Шрифт:
Пролог
Возможно, жизнь – это запрограммированный процесс, а возможно всего лишь система случайностей. У компаса четыре стороны света, земля крутится вокруг солнца, а в сутках двадцать четыре часа. Ты поворачиваешься вправо и видишь восток, прислушиваешься к тишине и слышишь звук секундной стрелки, прикрываешь глаза и «чувствуешь» земное вращение. Ты живешь среди сотни правил и предубеждений…
…если пропускаешь завтраки – будет гастрит, плохо учишься – не найдешь хорошую работу, предашь любимого – и потеряешь его. Ты живешь по правилам написанными
…тайн.
И если систему правил уже не изменить, то в конце должны по крайней мере поставить звездочку и дописать «не касается людей с тайнами». У меня они есть, и самое опасное то, что они есть у каждого из нас.
Тайны от себя самих. Тайны от любимых. Тайны от общества, государства и… Бога. И, если некоторые тайны мы порождаем самостоятельно, то другие – получаем случайно. По крайней мере мне хочется верить, что они случайны. Потому что, если нет, то кто запрограммировал такую историю для нас?
Самыми черными чернилами…
Самыми острыми иглами…
Самыми горячими тайнами…
Глава 1
Тайна любви выше тайны смерти.
– Оскар Уайльд
Мэри
Я спускаюсь мраморными ступеньками со второго этажа. Дом моего отца настолько велик, что каждый шаг моих каблуков разлетается эхом и смешивается с предыдущим. Пока дойдешь до последней ступеньки, можно симфонию записать. Конечно, трагическую. Ибо на каждой высокой ноте вспыхивают воспоминания моего с недавнего времени несуществующего прошлого, нашего первого знакомства с отцом, кучи ошибок и выплаканных слез. Такую симфонию лучше никому не слышать, потому что под нее не живут, под нее только умирают.
И если когда-то мне казалось, что время не лечит, теперь я знаю… лечит тех, кто этого хочет. Тех, кто себе это позволяет. В конце концов, пытки за свои грехи устраиваем мы себе сами. Мы сами выбираем – прощать себе или нет. И самое большое заблуждение заключается в поиске прощения снаружи, когда наши сердца нуждаются во внутреннем прощении. Мой отец говорит, что человек может быть для себя кем угодно. Даже Богом, если придется. И хотя я знаю, что за этими словами кроются жестокие последствия, я принимаю их… и на это у меня собственные причины.
Эскобар уже сидит за длинным столом, где нам накрыли завтрак. Во главе него, конечно. Как всегда, читает газету, которую казалось бы в наше время уже никто не читает. Но этот человек старой закалки. У него много привычек, которые мне нравятся. В ледяном спокойствии моего отца я нашла очень теплое место. И так случилось… потому что он меня туда пустил. Это место напоминает разведенный костер для грешников. И я имела все шансы, чтобы избежать его. Но мы ведь все знаем, что я тоже… грешница.
– Доброе утро, папа, – я обнимаю его сзади и целую в щеку, покрытую почти седой бородой.
Мужчина сразу растягивает морщины в улыбке и откладывает газету.
– Buenos d'ias,
– Все отлично, – сажусь рядом с ним, напротив Дориана. – Доброе утро, мистер Хоггарт!
Дориан Хоггарт – высокий, темноволосый мужчина, на пять лет старше меня. Подручный моего отца и первый наследник Эскобара. Папа сразу познакомил меня со своим крестным сыном. И судя с их близких отношений, он относится к нему буквально как к настоящему сыну. Видимо, так получилось, потому что родители Дориана были частью мафии, но рано умерли. Парень остался в мафии и привязался к Эскобару, как и он сам… потому что после того, как Адриано Бенетис (бывший подручный отца и сегодняшний советник Марка) покинул мафию, папа сделал подручным своего крестника.
И хотя роль в мафии у Дориана Хоггарта кровавая, я стараюсь об этом не думать. Почему? Ведь на самом деле он приятный человек. Никогда не видела такого чистого голубого взгляда, мягких черт лица скрытых за мелкой щетиной… в кругу мафиозном точно не видела. Если бы мне сказали, что этот человек убивает людей… не поверила бы. Он галантный, спокойный, заботливый и… доброжелательный. Именно такой Дориан Хоггарт и, я думаю, что его внешность делает из него идеального подручного. Такому легче проникнуть в доверие, где-то договориться, в нужный момент не вызвать подозрение… Но обо всем этом, повторюсь, я стараюсь не думать, потому что месяц назад мы с отцом заключили соглашение – я часть его семьи, а не часть его мафии.
И я действительно стараюсь держаться подальше от его дел. Почти никого не вижу, кроме Дориана и охраны. Мне подходит. Жить в иллюзиях я, конечно, не хочу, поэтому весь месяц старательно занималась спортом, насколько позволяет моё положение, совершенствовалась в стрельбе… и все это в сочетании с мыслями о материнстве, к которым я пытаюсь привыкнуть. И возможно мне это сложно дается, потому что совсем не таким я его представляла… никогда не представляла, что отец моего ребенка будет не рядом…
– Мэри, – качает головой Дориан. – Долго еще Хоггартом будешь меня называть?
Мужчина поднимает брови и делает глоток кофе.
– Просто издеваюсь над тобой, – подмигиваю я и накладываю салат себе к яичнице.
– Я подозревал это, – улыбается он и возвращает взгляд в планшет.
Папа снимает очки, в которых позволяет себе быть только при нашем с Дорианом присутствии. О своих слабостях Эскобар никому не рассказывает. Выдает из себя бессмертного, что на самом деле это совсем не так.
– Сегодня к врачу едешь? – спрашивает он. Я киваю, жуя хлебец с хумусом. – Может возьмешь дополнительную охрану?
– Папа, мне очень приятно, что ты волнуешься, но не стоит, – отвечаю я. – Меня уже не так просто украсть… да и вообще ему кажется плевать.
Дориан улавливает легкое разочарование в моем взгляде, которое я пытаюсь спрятать. Его не должно быть, ведь я сама ушла от Марка… но, честно говоря, я думала, что он не оставит это просто так…
– Хочешь я поеду с тобой? – Дориан откладывает планшет, и я замечаю на нем фотку отца моего ребенка.