Порочные круги постсоветской России т.1

Кара-Мурза Сергей Георгиевич

Откуда это в наших аристократах духа? Этот тяжелый вопрос поднял Достоевский: как вышедший из аристократов Ставрогин так легко нашел общий язык с уголовником-убийцей? А ведь эта наша субкультурная элита оказалась не только в «духовном родстве» с грабителями. Порой «инженеры человеческих душ» выпивали и закусывали на ворованные, а то и окровавленные деньги. И они говорят об этом не только без угрызений совести, но с удовлетворением. Вот писатель Артур Макаров вспоминает в книге о своем друге Высоцком: «К нам, на Каретный, приходили разные люди. Бывали и из “отсидки”… Они тоже почитали за честь сидеть с нами за одним столом. Ну, например, Яша Ястреб! Никогда не забуду. Я иду в институт (я тогда учился в Литературном), иду со своей

женой. Встречаем Яшу. Он говорит: “Пойдем в шашлычную, посидим”. Я замялся, а он понял, что у меня нет денег. “А-а, ерунда!” — и вот так задирает рукав пиджака. А у него от запястья до локтей на обеих руках часы!.. Так что не просто “блатные веянья”, а мы жили в этом времени. Практически все владели жаргоном — “ботали по фене”, многие тогда даже одевались под блатных… Мы были знакомы с такой знаменитой компанией “урки с Даниловской слободы”. Или точнее — евреи-урки с Даниловской слободы — профессиональные “щипачи”» [33].

И тут же Артур Макаров гордится тем, что: «Меня исключали с первого курса Литературного за “антисоветскую деятельность” вместе с Бэлой Ахмадулиной».

Чтобы особый дух уголовной культуры навязать, хоть на время, большой части народа, трудилась целая армия поэтов, профессоров, газетчиков. Первая их задача была — устранить из нашей жизни общие нравственные нормы, которые были для людей неписаным законом.

Экономист Н.П. Шмелев призывал: «Мы обязаны внедрить во все сферы общественной жизни понимание того, что все, что экономически неэффективно, — безнравственно и, наоборот, что эффективно — то нравственно» [37].

Да, промысел Яши Ястреба был экономически эффективнее труда колхозника или учителя. Но как же могла наша либеральная элита попасть в эту ловушку? Ведь они мечтали устроить в России капитализм, а его основоположники, философы либерализма, специально предупреждали: «совесть — выше выгоды!». Или то, что безнравственно — неэффективно. Потому-то они и смогли усмирить «дикий капитализм», хотя и с большими трудностями и рецидивами.

Тяжелое следствие (и причина) кризиса культуры — легитимизация преступника. Сращивание «светлой» культуры с культурой уголовной — одна из самых драматических сторон культурного кризиса России последних тридцати лет. Это — особая сторона современной национальной трагедии, о ней скажем подробнее.

Уже в XIX в. осознавалась, в том числе и в России, опасность для общества распространения криминальной субкультуры среди массы граждан. Как пишут криминологи, человек как социальное существо развивается или в группе законопослушных людей — или «в преступной шайке, у членов которой есть устойчивая система ценностей, отличающаяся от системы ценностей, существующей в большом обществе. Личность в такой среде развивается в соответствии с ценностями и нормами своего окружения, не воспринимая ценностей культуры в целом». Академик В.Н. Кудрявцев, говоря о «нравах переходного общества», уже на первом этапе реформ предупреждал, что «преступная субкультура — не экзотический элемент современных нравов, а опасное социально-психологическое явление, способное самым отрицательным образом воздействовать на многие стороны общественной жизни».

Криминолог И.М. Мацкевич пишет об этой стороне реформы: «В последние десятилетия произошли существенные перемены в отношении общества к преступности и ее проявлениям. Криминальная субкультура, о которой раньше предпочитали не говорить, в настоящее время получила легальный статус наряду с общей культурой. Некоторые утверждают, что это часть общей культуры и нет ничего страшного в том, что общество будет знать некоторые постулаты криминальной субкультуры. Между тем, не учитывается самое главное — криминальная субкультура — это не часть общей культуры, а ее прямой антипод. Кроме того, по своей природе она социально агрессивна.

Представители криминальной

субкультуры не жалеют ни сил, ни средств для того, чтобы вытеснить лучшие вековые традиции культурного наследия человечества и подменить их суррогатом сомнительных произведений так называемого тюремного искусства. При этом подмена понятий происходит в завуалированных формах, откровенно уголовные песни называются почему-то “бытовыми” песнями, уголовный жаргон и терминология — “бытовым” разговором. Никого не удивляет, что ведущие журналисты разговаривают со своими читателями на страницах газет и по телевидению на полублатном языке… Я уже не говорю о том, что массовыми тиражами выходят книги, написанные на матерном языке. В игровых фильмах актеры позволяют себе нецензурно выражаться, чтобы, как говорят режиссеры, приблизить экранную жизнь героев к реальной» [18].

Выпустив из бутылки джинна криминальной субкультуры, государство не защитило от него даже собственные силовые структуры. Социолог из Минобороны РФ С.В. Янин писал в 1993 г.: «В воинские коллективы вливается все больше молодых людей, усвоивших нормы преступного мира. Своим привычкам они стремятся следовать и в армии, что не может не сказываться на нравственно-психологическом климате…

Падение общей культуры, пренебрежительное отношение к нормам общественного поведения, правилам воинского этикета серьезно осложнили нравственно-психологический климат в воинских коллективах. Как итог, в войсках увеличилось количество случаев аморального поведения: бесчинств по отношению к местному населению, хулиганств и драк, хищений личного и государственного имущества. Возросла преступность среди всех категорий военнослужащих. В процессе реформирования Вооруженных сил практически оказалась разрушенной система нравственного стимулирования воинского труда» [34].

Криминализованный «рынок» соблазнил даже деятелей высокой культуры. Вот один из последних примеров — сериал «Сонька — Золотая Ручка», который снял Виктор Иванович Мережко. Он восхищен ею — «талантливая воровка». В этой воровке, которая действовала в составе банды, он видит героя, востребованного нынешним обществом: «Она уже легенда. И войдет в число женщин-героинь обязательно! Это наша Мата Хари. Но не шпионка, а воровка». Национальная героиня России! В этих похвалах Мережко поддерживает телеканал «Россия»: «Ее таланту и авторитету в уголовном мире не было равных».

В русском фольклоре с уважением отзывались о мятежниках, иногда и о разбойниках с трагической судьбой, но не о профессиональных ворах и грабителях. Мережко говорит о том, что его побудило прославлять Соньку: «Уникальность и романтичность личности. Другой такой в нашей истории не было. Она не бандит вроде Пугачева или Разина». Вот теперь о ком надо слагать народные песни типа «Есть на Волге утес» — о воровке, опоэтизированной искусством.

Режиссера спросили: хотелось ли бы ему встретиться с живой Сонькой? В ответ: «Конечно! Обязательно выразил бы ей свой восторг, уважение». Уважение! Мережко воровку уважает и детей учит: «Мы с дочкой даже сходили на Ваганьковское кладбище, где, по легенде, лежит Золотая Ручка. Нашли мраморный памятник, цветочки положили.» [19].

В результате сегодня одним из главных препятствий на пути возврата России к нормальной жизни стало широкое распространение и укоренение преступного мышления. Это нечто более глубокое, чем сама преступность. Этот вал антиморали накатывает на Россию и становится одной из фундаментальных угроз.

Заключение: генезис культурного кризиса на исходе СССР

Преодоление нашего культурного кризиса возможно лишь в рамках цивилизационного проекта. Кто же автор и носитель такого проекта? Н.Я. Данилевский представил плодотворную модель — надклассовую и надэтническую абстрактную общность, которую назвал «культурно-исторический тип» [47].