Порочные инстинкты

Райт Сюзанна

Рони, не веря, выгнула бровь.

– Ладно, сделают, так как им нравится его мучить. Но Маркус готовился к такому.

– Ага, - согласилась Шайя.
– Он ни за что не позволит им испортить вечер вашей брачной церемонии.

Ох, но вышло именно так. Уже гораздо позже, когда вечеринка закончилась, Данте и Райан приволокли поющего Маркуса. Поющего Маркуса, лицо которого было разукрашено под тигра, и который был без одежды... не считая блестящих стринг.

Они втащили его в гостиную, и Данте произнёс:

– Это не мы. Твои братья напоили

его и вот в таком виде привязали к дереву.

– Ушлёпки. Убью.

– Что-то мне подсказывает, что тебе не придётся. В этот момент Кэти чихвостит Эли, а Шайя гонится за Ником с дробовиком, и я не шучу. Её последние слова были: "Беги, Альфачишка".

– Куда его положить?
– спросил Райан.

Рони вздохнула.

– На кровать.

Данте выгнул бровь.

– Уверена?

Она знала, о чём он думал: почему она не хотела заставить Маркуса страдать за то, что решил напиться с её коварными братьями, а не провести ночь с парой? Данте не понимал, что она заставит Маркуса страдать, но иначе.

– О, да, уверена.

Маркуса разбудил яркий утренний свет. Или стучащая боль в голове? Или раздражающий шум? Звук своего дыхания, понял он. Он хотел натянуть одеяло на голову, чтобы приглушить свет. Странно, но пошевелить рукой не мог. Он попытался снова, но результат тот же. Еще более странно, другой рукой он тоже не мог пошевелить.

Заставив себя открыть глаза, Маркус поморщился от солнечного света, который бил прямо в глаза. Пару раз моргнув, он повернул голову. Угу, его запястье привязано к кровати. Он повернул голову в другую сторону, ага, и другая рука тоже привязана. Более того, лодыжки привязаны к подножию. Он, совершенно голый, распростёрт на кровати.

Не смешно.

Подняв голову, он крикнул:

– Рони?
– И поморщился... даже от звука своего голоса в голове трещало.

Распутывая паутину, которой был заплетён разум, Маркус вспомнил события вечера. Вспомнил, как великолепно выглядела Рони, когда Трей проводил церемонию. Вспомнил, как причудливо она выглядела, испытывая неловкость. Как она не сбежала и не спряталась от вечеринки, чем он очень гордился. Вспомнил, как её братья... Дьявол!
– Рони!
– Тишина. Он начал вырываться из пут, но не смог ни на миллиметр их сдвинуть. Кажется, его пара отлично вяжет узлы. И почему он не удивлён? Не важно.

Выпустив когти, Маркус попытался вывернуть запястье так, чтобы разрезать верёвку. Ему нужно было лишь чуть полоснуть и смог бы вырваться. Но, не тут-то было. Верёвка не поддавалась.

– Продолжай резать, всё равно, ничего не выйдет. Верёвка против перевёртышей.

Он поднял голову и увидел, как его пара, со скрещёнными на груди руками, стояла, прислонившуюся к косяку, в том же черном платье, в котором была на церемонии. А ещё она не была счастлива. Справедливо было заметить, что у него было оправдание. Хотя он не думал, что оправдание: "Твои братья сказали, что я не перепью их, а мужская гордость приказала принять вызов" поможет в этом случае.

– Конфетка...

Рони

оттолкнулась от косяка, пришпилив Маркуса взглядом и давая возможность увидеть всю свою раздражительность.

– М?

Маркус выдохнул.

– Ты злишься.

– Злюсь? С чего вдруг? Ты же просто позволил братьям напоить себя, хотя прекрасно знал, насколько они хитры. Ты решил провести время с ними, а не со мной. Случись это в другой момент, мне было бы всё равно. Но в ночь нашей брачной церемонии... да, это проблема.

Понимая, что налажал - и немного нервничая, учитывая, что его пара, когда разойдётся, становится злобной - он печально произнёс:

– Извини.

Она подошла к изножью кровати.

– Это была наша брачная церемония. По твоим словам, один из особенных вечеров для нас, как пары... и ты просишь прощения?
– Это лучшее, что он мог. Чёрт, ей следовало оставить стринги и "боевой" макияж.

В её глазах он увидел волчицу и её праведный гнев.

– Милая, я заглажу вину.

– Конечно.
– Рони сняла платье, наблюдая, как в его глазах вспыхивает голод.
– Ты дашь мне то, чего я хочу.

– Да, - низко рыча, пообещал он.
– Только развяжи, и я...

Она рассмеялась.

– Развязать? Зачем?

Она, должно быть, шутит.

– Сладкая, прости.

– Знаешь, раньше мне никогда не прельщало кем-то руководить. Но сейчас, вид тебя связанного, подвластного моим желаниям... в этой идее есть свои достоинства.

Он напрягся.

– Рони...

– Что? Тебе не нравится мысль не быть у руля? Что не сможешь взять всё, что хочешь? Что получишь лишь то, что я тебе дам?

Не нравятся. Но сдержать стон, когда Рони провела пальцем по бедру, не смог. Прочистив внезапно пересохшее горло, он прохрипел:

– Чего ты хочешь?

– Того же, что и прошлой ночью.
– Она провела ногтями по другому бедру, заставляя Маркуса зарычать, и посмотрела на его пах.
– Хм-м. Вроде тебе не нравится ситуация, но, тем не менее, ты твёрже камня.

– Потому что ты голая стоишь передо мной. И я чувствую запах твоего возбуждения.
– А если честно, его это заводило, и пробуждало любопытство, что же его волчица станет делать. Но, проклятье, он не должен настолько любопытствовать, потому что доминантные мужчины не подчиняются. Прежде, он ни в каком виде не подчинялся. Даже Трею, поэтому и был отличным стражем. Альфа не искал домашних питомцев, выполняющих команды, ему нужны были люди с мозгами.

– И всё?
– с сомнениями спросила она.

– Всё.

– Ясно.
– Рони залезла на него и провела языком от пупка до одного тугого соска, по которому ударила кончиком языка. Маркус зашипел, а Рони прижалась к его торсу и начала тереться, как кошка. Маркус застонал, наслаждаясь прикосновением её кожи, и выгнулся, чтобы кончик члена коснулся её тела. Желая вкусить её губы, он поднял голову и приказал:

– Иди сюда.

Она провела языком вокруг другого соска.

– Нет.