Порт-Артур, Воспоминания участников
Шрифт:
Прошло не более трех минут, как не стало "Стройного", а шлюпки миноносцев уже возвращались, спасши всех, кто был на воде.
Всё это время, как меня, так очевидно и других командиров сверлила мысль: "Случайная это мина, или мы на целом минном заграждении?"
На моем миноносце нашли спасение: легко раненый командир "Стройного", тяжело раненый лейт. Я., мичман А., инженер-механик Н. и десять матросов.
Командир "Стройного", входя на палубу пошутил: "Спасибо за помощь". Я всегда говорил ему: "Кому быть повешенным, тот не потонет". Взглянув на него, я невольно подумал: какой молодчина, и в такие минуты всё такой
Среди спасенных был инженер-механик Н. За день до похода мне случайно пришлось услышать его разговор. Он, вернувшись вечером с берега, говорил, что {358} предчувствует скорую смерть и оттого закончил все расчеты с берегом. Мне не нравились такие разговоры среди офицеров, так как это было падение духа, а офицер, павший духом, бесполезен и даже вреден на службе и особенно на миноносцах, постоянно подвергающихся большому риску. Поэтому, прервав его, я посоветовал не делиться с другими такими предчувствиями, а лучше стараться найти себе замену и перейти на службу на берег. Увидав его теперь между легко ранеными, я напомнил ему его разговор и указал на ошибочность его предчувствия.
Когда перевязки были закончены, я объявил, что постараюсь срочно доставить всех раненых на госпитальное судно "Монголия", чтобы передать их в руки опытного хирурга. Но, увы, не суждено мне было это выполнить. Смерть безжалостно продолжала протягивать свои цепкие руки к тем, кто только что избежал ее.
Я вместе с офицерами и командиром "Стройного" вышел на палубу. Последний, прихрамывая и опираясь на мое плечо, дошел до машинного кожуха и расположился там, а я поднялся на командный мостик. Заработали машины и дивизион медленно пошел в гавань. Новый взрыв. На этот раз под моим миноносцем, под кают-компанией и находящимся под ней бомбовым погребом. Меня сбило с ног. Ошеломленный ударом, я почувствовал сильную боль в голове, ломоту во всем теле и резкую боль в боку.[ldn-knigi3]
Высоко взлетевшие и разрывавшиеся над миноносцем снаряды дождем железных осколков осыпали палубу. Вопли и крики раненых на палубе и в воде снова огласил рейд.
Собравшись с силами я сбежал с мостика. К тонувшим полетели спасательные пояса, круги и койки. На всех миноносцах стали снова спешно спускать шлюпки и принимались все меры к спасению людей. Миноносец потерял устойчивость и накренился. Почти оторванная кормовая часть его с орудием продержалась несколько минут на воде, перевернулась и исчезла.
Добравшись до места взрыва, я увидел ужасную картину: Мичман А. и инженер-механик Н. были {359} буквально растерзаны на части. Всюду среди развороченного помещения оказались части их тел. На койке, которая уцелела, продолжал лежать, как нам казалось, мертвый лейт. Я.
Механик доложил, что переборка машинного отделения полностью уцелела и через нее проникала вода лишь через подшипники оторванных гребных валов. Однако, помпы успевали выкачивать просачивающуюся воду и, таким образом, часть миноносца, приблизительно на две трети корпуса, осталась на плаву и не угрожала затонуть. Мы стали грузить на шлюпки раненых, а затем и остальную команду, чтобы они скорее добрались до берега. Остальные миноносцы дивизиона
При входе одной из шлюпок с ранеными я услышал обращенный ко мне возглас командира "Стройного":
"Спасибо за гостеприимство". Он был вторично ранен у меня, и всё же не падал духом, и юмор его не покидал.
Как командиру корабля, мне не надлежало покидать его и в настоящем состоянии, а потому во время посадки людей на шлюпки я предложил желающим остаться со мной. Три офицера из четырех и семь нижних чинов заявили готовность вместе со мной разделить участь миноносца.
Снова взвился кормовой Андреевский флаг, но, за отсутствием кормы, на задней трубе. Мой корабль, как говорится, остался "без руля и без ветрил", в буквальном смысле, и ему оставалось плыть "по воле волн". Но это было бы еще полбеды, - но ведь плыть-то приходилось по минному заграждению, да еще без всяких спасательных средств. Признаюсь, я чувствовал себя весьма неуютно, более неуютно, чем когда-либо раньше. К тому же страшно усилилась боль - в голове и боку, начались головокружения и схватки в сердце. Это мало способствовало улучшению моего настроения.
Накренившийся миноносец, с оторванной кормой, исковерканной палубой, с развороченными и задранными вверх стальными листами, кое-где лужи крови и, наконец, два растерзанных и как бы прикованных {360}
к корпусу корабля трупа. Всё это представляло собою удручающую картину.
С трудом удавалось поддержать пар в одном котле для работы машинной помпы. У уцелевшего носового орудия, под руководством бравого лейтенанта Т., приготовлялся запас снарядов на случай появления неприятеля.
Время шло, и миноносец всё время несло ветром в море, так что мы уже могли считать себя вне минного заграждения.
Да, не удалось утомленным людям на береговых наблюдательных постах оберечь наружный рейд от неприятельской постановки мин. Береговые батареи были вынуждены соблюдать строгую экономию в расходе боевых ракет и пользовании прожекторами, поэтому рейд освещался только, когда замечалось что-либо подозрительное. Дорого обходилась эта вынужденная экономия нам, и на этот раз мы заплатили двумя миноносцами и жизнью многих людей. Каждый день осады неумолимо требовал своих жертв.
Стоя на палубе и опершись на боевую рубку, я обегал взором мрачный горизонт, над которым при свежем ветре неслись темные тучи в сторону неприятеля, будто желая сообщить ему о нас и вызвать за легкой добычей.
Не ошибались, в таком случае, тучи, забывая, что над миноносцем, хотя и подбитым, всё еще развевался Андреевский флаг.
Не осиротел еще корабль, не оскудели силы и сознание долга его готовых защитить его борцов. Если будет надо, они найдут в себе силы под грохот последнего орудия прославить свой флаг и исполнить свой последний долг, не сдадут миноносца врагу.
Только после двухчасового такого тяжелого состояния подошла к нам помощь из Порт-Артура и буксирный пароход притащил миноносец в гавань.
Из моей разрушенной каюты мне был передан уцелевший, но поврежденный осколком образок, сопутствовавший мне с первых лет моей службы, во всех моих плаваниях и странствованиях.
{361} Когда всё благополучно закончилось, мои нервы больше не выдержали, и к вечеру, в почти бессознательном состоянии, я был доставлен на госпитальное судно "Монголия".