Порода убийц
Шрифт:
– И это все? Хочешь сказать, тебе платят хорошие деньги за это?
– Иногда.
Его голос немного смягчился.
– Следствие по делу Грэйс Пелтье было возбуждено повторно после смерти ее отца. Мы работаем параллельно с полицией, чтобы найти возможные связи.
– Кто ведет дело в убойном отделе?
Я услышал, как он шелестит бумагами.
– Лутц, – наконец отозвался Эллис. – Джон Лутц из Мачиаса. Если тебе известно что-нибудь о смерти Грэйс Пелтье, уверен, он захочет побеседовать с тобой.
– Не сомневаюсь.
– Значит, ты собираешься посмотреть на братскую могилу в Северном Мэне?
– Я лишь хочу увидеть место происшествия. И меня бы очень огорчило, если бы, проделав весь этот путь на машине, пришлось разворачиваться назад по вежливому требованию полицейских в полумиле от озера.
Эллис издал
– Я позвоню куда надо. Не могу тебе обещать, но...
Я знал, что всплывет это «но».
– ...когда вернешься, я бы хотел поговорить с тобой. Что бы ты ни сообщил мне, оно останется между нами. Это я тебе гарантирую.
Я согласился. Эллис был честным, порядочным человеком, и я хотел помочь ему любым возможным способом. Только вот вопрос: сколько я ему могу рассказать, чтобы не допустить утечки сведений на сторону.
Мне надо было сделать одну остановку по пути на север, шаг назад в мое собственное прошлое и возвращение к моим собственным неудачам.
Я должен был навестить Колонию.
Проезд к владениям общества, известного как Колония, был таким же, каким я его помнил. Из Северного Портленда я направился на запад, через Уэстбрук, Уайт-Рок и Литтл-Фоллз, пока передо мной не показалось озеро Себаго. Путь мой лежал вдоль береговой линии в городок Себаго Лейк, затем по Ричвилл-роуд на северо-запад, пока не показался поворот на Смит-Хилл-роуд. Вода с обеих сторон подходила к дороге, и верхушки хвойных деревьев отражались в воде затопленных низин. Лилии и кувшинки разворачивали свои листья по воде, и заросли кизильника цвели в сырой низине. Дальше вся дорога была усыпана березовыми сережками, которые падали с деревьев, стоящих по обочинам. Дорога была чуть лучше грязной грунтовки, две параллельные колеи с травой, растущей по центру, вели к куще деревьев и заканчивались в сотне метров за ней. Ничего примечательного не было за этим деревьями, кроме небольшого деревянного значка на стороне дороги, украшенного крестом и парой сплетенных рук.
Самый тяжелый период в моей жизни, после смерти Сьюзен и Дженни, я провел в этой Колонии. Ее члены нашли меня, лежавшего, свернувшись калачиком в дверях обшитого досками киоска с электроникой на Конгресс-стрит. От меня разило перегаром и безысходностью. Они предложили мне ночлег, затем погрузили через заднюю дверцу в пикап и увезли меня в Колонию.
Я прожил здесь полтора месяца. Были и другие вроде меня: некоторые алкоголики и наркоманы, другие – просто люди, которые сбились с пути и поплыли по течению, отдаляясь от семьи и друзей. Они сами добрались сюда или были направлены теми, кто все еще беспокоился о них. В некоторых случаях, как со мной, общество само нашло их и протянуло им руку помощи. Любой человек был волен покинуть это убежище в любой момент, и никто бы не стал его обвинять, но, находясь внутри сообщества, он должен был подчиняться его правилам. Здесь не было алкоголя, наркотиков, никакой сексуальной жизни. Все работали. Каждый вносил свой вклад в общественный фонд. Каждый день мы собирались вместе для того, что можно было бы назвать молитвой, но было ближе к анализу и медитации, где мы пытались дать определение нашим собственным поражениям и ошибкам других. Время от времени к нам присоединялись специалисты со стороны, чтобы дать квалифицированный совет или поддержать тех, кто в этом нуждался. Но чаще всего мы слушали друг друга и поддерживали друг друга под влиянием основателей общества Дага и Эми Гревс. Единственное давление, которое здесь ощущалось, исходило от самих членов сообщества: нам ясно давали понять, что здесь не только существует взаимная поддержка, но и само наше присутствие помогает нашим братьям.
Оглядываясь назад, я думаю, что не был готов к тому, что Колония могла предложить мне. Но к моменту отъезда разочарованный, обвиняющий себя во всем человек превратился в человека действия, у меня появилась ясная цель: найти и покарать человека, который убил Сьюзен и Дженнифер. И в конце концов я именно так и поступил. Я убил Странника. Я уничтожил его и готов был разорвать на части любого, кто вставал у меня поперек дороги.
Когда я миновал группу деревьев, показался дом: выкрашенные белой краской стены, и впритык – сараи и складские помещения, тоже белые. Здесь же располагались бывшие конюшни, превращенные в общие спальни. Было девять часов
Пока я приближался к дому, на пороге появилась женщина небольшого роста, чуть выше полу тора метров, с длинными седыми волосами, перехваченными лентой. Ее широкие плечи терялись в складках мешковатой футболки, а складки джинсов почти закрывали кроссовки. Она смотрела, как я выхожу из машины. Когда я приблизился, ее лицо озарилось улыбкой, и она спустилась с крыльца, чтобы обнять меня.
– Чарли Паркер, – Эми была слегка удивленна.
Ее сильные руки заключили меня в объятия, и я почувствовал запах яблок, исходящий от ее волос. Она отошла назад и стала пристально изучать меня. Ее мысли отражались на лице, и мне казалось, Эми удалось увидеть отражение событий последних двух с половиной лет. Наконец она что-то поняла: озабоченность и облегчение смешались в ее взгляде.
Эми держала меня за руку, пока мы поднимались по ступенькам крыльца и входили в дом. Она усадила меня на стул за длинным общим столом, затем исчезла на кухне и вернулась с кружкой кофе без кофеина для меня и мятным чаем для себя.
А потом целый час мы говорили о моей жизни с тех пор, как я покинул общину, и я рассказал ей практически все. На востоке затопленная водой земля сверкала в свете утреннего солнца. Человек, случайно проходивший мимо окна, поднял руку в приветствии. Он, как я мог заметить, с трудом переставлял ноги. Его живот вывалился и нависал над поясом и, несмотря на холод, его тело сотрясалось в лихорадке. Руки человека совершали неконтролируемые движения. Я догадался, что это был один из вновь прибывших наркоманов, который находится в Колонии не более одного-двух дней, и абстинентный синдром жестоко терзает его организм.
– Новенький, – заметил я, когда, наконец, закончил вываливать на Эми все свои проблемы и события.
– Ты когда-то был таким же, – отозвалась она.
– Алкоголиком?
– Ты никогда не был алкоголиком.
– Откуда ты знаешь?
– По тому, как ты прекратил пить, – ответила она. – Из-за причины, по которой ты перестал пить. Бывает так, что тебе хочется напиться?
– Иногда.
– Но не каждый день, не каждый час изо дня в день?
– Нет.
– Вот ты и ответил на свой вопрос. Это было лишь средство заполнить пустоту в существовании, это могло быть что угодно: секс, наркотики, марафонский бег. Когда ты попал сюда, ты всего лишь нашел замену алкоголю. А потом тебе открылся другой способ заполнить брешь, и ты обратился к насилию и мести.
Эми никогда не подслащивала пилюлю. Они с мужем создали общество, основанное на абсолютной честности перед собой и другими.
– Ты уверен, что у тебя есть право отнять чью-то жизнь или считать кого-то недостойным жизни?
Мне послышался отзвук слов Аль Зета. Мне это не понравилось.
– У меня не было выбора, – ответил я.
– Всегда есть выбор.
– В тех обстоятельствах – не было. Если бы они продолжали жить, я должен был умереть. Погибли бы и другие, ни в чем не повинные люди. Я не мог этого допустить.
– Допустимая оборона?
Допустимая оборона – старинное английское право, суть которого в том, что человек, нарушивший закон, чтобы способствовать утверждению справедливости, объявлялся невиновным. Время от времени о допустимой обороне вспоминают, но только чтобы нокаутировать судью на его собственной территории и заставить его попотеть.
– Есть только две причины для убийства, – продолжала Эми. – И главная – если жертва достойна спасения. В таком случае ты убиваешь ради спасения хорошего человека, но в любом случае ты отправляешь кого-то в ад, лишая всякой надежды на искупление вины. В конечном счете ответственность ложится на тебя.