчонку и принести ей завтрак. Док приготовил целый пир. Как думаешь, еще рано позволять ей есть с нами?

Хватаю полотенце и начинаю вытирать пот с рук и груди.

— Посмотрим, как ты убедишь ее поесть, не говоря уже о том, чтобы она сделала это с нами. Хотя нельзя сказать наверняка — я оставил ее в довольно уязвимом положении.

Он хмурится и вздыхает, прислоняясь к двери.

— Не думаю, что она понимает, насколько ее положение уязвимо.

— Я говорил буквально, но с тобой соглашусь, — говорю ему, вытягивая руки над головой. —

Она действительно считает, что Сальвадору наплевать на ее жизнь?

— Я все утро проверял телефон и е-мейлы, — отвечает он. — От него ни слова.

— Возможно, он еще не видел сообщение, — подхожу к скамье и беру в руки часы, которые снимаю только на время тренировок.

Мне не нравится, как мое запястье выглядит без них. Быстро надеваю их, и мгновенно чувствую облегчение от того, что тату прикрыто.

— Хави, он видел его, слово даю.

— Значит, он ждет, когда мы выдвинем свои требования. Он же не совсем дебил и не будет действовать опрометчиво.

— Надеюсь, ты прав, — говорит он. — В противном случае, все это было зря.

— Тебя это никоим образом не касается, — сердито смотрю на него.

— Эй, все в порядке, как скажешь, — он выставляет руки ладонями вперед.

Отвечаю ему взглядом, полным отвращения. У него вечно все в порядке, как будто картель — это одна большая вечеринка братства, где он может плыть по течению, трахая девчонок и пытаясь быть самой значимой персоной на территории кампуса. Он воспринимает все неправильные вещи всерьез.

Провожаю его взглядом, когда он покидает комнату, а после поворачиваюсь обратно к груше. Не обращая внимания на часы на запястье, начинаю ударять по ней снова, сильнее в этот раз. Ненавижу признавать это, но Эсте, болтаясь вокруг меня, посеял во мне семя сомнения.

Но, даже если Сальвадор не любит жену, у него по-прежнему есть гордость, и именно на нее я и рассчитываю. Надеюсь, эта гордость стоит части его империи. Я построил свою собственную империю — или отнял, зависит от того, кого вы спросите — и знаю, насколько она ценна для меня. Но моя гордость и мое лицо стоят не меньше.

В этой игре есть и другая часть, эта милая, упрямая Луиза, так смело решившаяся бросить мне вызов прошлой ночью. После того, как я оставил ее связанную на кровати, мне пришлось задействовать всю свою силу воли, чтобы не вернуться к ней и не показать всю серьезность моих намерений. Она не боялась меня — она даже не пикнула, когда лезвие порезало ее прекрасную кожу — и это меня раздражает. Не могу понять, на самом ли деле она не понимает, в какой опасности находится, или ей просто наплевать. Если последнее, то это делает ее более опасной, чем мне хочется признавать. Нужно, чтобы она оценила искусство насилия, красоту страха и хрупкость своей собственной жизни.

Нужно, чтобы ей не было наплевать. Если все пройдет хорошо, то она останется со мной еще на четыре дня, и за это время я заставлю ее волноваться, заставлю ее плакать и заставлю ее понять, кто я и что я могу с ней сделать.

Луиза

Не

уверена, как мне удалось проспать всю ночь с руками, связанными по бокам, и лицом, прижатым к кровати, но я это сделала и проснулась только тогда, когда услышала стук в дверь. Я знаю, кто это — Эстебан стучит, а Хавьер — нет — и надеюсь, что он просто свалит отсюда. Но, видимо, до такой степени его вежливость не распространяется.

Слышу, как открывается дверь и Эстебан говорит:

— Вау, да он не шутил.

Дверь закрывается, и он подходит до тех пор, пока я не чувствую, что он нависает надо мной. Напрягаюсь, ожидая его дальнейших действий.

— Развязать тебя? — Он кладет руку мне на поясницу. Я не отвечаю, потому что не хочу ничего у него просить. — Ну, я в любом случае это сделаю, — говорит он. После он начинает развязывать веревку, и как только мои руки падают возле меня, мои мышцы начинают кричать от боли. — Я не собираюсь причинять тебе боль, — бормочет он. — Давай помогу подняться.

Он тянется ко мне, но я собираю все свои силы, и сажусь, отмахиваясь от его рук.

— Не прикасайся ко мне, — я сердито смотрю на него.

— Как скажешь. Просто помочь хочу, — он поднимает руки вверх.

— Что-то сомневаюсь, — отвечаю я, поправляя рубашку и убеждаясь, что выгляжу прилично.

Он кивает.

— Я принес тебе кое-что.

Опускаю взгляд на его руки и замечаю, что он держит кусок ткани ярко-розового цвета.

— Это платье, — говорит он. — Ну, это на тот случай, если ты не хочешь носить рубашку Хавьера всю неделю. Или можешь вообще раздеться, если хочешь, — он криво улыбается, и мне хочется разбить нос и ему тоже. Только не уверена, что мне хватит на это сил: мои руки болят от того, что были связаны всю ночь, и я безумно хочу есть. Когда я не двигаюсь и не отвечаю, он кидает платье на мои колени. — Надень, — говорит он. — Обещаю отвернуться и не подглядывать.

— Мне плевать, смотришь ты или нет, — отвечаю ему, подняв подбородок.

Не хочу делать ничего из того, что говорит мне Эстебан или кто-либо еще, но оставаться в этой рубашке не вариант.

Он поднимает брови, но все равно медленно поворачивается ко мне спиной.

Быстро снимаю рубашку, вздрагивая, когда она задевает порезы на моей спине, и натягиваю платье. Оно без лямок, со сборками и талией, идеально прилегающей к моему телу. К той небольшой чести Эстебана, которая у него еще есть, он не поворачивается ко мне еще некоторое время.

— Выглядишь свежо, — комментирует он, осматривая меня. Его взгляд странный и я не могу определить его значение. Он хитрый, но в то же время не похотливый и не сексуальный. — Готова есть, или по-прежнему хочешь упрямиться?

Хочу ответить «да» на оба его вопроса.

— Я в порядке.

— Боюсь, у тебя нет выбора, — говорит он.

До того, как я успеваю отодвинуться, он хватает меня за руку и стаскивает с кровати. Мое запястье болезненно изгибается, и его пальцы сжимаю меня с ошеломляющей жестокостью, из-за которой я не могу сдержать визг, срывающийся с моих губ.