Порожденная иллюзией
Шрифт:
– Где ты была? Мы ищем тебя весь вечер.
– Вышла погулять и заблудилась. – Нет нужды упоминать о Гудини, хотя его книга, спрятанная в сумке, оттягивает плечо тяжким грузом, словно одна из громадных цепей, что великий иллюзионист использует в своих номерах.
Мама поджимает идеально накрашенные губы.
– В самом деле, дорогуша, как можно быть такой легкомысленной? – И тут же вскидывает брови, заметив, что я не одна: – Мистер Арчер?
В ее голосе слышится любопытство, и Коул быстро отвечает:
– Я встретил Анну, когда она заблудилась, и проводил домой.
Я
– Как удачно для Анны, – бормочет мама.
Коул изысканно склоняет голову:
– Рад был помочь.
Формальность, которая исчезла во время нашей прогулки, вновь возвращается. Интересно, ему неловко из-за мамы?
Я стараюсь посмотреть на нее глазами постороннего человека. Сегодня на мадам Ван Хаусен наряд из ламе и черная атласная накидка, расшитая хрустальными бусинами. На руках множество украшений, а на лице особенно яркий макияж. Она выглядит богато и устрашающе.
А может, Коулу неуютно просто потому, что он знает: мама – мошенница и обманщица.
Открывается задняя дверца автомобиля, и выходит Оуэн. Я чувствую, как Коул рядом со мной напрягается. Племянник Жака выглядит изысканным франтом в этих модных брюках с манжетами и тесной жилетке. Из утонченного щегольского образа выбивается лишь широкая улыбка, которая освещает лицо Оуэна, как только он видит меня. В сравнении с ним, сердито глядящий исподлобья Коул в простом черном костюме смотрится угрюмым гробовщиков. Я прячу улыбку.
– Карета подана, миледи! – Оуэн окидывает рукой темно-красный «Пэккард» Жака. – Куда путь держите?
Я скрещиваю руки на груди и, чувствуя неодобрение Коула, стараюсь не улыбаться выходке Оуэна.
– Зависит от того, куда мы направляемся.
– На луну, дорогая, на луну! – Он подмигивает, и я громко смеюсь.
– Ох, оставьте ваши глупости! – восклицает мама. – Мы идем поужинать в «Колонию».
Она отправляет меня наверх переодеться, но я задерживаюсь. Смотрю на Коула, который по-прежнему сверлит Оуэна хмурым взглядом.
– До свидания, Коул, и спасибо... что проводил.
Он резко кивает на прощанье.
Я открываю дверь и напоследок слышу, как Оуэн представляется:
– Привет, старина. Я Оуэн.
Поднимаясь по лестнице вслед за мамой, фыркаю, представив, как Коул отнесется к обращению «старина».
– Взгляни, что я купила для тебя сегодня! – говорит мама, как только мы подходим к моей спальне.
Я собираюсь отчитать ее за лишнюю трату денег, но тут вижу персиковое вечернее платье из жоржета, расшитое серебряным бисером и сверкающими стразами. Оно просто прекрасно. Не говоря ни слова, я позволяю маме помочь мне переодеться и подхожу к зеркалу, не в силах поверить в подобное преображение. Тонкая дымчатая ткань ненавязчиво льнет к моему телу и изящными складками ниспадает чуть ниже колен. Насыщенный яркий цвет подчеркивает темные волосы и придает коже приятный теплый оттенок. Впервые я чувствую себя почти столь же красивой, как мама. Я поворачиваюсь к ней с сияющими глазами.
– Оно восхитительное. Спасибо огромное!
Мама подходит к туалетному столику.
– Только ничего не пролей на него в ресторане. А теперь нужно поторопиться – мы достаточно заставили мальчиков ждать.
Она помогает мне с макияжем: подводка и тушь делают глаза глубже, а помада придает губам красивую изогнутую форму. Как только мама решает, что я готова, мы в рекордно короткое время спускаемся вниз к машине.
Я усаживаюсь рядом с Оуэном, наслаждаясь восхищением в его глазах. Он так красив с этими шелковистыми белокурыми волосами и ямочками на щеках, и мне не верится, что я еду в город с ним. Радостное предвкушение лишь немного омрачено присутствием мамы и импресарио на передних сидениях.
Несмотря на легкомыслие Оуэна, я понимаю, что он гораздо искушенней меня. Мужская версия модных вертушек, которых я видела на некоторых из наших представлений. Смотрю вниз на свое платье и бижутерию, которую мама нацепила мне на запястье, и чувствую трепет при мысли, что теперь тоже могу быть ошибочно принята за такую модницу.
– Ты выглядишь сногсшибательно, – говорит Оуэн, пододвигаясь ближе.
– Спасибо.
Я улыбаюсь, уставившись на свои руки. И не зная, что бы такого еще сказать, прислушиваюсь к оживленной беседе мамы и Жака о людях, которых даже не знаю. Мама быстро превращается в жительницу Нью-Йорка, и это позволяет надеяться, что мы останемся здесь, вопреки охоте на ведьм, устроенной Гарри Гудини.
– Пенни за твои мысли. – Оуэн наклоняется ко мне.
От его близости сердце стучит быстрее. От него пахнет помадой для волос, джином и чем-то сладким, чему я никак не могу подобрать название.
– Всего лишь пенни?
– Все зависит от мыслей, разве нет? – нежно шепчет Оуэн, и у меня перехватывает дыхание.
Внезапно автомобиль влетает в крутой поворот, и Оуэн оказывается на моих коленях, а его шляпа – на полу.
Я кричу и вскидываю руки. Оуэн быстро усаживается обратно с уязвленным выражением на лице.
– Мне правда пора прекращать выставлять себя дураком перед тобой, – говорит он, нахлобучивая шляпу на затылок. – Это плохо сказывается на моем эго.
Я смеюсь, завидуя непоколебимой самоуверенности Оуэна. Он идет по жизни с такой непринужденностью... Хотела бы я быть похожей на него.
– Бьюсь об заклад, у тебя много интересных мыслей, – возвращается он к нашему разговору.
– Вообще-то, я думаю о том, как было бы здорово остаться в Нью-Йорке навсегда.
– Уверена, что не хочешь увидеть Европу? Ты талантливый иллюзионист и могла бы отправиться в мировое турне. Я люблю Нью-Йорк, но убил бы за возможность путешествовать из города в город, выступая на сцене.
– В самом деле? Я думала, ты работаешь в банке.
– Так и есть. Но я также немного балуюсь фокусами. – В неудачной попытке казаться скромнее, Оуэн опускает взгляд на свои руки.
Я приподнимаю брови:
– Не знала.
Я подозревала, что ему нравится магия, но впервые слышу, что он и сам этим занимается.
– Я начал еще в школе. Но, конечно, я не так талантлив, как ты или твой отец.
К счастью, мы как раз подъезжаем к точке назначения, и я избавлена от необходимости отвечать.