Порог (сборник)
Шрифт:
А если я помоюсь, вода тоже станет красно-коричневой и будет пахнуть так же, как я. Из-за меня чистая вода станет вонять. Нет, хорошие девочки так не выражаются, сказала мисс Элцер, но я, но я, ах… но я не, я не хоро…
Что же я натворила? Что со мной? Это я виновата в том, что со мной случилось. Именно это я и натворила.
Хорошие девочки так не…
Но я тогда очень удивилась и сказала: "Как, ведь это же был поворот на Клэтсэнд, Дики?"
Дики Хэмблтон — студент колледжа. Он уезжал учиться в Калифорнию, в колледж, и снова вернется сюда этой осенью. Я влюблена в него. Мы просто должны были влюбиться друг в друга. Он сказал: "Ну, малышка Лили!.." Так нежно сказал, увидев, как я вхожу в гостиную в своем новом платье, сшитом специально для этой вечеринки. Малышка Лили… Так нежно…
Дороти с вечеринки ушла. Она подошла ко мне и сказала, что уходит, но ее Джо Секетт должен был отвезти, а я была с Дики, как же я могла с ней уехать? Она сказала еще, что Марджори заметила, как мальчишки все время бегали к машине Дэнни Бекберга, и у него там контрабандная выпивка, и они все много пили, и она видела среди них Дики Хэмблтона. Но я все равно осталась ждать Дики; я думала, он вернется и мы снова будем танцевать. Я должна была дождаться его. Я должна быть в кого-нибудь влюбленной. Все это сейчас кажется таким крошечным, далеким и светлым — оно там, на другом конце длинной-длинной дороги, и оркестр, и танцующие пары, и волшебные фонарики, и другие девушки. Дики вернулся. Пойдем, пойдем, Лили, сейчас мы поедем в лес на пикник. Но ведь ночь, сказала я и засмеялась. Я хотела танцевать, я так люблю танцевать! У меня была такая хорошенькая беленькая юбочка, и она вся сверкала в волшебном свете фонариков, когда Дики кружил меня в танце… Мои беленькие туфельки валялись на полу автомобиля… Но те ангелы склонялись со своих огромных деревьев и кровоточили темнотой, и кровь их пахла железом, как железная решетка, как железный брусок… Ох! О, перестань! Перестань! Перестань! Перестань! Перестань! Перестань!
Перестань! Перестань!
Летний туман опустился на море. Щупальца тумана Дотянулись до голых холмов, потом он, собравшись с силой, двинулся через Золотые Ворота, стирая острова в заливе, корабли на воде, темные силуэты гор. Огни просвечивали сквозь туман на едва видимых изгибах восточного берега, точно драгоценные камни, разбросанные у подножия гор, вершины которых отчетливо виднелись на фоне сине-зеленого неба. Какой-то паром, вплывающий, казалось, прямо в украшенное башнями здание у начала Маркет-стрит, качался, точно зачарованный, над сумеречной водой.
Мужчина и женщина, одетая в вечернее платье, вышли из дверей отеля "Алта Калифорния" и некоторое время постояли на крыльце. Уличные фонари и сияющие огнями окна отеля у них за спиной разбивали сумерки на четкие сияния и тени. Глядя на улицу, полную звуков — человеческих голосов, стука лошадиных подков, грохота высоких легких повозок, — женщина глубоко вздохнула и плотнее закуталась в белую шелковую шаль. Мужчина повернулся к ней, улыбнулся и спросил:
— Ну что, пройдемся пешком?
Она кивнула.
Какой-то клерк выбежал из отеля и почтительно, но настойчиво окликнул мужчину:
— Мистер Херн, сэр! Из Чикаго телеграмма пришла…
Лафайет Херн обернулся и что-то у него спросил.
Джейн Херн стояла спокойно, легко придерживая рукой белую шаль с бахромой и отлично сознавая, как элегантно выглядят и она сама, и ее муж, весь в черном, изящный, стройный; она слушала его тихий голос и думала о том, что будто специально позирует для кого-то, стоя на широких низких ступенях крыльца — в стороне ото всех, прекрасная и одинокая, как морская птица на просторном берегу, глядящая во тьму океана.
Он твердо взял ее под руку — жестом собственника, — и она покорно пошла рядом с ним, свободной рукой чуть приподнимая подол юбки, чтобы не споткнуться, сходя с крыльца на тротуар; потом она снова подобрала юбку — когда они переходили через улицу, заваленную конским навозом и соломой, в свете уличных и каретных фонарей. С моря дул прохладный и довольно сильный ветер, пронося мимо них легкие клочья тумана.
— Ты не замерзла?
— Нет.
Она отвернулась от него, заглядывая в витрину ювелирного магазина, мимо которого они проходили: черные бархатные гнезда и подставки из атласа были пусты — все украшения уже вынули и убрали на ночь. Лафайет сказал сухо, словно ему было неприятно, что она отвлеклась и рассматривает какую-то витрину:
— Я подумал о том, что ты сказала.
— Да, ну и что? — промолвила она, глядя прямо перед собой и стараясь идти с ним в ногу, хотя узкая юбка облегающего вечернего платья несколько затрудняла шаг.
— Я решил, что тебе действительно следует уехать к матери, как ты и хотела. Вместе с Лили, конечно. До конца июля и на весь август. А впрочем, когда захочешь. А я, если смогу, приеду к вам в сентябре, дня на два, и тогда обратно мы вернемся вместе. Я очень много работал в последнее время, Джейн, и мои заботы, к сожалению, не позволяют мне уделять вам достаточно внимания, идти навстречу твоим желаниям…
— Или моим заботам, — сказала она, улыбаясь.
Он нетерпеливо, но сдержанно мотнул головой и некоторое время шел молча; потом сказал:
— Ты ведь давно хотела съездить к матери. И я действительно вел себя как последний эгоист, заставляя тебя сидеть здесь, со мной.
— Ты попросил меня остаться, и я осталась. Ты меня не заставлял.
— Неужели это обязательно — играть словами? Все наши ссоры начинались именно с этого. Ты ведь хотела, чтобы я признался в том, что был эгоистом? Я признаюсь: да, был. Извини. И теперь я предлагаю тебе поехать к твоей маме, когда ты сама этого захочешь.
Они прошли еще немного вперед, она молчала, и он искоса посмотрел на нее.
— Разве ты не говорила, что хочешь к ней съездить? — снова спросил он.
— Говорила. Спасибо.
Он теснее прижал к себе ее локоть, испытывая явное облегчение, и начал рассказывать о чем-то, но она не то недоверчиво фыркнула, не то усмехнулась.
— Я не вижу тут ничего смешного!.
— Мы же с тобой настоящий спектакль разыгрываем.
Ах, если б мы могли поговорить, не отгораживаясь друг от друга!..
— Я всего лишь сказал, что ты вольна делать все, что хочешь, а ты упрекаешь меня в том, что я от тебя отгораживаюсь! Ну что ж… Но скажи откровенно, чего же ты все-таки хочешь?
Они прошли еще с полквартала, прежде чем она ответила. Он теперь старался идти не так быстро, чтобы она успевала за ним, и каблуки их легко и ритмично постукивали по тротуару. Они свернули к северу, на более тихую улицу, не такую многолюдную и сверкающую огнями, как Маркет-стрит.
— Я хочу быть честной женщиной, — сказала она, — которая замужем за честным мужчиной.