Порочный ангел

Мейси Э. Дж.

— Я никогда не могу сказать, Гейвен, — когда Ангел произносила мое имя, это заставляло мои внутренности скручиваться, как мерзкие змеи, скользящие друг по другу, возбуждение кипело под их чешуей, — угрожаешь ты мне или делаешь предложение.

Ухмылка появилась на моих губах.

— И то, и другое, — сообщил я ей, подходя ближе. — Всегда и то, и другое, любовь моя.

У нее перехватило дыхание, когда мой член прижался к ней. Ее глаза расширились, а ноздри раздулись. Все признаки того, что женщина поддалась искушению. Хорошо. Я хотел, чтобы она это почувствовала. Голод. Любопытство. Там, где я был весь в крови, неважно, насколько

невидимой, она отличалась от меня настолько, насколько это вообще возможно для человека. Было смешно, что я думал о том, чтобы привязать ее к себе на всю оставшуюся жизнь. Пометить ее как свою. Но я не просто думал об этом; я собирался воплотить это в жизнь.

Спокойное совершенство на фотографии, которую показал мне Рафаэлло, когда делал свое первоначальное предложение, было мимолетным. Реальность была совершенно иной. Я становился одержим своей будущей женой. Каждый ее хрупкий, поддающийся разрушению дюйм. Я хотел разбить ее на миллион кусочков, а потом собрать ее обратно и залить золотом между трещинами. Я хотел посмотреть, смогу ли я вообще сломить ее. До сих пор она оказывалась гораздо более долговечной, чем я когда-либо ожидал.

Ресницы Ангела затрепетали, и движением, в котором отсутствовало какое-либо намерение, она высунула язык. Ее зубы немедленно последовали за ним, впиваясь в пухлую нижнюю губу. Именно этот взгляд, это одно маленькое движение решили ее судьбу.

— Ты…

Больше она не смогла вымолвить ни слова. Мои руки впились в тыльную сторону ее бедер и приподняли ее, обрывая все, что она могла бы сказать в мгновение, когда она задохнулась от шока. Эти карие глаза метнулись к моим, и она взвизгнула, когда я положил ее задницу на стол у нее за спиной. Одним быстрым движением моей руки все мелкие предметы, которые были там выставлены, разлетелись по полу. Раздвинув ее ноги, я наклонился и начал приподнимать складки ее платья. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что я делаю.

Однако, как только она поняла, она меня не разочаровала.

— Гейвен!

Шок и ярость отразились на ее лице, когда она схватила свое платье и попыталась одернуть его обратно; от этого сопротивления моя улыбка стала еще шире.

— Прекрати, — прошипела она.

— Нет.

Я хотел ее ярости. Я хотел увидеть, как ее невинность превратится во что-то новое. Хотел разорвать ее на куски и переделать в свою идеальную королеву. Я имел в виду каждое слово, когда сказал ей, что хочу наполнить ее живот своим семенем и наблюдать, как он растет вместе с моим ребенком. Но еще хотел гораздо большего, чем это. Я хотел связать ее и наполнить до краев своей спермой. Хотел увидеть, как она подавится этим, как ее глаза будут молить меня об облегчении. Облегчение, которое я не собирался дарить. Скоро она поймет, что все, чего я хотел, было тем, чего она жаждала бы. Я бы сорвал лепестки ее невинности, разорвал их на кусочки, чтобы их нельзя было собрать обратно. Тогда и только тогда она, наконец, раскроет мне свои самые сокровенные, мрачные желания. Я уже представлял, как с ней происходит перемена, когда мои пальцы коснулись внутренней поверхности ее бедер, в то время как я задирал юбки ей на бедра, и ее тело качнулось навстречу мне.

— Раздвинь свои гребаные ноги, Ангел, — прорычал я.

Она пристально посмотрела на меня и в ответ сжала колени вместе, заставляя меня схватить их и раздвинуть еще дальше друг от друга. Она вздрогнула, когда я раздвинул ее до невозможности широко, мои руки обхватили ее

под коленями. Я приподнялся, и мягкая и нежная ткань ее платья зашуршала от моих движений.

— Ты испортишь платье, — огрызнулась она. — Все узнают.

— Тебя это смущает? — размышлял я вслух.

Яркий румянец окрасил ее щеки.

— Да, — прошипела она в ответ.

— Хорошо.

Более того, я раздвигал ее ноги до тех пор, пока она полностью не легла на спину на стол, почти сложившись пополам.

— Держи свои ноги.

Ангел покачала головой взад-вперед.

— Мы не должны этого делать, — сказала она.

— Кому какое дело до того, что мы должны делать?

Я не смог сдержать рычания в своем голосе. Мой член пульсировал в моих брюках, а ее нежная маленькая киска была так близко. Я был близок к тому, чтобы потерять над собой контроль, что встречается еще реже, чем женщина, которая заинтриговала меня так, как она это сделала.

— Я делаю все, что, черт возьми, захочу, — сообщил я ей, раздвигая ее ноги еще шире, несмотря на ее вялое сопротивление.

Мои пальцы оставили белые чулки, которые были надеты на ней под платьем, и двинулись вверх, пока я не коснулся шелковистой плоти. Стон вырвался из моего горла, когда ее взгляд метнулся к моему. На ее прекрасном лице появился румянец. Он стекал по ее щекам и растекался по коже верхней части груди, которая поднималась и опускалась, приподнимая ее груди и почти вываливая их из выреза платья в форме сердца.

— Я, блядь, чувствую твой запах, Ангел, — прошептал я, наслаждаясь искрой унижения, которая зажглась в ее взгляде, когда он скользнул вниз к моему лицу, а затем в сторону, как будто она могла скрыть это, если бы не смотрела на меня. Подойдя ближе, я просунул свои бедра между ее бедрами, держа ее ноги раздвинутыми.

Тяжело дыша, она взглянула на меня из-под опущенных ресниц.

— Зачем ты это делаешь? — спросила она.

Я запустил пальцы в тонкое кружево ее нижнего белья и потянул крошечные белые стринги вверх по ее бедрам, пока они не зацепились за колени. Она выглядела как праздник, разверзшийся передо мной, окруженная всем этим невинным белым кружевом, с выставленной напоказ киской.

— Потому что… — мои глаза были прикованы к ее телу. — Я могу, Ангел.

Я схватил ткань ее юбок и задрал ее еще выше, оставив ее в платье стоимостью в несколько тысяч долларов, застегнутом на талии. Ее груди все еще были стянуты корсажем, и как бы сильно я ни хотел освободить их — покусать и полизать то, что, как я был уверен, было тугими, заостренными маленькими сосками, — моей целью была ее киска. Я скользнул двумя пальцами между ее обнаженных складочек, и когда они разжались, стала ясна правда ее чувств.

Поднеся руку к ее лицу, я выставил перед ней свои липкие пальцы, демонстрируя свидетельство ее возбуждения.

— Кто-то не очень честная маленькая девочка, да? — насмехался я над ней.

Слабое рычание вырвалось у нее, когда она посмотрела на меня в ответ.

— Если ты собираешься трахнуть меня, тогда просто сделай это, Гейвен. Не мучай меня так.

— О, но это то, что я люблю, милая, — ответил я. — Мне нравится мучить тебя. Заставлять тебя сомневаться… трахнет ли он меня? Засунет ли он в меня свой кулак? — все ее тело напряглось при этом последнем замечании, и я усмехнулся. — Не волнуйся, любимая, — заверил я ее. — У меня нет намерения заставлять тебя идти к алтарю после того, как я снова засуну свой кулак в твою киску.