Порок

Райх Илья

– Но третью жертву, как вы показали, вы убили осознанно, когда разочаровались в ней?

– Может быть. Когда я ее кромсал, мною управляла ненависть.

– Возможно, вас одолевало желание сломить сопротивление? От этого, может быть, вы и получали наслаждение? Чувство господства и власти над жертвой доставляло вам удовольствие?

– Может быть. Но после первой жертвы у меня не было полного удовлетворения, хотя я и сломил ее, поэтому однозначного ответа дать на этот вопрос не могу.

Каждый ответ Воинова Мария старательно записывала в свой блокнот.

Воинов поинтересовался, стенографирует ли она допрос, на что Мария ответила, что допрос носит неформальный характер и имеет форму беседы.

– Рисуете психологический портрет? – произнес он. – Вы профессиональный психолог?

– Да!

– И следователь?

– У меня два высших образования, дипломы психолога и юриста, – гордо ответила Мария. – Скажите, а почему вы решили использовать эфир для наркоза?

– После первого случая я понял, что чем тише будет вести себя жертва, тем легче будет с ней совладать.

– Можно ли сказать, что вы применили эфир для ослабления защитных рефлексов у несчастных женщин?

– Да, конечно.

– Хорошо, пойдем дальше. Вы сказали, что не смогли получить удовлетворения после первого случая. То есть не получили никакого удовлетворения, ни эмоционального, ни полового?

– Нет! Мне как-то стало не по себе. Все же я убил в первый раз.

Воинов произнес фразу спокойно без эмоций.

– Угрызения совести?

– Нет, на счет моральной стороны все было нормально. А вот эмоциональное состояние желало оставлять лучшего, я изнемогал. Меня одолевало ощущение недоделанности.

При допросе Воинова Мария, как человек, стремящийся к новым познаниям, применила методику, описанную в книгах о криминалистической психологии. Суть методики такова, что следователь не дает опомниться подследственному во время допроса и сыплет градом вопросов. Но паузы между вопросами с каждым разом все увеличивались.

– То есть вы после первого убийства не получили эмоциональной разрядки?

– Нет, поэтому мне хотелось все исправить и найти вторую жертву.

– Но после того, как вы убили вторую жертву, вы испытали угрызения совести?

– Да, она мне понравилась, была, как ухоженная кукла. Но если бы в ней присутствовал эстетический изъян, не думаю, что я испытал бы сожаление.

– У вас не было желания унести ее с собой, прихватить труп?

– Не помню, но точно могу сказать: сожалел, что убил ее слишком рано. Если бы была возможность вернуть ситуацию назад, то я поиграл бы с ней подольше.

– Что вы понимаете под словом «поиграл»?

Мария вошла в кураж, но и подследственный не делал никаких попыток остановить ее, все с большей охотой отвечая на вопросы. Как думала Мария, это происходит потому, что Воинову вновь представилась возможность сполна мысленно ощутить вкус убийств, что характерно для всех отмороженных маньяков. Стараясь уловить все, что помимо слов выдавал Воинов, Мария наблюдала за его физиономией и старательно фиксировала в памяти, как и в блокноте, самые незначительные наблюдения.

– Ну, мне хотелось продлить

процесс жертвоприношения. Я понимаю, что такая ухоженная женщина как Баумистрова никогда в реальной жизни не посмотрела бы в мою сторону.

– Вас возбудила ее недоступность?

– Может быть. Но это не значит, что я выбрал ее в качестве жертвы по причине недоступности. Она оказалась случайно рядом со мной, если бы не она, то завалил бы другую заблудшую овцу. Она покорила меня только тогда, когда оказалась подо мной, под моим телом, и только тогда я сумел разглядеть ее получше.

– Вы на первом допросе говорили, что восхищались ее нижним бельем. Унесли что-нибудь с собой с места преступления?

– Кажется, нет!

– Вы умышленно не взяли с места преступления ее вещи или у вас все же возникло желание снять с нее, к примеру, чулки?

– Сейчас трудно ответить. Сидя здесь, в четырех стенах, ты только и думаешь… – он неожиданно запнулся.

– О чем? – тут же впилась в него взглядом Мария.

Но Воинов замолчал, погрузился в тишину. Для нее это не стало чем-то неожиданным, она помнила, как Воинов и раньше, при первом допросе, без объяснений мог устраниться от окружающей действительности. Мария молчала в надежде услышать ответ. О чем думал насильник, так и осталось загадкой. Она поправила косичку и прервала молчание:

– Хорошо! – констатировала она.

Убедившись, что подследственный отреагировал на последнее слово – он поднял на нее взгляд – задала следующий вопрос:

– Можно ли сказать, что в Екатерине Баумистровой вы увидели прообраз женщины из прошлой жизни? Ранее вы сказали, что такая женщина ни при каких обстоятельствах не посмотрела бы в вашу сторону. Похожа ли она на тех, кто отверг вас как мужчину?

– Интересный вопрос, Мария… я должен на него отвечать? – с ухмылкой спросил Воинов.

Их взгляды сошлись, и на ее лице он прочитал возмущение.

– Георгиевна! Прошу соблюдать субординацию! – жестко отреагировала она.

– Субординацию?

– Да! – в ее голосе прозвучала твердость.

Мария приосанилась, отбросила на стол блокнот, показывая, что не трепещет, не испытывает страха перед насильником и убийцей трех женщин. Она, может, и есть та, которая должна отомстить за убиенных! И вообще, от имени слабого пола призвать Воинова к ответу! Фантазии разыгрались всерьез. Мысленно Мария перевоплотилась в хищную женщину-кошку. Но видел ли и чувствовал ли Воинов ее имперсонацию? Нет!

Подтверждением тому была ухмылка Воинова, излучающая сарказм.

– Субординацию? Поясните, какую именно субординацию я должен соблюсти? – Воинов фамильярничал.

– Я – следователь, вы – подследственный. Если вы не помните, что я сказала конвоиру, могу повторить еще раз, кто тут главный и кто принимает решения!

Она старалась смотреть ему в лицо, но не получалось. Он был более сильным, более матерым и ловким в области словесности, а бессловесность и вовсе была его стихией.

– В вас, Машенька, играет не субординация, а надменность.