Порочный круг
Шрифт:
— Меня зовут Феликс Кастор. Сегодня утром вы заезжали в мой офис.
— Мистер Кастор! — Радость и возбуждение до неузнаваемости изменили интонации незнакомца. Эх, вот бы женщины на меня так реагировали! — Спасибо, что перезвонили! Спасибо огромное! Вы сейчас в офисе?
— Да, если хотите назначить встречу…
— Мы приедем сейчас же! То есть… простите, не согласитесь ли вы нас принять? Мы тут неподалеку… Вам удобно?
Может, соврать для спасения престижа и доброго имени? Не стоит сразу же идти на поводу у клиента: дашь слабину — моментально сделает неверные выводы по поводу твоей востребованности. Однако здесь, похоже, особо рекламировать себя не придется.
— Да, — вздохнул я, — конечно, приходите.
Они представились,
Стивен — высокий блондин; его загар хоть и выглядел натуральным, был приобретен явно не в Харлсдене. Свинцово-серые глаза сделали бы лицо суровым, но их выражение — открытое, застенчивое, немного нервное — сводило суровость на нет. Прекрасно скроенный темно-серый костюм наверняка шили на заказ — готовые так не сидят; на небесно-голубом галстуке красовалась покрытая эмалью булавка в виде молоточка судьи. Вместо элегантной барсетки Стив крепко сжимал пластиковый пакет для мусора, по-видимому, тяжелый: чтобы ответить на мое рукопожатие, его пришлось опустить на пол. Дешевый пакет откровенно выпадал из образа, но я решил: со временем разберусь и с ним. Рукопожатие, с помощью которого я надеялся заглянуть в душу загорелого красавца, не рассказало абсолютно ничего. Неизвестное чувство, позволяющее следить за мертвыми, иногда открывает и мысли живых, но для этого нужен близкий контакт. В Стивене Торрингтоне чувствовалась лишь горячая решимость, затмевавшая все остальное.
Мелани тоже была блондинкой и тоже высокой — эту пару создали на небесах или в эксклюзивном загородном клубе на полпути к ним. На аристократически красивом, судя по здоровой стороне, лице выделялись высокие скулы и яркие голубые глаза, испещренные крапинками более светлого оттенка. Увы, общую картину портил огромный синяк. Создавалось впечатление, что Мелани попала в аварию, или кто-то намеренно швырнул ее о стену.
Как и у Стива, безупречная одежда Мелани красноречиво говорила о богатстве и высоком социальном статусе. Как и супруг, она казалась запертой в саркофаге напряженных эмоций: постучи пальцем — услышишь гулкое эхо. Руки судорожно переплелись на груди: миссис Торрингтон будто обнимала себя, желая утешить. Осторожно пожав ее ладонь, я ощутил спутанный клубок отрицательных и положительных чувств: страх, гордость, стыд, огромную любовь, снова страх — «кошкина люлька» [17] переживаний, которые по идее не должны соседствовать.
17
«Кошкина люлька» — известна как «колыбель для кошки», «ниточка», «веревочка»; детская игра, в которой один из партнеров растягивает на пальцах обеих рук связанную в кольцо нитку, а второй должен снять нитку с его пальцев и надеть на свои, переплетя нитку так, чтобы получился симметричный узор.
Стив был солиситором семейной компании в Сток-Ньюингтоне, можно сказать, без пяти минут партнером, Мелани — барристером. Так они познакомились и восемнадцать лет назад поженились. Безобидный светский разговор получался каким-то вымученным и напряженным, словно я спрашивал супругов, где и каким образом они подхватили сифилис.
Напряженной обстановка казалась и по другим причинам. Всего три человека, а в моей комнатке уже тесно. Прибавьте к этому молоко, которое я в прошлый раз оставил в переносном холодильнике: с тех пор оно скисло, позеленело и превратилось в среду обитания новой жизни. Облепленные плесенью кружки пришлось спрятать за шкафчиком. В общем, представительский фасад покосился сильнее обычного, и, усадив гостей, я не мог даже предложить им кофе. Раз так, лучше сразу перейти к делу.
— Что вас ко мне привело? — осведомился я.
— Наша дочь… — пробормотала Мел. Отек на левой щеке делал ее голос хриплым и невнятным. Казалось, два слова выкачали из миссис Торрингтон всю силу: она будто онемела.
— Эбби… — пришел на помощь Стив. — Эбигейл… Она пропала…
Если в голосе Мел чувствовалась настороженная, старательно вымученная апатия, то ее супруга обуревало столько неопределенных эмоций, что он ими буквально давился и захлебывался. Порывшись в бумажнике, Торрингтон достал какой-то маленький прямоугольник и протянул мне. Я перевернул его лицевой стороной — небольшая, как на паспорт, фотография девочки. По лицу и сложению ей лет тринадцать-четырнадцать. На шее золотой медальон сердечком, прямые белокурые волосы казались, как пишут на бутылочках кондиционеров, «тонкими и непослушными», улыбка — неловкой, будто извиняющейся, а глаза… глаза — немного грустными и затравленными. Хотя, наверное, мне только почудилось, и воображение дорисовало этот нюанс с учетом того, что случилось потом.
— Очень жаль, — проговорил я, вложив в слова не больше искренности, чем полагалось в такой ситуации. В конце концов, Торрингтонов я видел впервые, а Эбигейл была пока только именем. — Давно это произошло?
У меня есть глупая привычка: когда нечего сказать, начинаю задавать вопросы, словно доктор, которому нужно определиться с диагнозом.
Стив посмотрел на Мелани, и она с колоссальным трудом облекла мысли в словесную форму.
— В субботу, — ответила миссис Торрингтон так осторожно и неуверенно, будто шла по минному полю. — То есть позавчера… Позавчера мы видели ее в последний раз и тогда же случилось… кое-что еще. Нечто, возможно, связанное с ее исчезновением.
«Возможно, связанное» резануло по ушам, и только я решил сосредоточить на этом внимание, как заговорил Стив:
— Мистер Кастор, нам бы хотелось, чтобы вы ее нашли.
Поведение миссис Торрингтон подтолкнуло меня к другому выводу, я и уже открыл рот, чтобы произнести речь, с которой сотни раз выступал перед клиентами, так что просьба Стивена немного выбила из колеи. Закрыв рот, я изумленно глядел на супругов и лихорадочно думал, что сказать.
На месте Торрингтонов многие стали бы искать подтверждение того, что Эбигейл еще не покинула мир живых. Большинство моих коллег подобные услуги оказывают, хотя выполнить обещание способны далеко не всегда. Так и подмывало согласиться: да, я отыщу дух Эбигейл и постараюсь выяснить, живет ли он еще в ее теле, но с огромным количеством условий и оговорок. Ведь даже при наилучшем стечении обстоятельств и удачно выбранном предмете, на котором я стараюсь сосредоточиться, найти можно далеко не любой дух. Порой люди умирают очень быстро и не воскресают. Иначе говоря, отсутствие духа еще не означает, что человек жив. В обратное поверит лишь самый наивный из недобросовестных специалистов по изгнанию нечисти.
Так или иначе, подобные выкладки не пригодились. Я получил другое предложение, значит, и варианты открывались совсем другие. При желании за работу можно было взяться. Некоторые способы розыска живых доступны, как бы покорректнее выразиться, лишь специалистам моей профессии, но я их практически не использую. За исключением случая Рафи, с демонами не контактирую и не поднимаю мертвых из могил, чтобы выкачать информацию. В общем, я никогда не тревожу покой усопших. Да, если хотите, это один из моих этических принципов.
Отсюда напрашивается вариант номер два: Торрингтонам следовало отказать, но как можно мягче и аккуратнее.
— Розыск пропавших не по моей части, — в конце концов заявил я. Прозвучало неубедительно и — я сам чувствовал — довольно холодно. Попробую иначе.
— Уверен, вы уже обратились в полицию, и они делают все необходимое. Я к этому ничего существенного не добавлю. Думаю, вам стоит дождаться результатов расследования и лишь потом предпринимать самостоятельные шаги. Или, по крайней мере, поставить в известность детектива, который занимается исчезновением Эбигейл. Понимаю, это слабое утешение, но лучше полицейских вам вряд ли кто поможет.