Порочные чувства
Шрифт:
Доказывая что-то.
Свою силу, должно быть.
Рот наполнил его вкус — все еще непривычный, но пьянящий не хуже той смеси азарта и страха, наполняющей меня. Но я все еще помню, что сделала выбор.
Мне нужно уйти от него, пока не стало слишком поздно.
Мне нужно, чтобы Марат сам меня оттолкнул.
И я прикусила его губу. Сильно. Больно. И почувствовала вкус его крови — металл и соль. Почувствовала, и… насладилась этим. Надеюсь, Марату больно. Сейчас он оттолкнет меня, отпустит, сама я не смогу…
Но Марат не отпустил.
Наоборот.
Мы посреди дороги, дождь не хочет прекращаться. Наоборот, усиливается. Холодный дождь, несмотря на жаркое лето.
А еще непроглядная тьма.
Влажный шум деревьев.
Стук сердца, отдающий в каждую клеточку тела. Бешеный пульс, стучащий в висках. Горячие ладони Марата, спустившиеся на мою талию, мягко давящие на нее. Его язык, нагло распоряжающийся моим ртом, заставляющий меня отвечать на это поцелуй…
… заставляющий наслаждаться им. Вцепляться в облепленные мокрой, белой рубашкой, мужские плечи, как в единственное постоянное в этом мире. И дышать в унисон.
Весь этот водоворот чувств засасывает меня на глубину.
— В дом, — Марат обжег меня горячим дыханием оторвавшись от моих губ. — Иначе я трахну тебя прямо здесь.
— Я тебя не хочу. Мне снова не понравится!
Во мне все еще кипит жгучая потребность уколоть Марата. Он ведь сделал мне больно, почему я не могу?!
— Не понравится, говоришь? Снова? — прохрипел он. — Посмотрим, Алика. Посмотрим, как тебе не понравится стонать подо мной всю ночь. Кричать и просить трахать тебя еще, и еще, и еще.
— Я не…
— Будешь. Обещаю, — оборвал он меня, поднял на руки, и понес обратно — в тот самый дом, из которого я пыталась сбежать, но так и не смогла.
Внизу живота пульсирует, требует продолжения нечто порочное, скрытое во мне, разбуженное поцелуями Марата. Я уткнулась лицом в мужское плечо, и сцепила руки на его шее.
Я уже не выплыву. Я сдалась.
Глава 22
Меня завораживают капли дождя, стекающие по смуглой шее Марата. Он несет меня по лестнице наверх, а я смотрю на него как загипнотизированная.
Низ живота тянет от страха и предвкушения.
Хочу слизнуть эти чертовы капли. Безумно хочу целоваться.
И сбежать. Я все еще помню, что Марат мне сказал, и как. Обида никуда не ушла, но он не извинится, вряд ли Марат вообще чувствует за собой вину.
Дверь он открыл ногой, в два шага преодолел расстояние до широкой кровати, и только тогда остановился.
— Ты дрожишь как заяц.
— Я тебя боюсь.
Марат осторожно опустил меня на кровать, словно я — великая драгоценность. Грубость его испарилась, и мне это непривычно. Будто сейчас он видит не тело, которое можно трахать, а… меня. Алику.
— Не бойся, девочка, — Марат снял с меня туфли, отбросил их на пол. — Просто не зли меня, и я не обижу.
Он неожиданно склонился надо мной, прижался губами к щиколотке, и… лизнул. Сделал то, что так хотела сделать я сама —
И целует.
Так горячо и остро. Возбуждающе. А ведь это только начало…
— Не надо, — попыталась поджать ноги, оттолкнуть Марата, но он не позволил. — Не надо так.
— А как нужно? — глухо спросил он, и прикусил кожу на коленке, и провел по сгибу колена пальцами.
Такое простое действие, но меня оно пронзило, как нож в сердце. Это самое сердце забилось еще быстрее, точно как у зайца, попавшего в тиски.
Я вся состою из оголенных нервов. И больше не принадлежу себе.
Ему принадлежу.
— Так как нужно, Алика? — Марат медленно задирает прилипающее к коже мокрое платье, и целует, сжимает бедра.
Ласкает языком, вырисовывает им знаки, и я трепещу, поджимаю пальчики на ногах.
И влажнею. Там, внизу, где все горит.
— Как обычно, — выдохнула я.
— Хочешь, чтобы я ткнул тебя лицом в подушку, и просто трахнул? Правда? — прохрипел Марат, приподнял меня и резко перевернул на живот.
Сейчас я так реагирую, что и от эгоистичного секса испытаю удовольствие, кажется.
Но лучше так, чтобы мне не привыкать.
Чтобы потом не было больно.
— Да, я хочу именно так, — выдохнула я, и почувствовала его пальцы на моей спине.
Марат развязал тонкую шнуровку на платье, заставил меня приподняться, и стянул мокрую тряпку. Я осталась в тонком, полупрозрачном и мокром белье, распластанная под разгоряченным мужчиной.
Марат опустился на меня, вдавил в мои ягодицы возбужденный член, и пророкотал:
— Не сегодня.
Против воли я приподняла бедра, толкнулась навстречу его члену. Дрожь только усилилась, мне уже не холодно, наоборот я в горячке. Живот стягивают судороги, я непроизвольно втягиваю его.
И потираюсь попой об эрегированный член. Снова и снова.
Это безумие какое-то — чувствовать, насколько Марат возбужден, и еще сильнее сходить от этого с ума.
— Ты такая нежная, — он прихватил кожу на моей спине, и лизнул её. — Нежнее я не встречал. Податливая такая… я охренеть как сильно хочу просто и безыскусно отыметь тебя сейчас. Чувствуешь, как стоит? — Марат еще сильнее толкнулся эрекцией в мою попу. — Нельзя быть такой уязвимой, Алика.
— П-почему? — всхлипнула я тихо.
— Потому что все предохранители летят в бездну.
Кожа горит от поцелуев Марата, от его языка, от шершавых пальцев, которыми он ласкает меня, давит на кожу. Изучает каждый её миллиметр. Поставь он меня сейчас на ноги — упаду, лужицей растекусь. В ушах гул и биение собственного сердца, качающего кровь, которая в огненную лаву превратилась.
— Никогда и никого я так не хотел… охренеть… никогда…
Марат хрипит что-то бессвязное, спускается поцелуями и ласками ниже поясницы, и начинает стягивать с меня влажное белье. Влажное не только от дождя.