Порог (сборник)
Шрифт:
Как бы ниоткуда вдруг появился какой-то малыш и уставился на нее. Кожа у него была светлой, но ноги вымазаны в коричневой грязи до колен, а руки
— до локтей, да и весь он был заляпан той же коричневой грязью, так что казался пестрым или пегим. Его жалкая одежонка тоже была покрыта самыми различными грязными пятнами весьма занятной расцветки.
— Привет, — сказал он, немного помолчав. — Ты кто?
— Люс Марина. А ты кто?
— Мариус, — сказал он и начал бочком отодвигаться от нее.
— А ты не знаешь, где… где живет Лев Шульц? — Ей не хотелось спрашивать про Льва, она бы предпочла скорее встретиться с незнакомым человеком; однако не сумела припомнить больше ни одного имени. Вера рассказывала ей о многих, да и отец не раз упоминал имена их вожаков, но сейчас она ничего не могла вспомнить.
— Какой это Лев? — спросил Мариус и почесал за ухом, добавив туда изрядное количество грязи. Она знала, что жители Шанти-тауна почти никогда не называют друг друга по фамилиям — только в Столице.
— Ну, он такой молодой и… он… — Она не знала, кем считается здесь Лев. Вожаком? Капитаном? Боссом?
— Сашин дом вон там, — сказал ей пятнистый мальчик, указывая пальцем в конец грязной, заросшей травой улочки, и на этот раз так ловко скользнул куда-то в сторону, что, казалось, растворился в тумане и дожде.
Люс, сжав зубы, пошла к указанному ей дому. Бояться здесь нечего. Это всего-навсего маленькая грязная улочка, уверяла она себя. Дети все как один перепачканы грязью, а взрослые кажутся самыми обыкновенными крестьянами. Она только сообщит новости первому, кто откроет дверь, и все будет кончено. И тогда она сможет вернуться домой, в высокие чистые комнаты Каса Фалько.
Она постучала. Дверь открыл Лев.
Она сразу узнала его, хотя не видела года два. Он был полуодет, волосы всклокочены — видимо, спал и она разбудила его. Он смотрел на нее, сияя глупейшей детской улыбкой и еще не совсем проснувшись.
— Ага, сейчас, — сказал он. — А где Андре?
— Я Люс Марина Фалько. Из Столицы.
Его сияющий взгляд стал более сосредоточенным: он наконец начал просыпаться.
— Люс Марина Фалько? — переспросил он. Его смуглое тонкое лицо вспыхнуло и ожило; он посмотрел на нее, потом куда-то мимо нее, ища ее спутников, снова на нее. В его глазах мелькали самые различные чувства — тревога, настороженность, восторг, недоверие. — Так ты здесь… с…
— Я пришла одна. Я должна… Я должна кое-что рассказать тебе…
— О Вере? — Улыбка с его взволнованного лица тут же исчезла. Теперь он был точно натянутая стрела.
— С Верой все в порядке. И со всеми остальными тоже. Но мои новости касаются тебя и вашего города. Что-то случилось вчера ночью… я не знаю что… а ты знаешь?..
Он кивнул, внимательно на нее глядя.
— Они очень разозлились и намерены явиться сюда — завтра ночью, по-моему. Это люди, которых специально натаскивал молодой Макмиллан. Это бандиты, и они хотят арестовать тебя и других ваших лидеров, а потом… разозлить всех шантийцев настолько, чтобы они ответили ударом на удар, и тогда шайка Макмиллана легко одержит победу, а потом заставит мужчин работать на своих латифундиях в качестве наказания за неповиновение. Они придут, когда стемнеет; я думаю, скорее всего завтра. Впрочем, я не уверена. У Макмиллана человек сорок этих бандитов, и все они вооружены мушкетами.
Лев по-прежнему внимательно смотрел на нее. Но ничего не говорил. И лишь некоторое время спустя в этом его молчании Люс услышала тот вопрос, на который сама так и не ответила.
И этот его незаданный вопрос застал ее настолько врасплох, она была настолько не готова хоть что-то сказать на сей счет, что тоже застыла, уставившись на него и мучительно краснея от растерянности и страха, но больше не могла выдавить ни слова.
— Кто послал тебя, Люс? — мягко спросил в конце концов Лев.
Совершенно естественно, что он сказал именно так: он и должен думать, что она скорее всего лжет или это Фалько использует ее для какого-нибудь своего мошенничества. Совершенно естественно предположить, что она служит своему отцу; вряд ли Льву могло бы прийти в голову, что она своего отца предает. Люс смогла лишь покачать головой. Руки и ноги у нее дрожали, перед глазами мелькали вспышки света; она чувствовала, что сейчас упадет в обморок.
— Мне пора возвращаться, — сказала она, но с места не двинулась: ноги ее не слушались.
— Тебе плохо? Да входи же, присядь. Ну хоть на минутку.
— У меня голова очень кружится, — сказала она тоненьким жалобным голосом. Ей даже стало стыдно за себя. Лев провел ее в дом, и она уселась на плетеный стул возле стола в темной, с низким потолком комнате. Потом раскрутила шаль на голове — стало полегче и не так жарко; щеки перестали гореть, и пятна света уже не вспыхивали перед глазами. Она постепенно приходила в себя. Лев стоял рядом, у стола, и не шевелился. Он был босиком, в одних штанах; она не могла поднять на него глаза, однако не ощущала ни малейшей угрозы ни в его напряженной позе, ни в его молчании. И никакого гнева или презрения она тоже с его стороны не ощущала.
— Я очень спешила, — пояснила она. — Я хотела побыстрее вернуться назад, а идти пришлось долго, вот у меня голова и закружилась. — Вскоре она взяла себя в руки и обнаружила, что под волнением и страхом где-то в глубине ее души есть местечко, тихий уголок, и там ее внутреннее «я» может свернуться клубочком и подумать. Она помолчала, подумала и наконец снова заговорила:
— Вера все это время жила у нас, в Каса Фалько. Ты об этом знал? Мы с ней виделись каждый день. И много разговаривали. Я рассказала ей о том, что слышала и что происходит вокруг. Она рассказывала… обо всем… Я пыталась уговорить ее вернуться сюда. Предупредить вас. Она не согласилась
— сказала, что дала слово не совершать побега и должна свое слово сдержать. Так что пришла я. Я подслушала их разговор — Германа Макмиллана и моего отца. Да, я подслушивала! Я стояла прямо под окном специально, чтобы подслушивать! Их речи привели меня в ярость. Просто тошно было слушать. И когда Вера наотрез отказалась пойти, я пошла сама. Ты знаешь об этих новых охранниках, о гвардии Макмиллана?
Лев покачал головой, внимательно и напряженно глядя на нее.
— Я ничего не выдумываю, — холодно сказала она. — Никто меня не использует. Никто, кроме Веры, даже не знает, что я ушла из дому. Я пришла как раз потому… мне осточертело, что мной все время пользуются! И мне отвратительна эта постоянная ложь! И меня тошнит от ничегонеделания. Можешь мне не верить. Мне это безразлично.
Лев снова покачал головой и захлопал глазами, словно в лицо ему вдруг ударило солнце.
— Нет, я не… Но рассказывай немножко помедленнее, ладно?
— Времени нет. Я должна вернуться, прежде чем кто-нибудь заметит. Ну ладно. Мой отец велел молодому Макмиллану подготовить специальный отряд, состоящий из сыновей Боссов. Этот отряд они хотят использовать против вашего народа. Уже недели две они только об этом и говорят. Они намерены явиться сюда, потому что что-то у них там случилось — не знаю уж, что именно, — в Южной Долине, и схватить тебя и других ваших лидеров, чтобы заставить жителей Шанти ответить насилием на насилие, предать идеалы мирного сосуществования или — как вы это называете? — ненасилия. И когда вы вступите с гвардией Макмиллана в бой, то непременно проиграете, потому что у них бойцы куда лучше обучены и вооружены к тому же. Ты знаешь Германа Макмиллана?