Порочный брат моего жениха
Шрифт:
Может, и хорошо, что из академии меня выперли, понимаю Алекса, этим миром не хочется пользоваться, в нем не терпится пожить самому.
И...он неплохо устроился, ведь девушка эта рядом стоит и с наслаждением втягивает дым, которым я дышу.
– Вы же придёте на премьеру?
– она улыбается.
– У меня главная роль. Но вы если репетицию посмотрите, сразу увидите - Ангелину надо гнать. Она практикантка, ничего не умеет, она...
Перестаю слушать, слухом зацепился за это имя - Ангелина, и думать больше ни о чем не могу, она здесь,
Окидываю взглядом театр и кидаю бычок в урну, взбегаю по ступенькам.
Врываюсь в прохладный холл.
На лавочках сидят какие-то барышни, актрисы, наверное, мой взгляд блуждает, насколько охватить могу этот холл, лестницы, и ее не вижу, но тут вдруг натыкаюсь на пропажу.
Она поднимается из подвальчика внизу, нервно поправляет русые волосы.
Короткие белые шорты, длинные ноги, я смотрю, не могу оторваться, лишь в глухих платьях и длинных плащах ее видел, а тут почти голая, как и все вокруг, она идёт, одергивает белую футболочку, и больше я не сдерживаюсь.
Тараном пру на нее.
Роняю какую-то вешалку, она глухо брякается, Ангелина вскидывает взгляд, и там, в глазах, этот мир отражается, гром и молнии, море, волны, взбесившаяся стихия.
– Алекс...- начинает она.
– Финн, - обрубив, хватаю ее за талию и вжимаю в стену, здесь же, возле ступенек, на ее губы набрасываюсь, и мне отключает рассудок.
Как долго я ждал, как хотел.
Моя богиня, сладкая, нектарная, моя девочка, стискиваю узкие бедра и впиваюсь в нее, я ее съесть готов, так глубоко целую, ввинчиваюсь в желанный рот.
Она моя, я ее не отдам никому.
Чувствую, как ее руки вокруг моей шеи обвиваются и объятия становятся крепче, сжимаю ее ягодицы, касаюсь голой кожи, пальцами лезу под край белых шортов, я хочу ее всю.
И она откликается, отвечает так жадно, она соскучилась, моя крошка.
И когда я уже о любви ей мотив напеть готов, рассказать, как я бежал за ней, как нашел ее - меня легко похлопывают по плечу.
И до жути похожий на мой голос говорит:
– Брат, ты тоже оттуда сдернул? Как там семья? От ангелочка оторвись на секунду, давай хоть поболтаем с тобой.
Ангелина
Что происходит?
Прикасаюсь к ноющим, приятно припухшим губам, перевожу взгляд с одного парня на другого, а в мыслях лишь: «Что здесь, вашу мать, происходит?»
– Ты Финн, - говорю заторможенно парню, и звучит это обвиняюще.
И смешно.
Так как парень, который упоительно меня целовал, и я с жаром возвращала ему ласки, кивает с усмешкой.
– Я Финн, да. А ты наблюдательна.
– А ты… Алекс, - смотрю на нашего наглого спонсора, и тот закатывает глаза.
Братья переглядываются, и я будто слышу их немой разговор о моей тупости.
– Значит, это… это не привиделось мне? – шепчу, ужасаясь своим мыслям: - Ада, другой мир, ты и Магнус? Все это правда?
Оба они – и Финн, и Алекс совершенно одинаково хмурятся при упоминании имени Магнуса.
Как я и Ада, ненависть к которой я помню.
И до сих пор ведь, даже когда уверена была, что эта гадина мне привиделась, я иногда смотрела в зеркало с неприязнью – словно не на саму себя смотрела, а на нее, будь она проклята!
– Ты думала, что того дня не было? – Финн приподнимает бровь, улыбается, и становится до боли родным. – И всего, что между нами было, ты считала, что тоже не было? Лина, ты ведь девушка, и на теле остаются определенные следы…
– Замолчи, - шикаю, и краснею.
Мы ведь были близки – я отчетливо помню каждую секунду, каждое его движение во мне. Как Финн брал меня, всю без остатка – жадно, агрессивно, одержимо. И следы… следы остались, вот только я в таком шоке была, что списала все на падение на кафель. Даже засосы на груди.
Поднимаю взгляд на Финна, и шепчу:
– И что все это значит?
– Я пришел к тебе, Лина. Насовсем пришел, понимаешь? Ты теперь моя, а я твой, - Финн произносит эти важные слова так просто, будто о погоде говорит. Или о походе в магазин.
А он ведь о жизни, о нас. Вот только…
– Ты ведь Аду любишь! Вот иди, и ищи ее! Я – не она, и заменой твоей великой любви быть не собираюсь, ясно? – я агрессивна, но как вспомню одержимые взгляды мужчин, такая злость берет. – Она где-то здесь шляется, на вокзале ее встретила. Иди, Финн, ищи ту, к кому действительно пришел. Я второй не буду, мне хватило того, что пришлось играть самую неприятную роль в своей жизни – роль твоей невесты.
– Ты - моя невеста, - упрямо говорит Финн, а мне головой об стену биться хочется – он до сих пор думает, что я – это Ада?
– Иди к дьяволу!
– Только вместе с тобой, Лина.
– А у вас горячо, - весело замечает Алекс, и я вздрагиваю: мы ведь такое личное при нем обсуждали – при совершенно чужом человеке!
– Лина у нас роковая женщина, как здесь выражаются.
– Это Ада – роковая женщина, а я – девушка, которую лучше оставить в покое.
Разворачиваюсь, и отбегаю от этих двоих. А в голове крутятся кадры, как Финн меня Адой называл, с какой нежностью смотрел. На нее, не меня! Во мне он ее видел – стерву эту.
Наведенная это любовь, или нет, но наконец-то я могу быть самой собой, и не притворяться, что это не обидно.
Обидно. Больно. Сердце разрывает, и в грязь втаптывает.
– Лучше бы это сном оказалось. Или галлюцинацией, - шепчу я и бегу в зал.
– Что ты там бормочешь? – Ника, только что мною замеченная, стоит у деревянной двери, и нос свой кривит. – Роль повторяешь? Так лучше ты играть не станешь. Ты вообще здесь играть не будешь – я об этом позабочусь.
Странно, но и это меня не трогает больше, хотя еще недавно важным казалось. Ни злобная Ника, ни карьера моя, ни даже того, что в другом мире была – все это несущественно.