Портал
Шрифт:
В самолете Москва-Пекин Дима Кляйн, бывший дворовой Шаман, а ныне студент второго курса геологического факультета МГУ и участник экспедиции на Тибет, погрузился в мечты вперемежку со смутными предчувствиями. Воображение живо рисовало ему сладкие картины научно-исследовательского подвига и, конечно же, последующего триумфа – непременно мирового масштаба. Признание! Нобелевская премия! Цветы в машину, девушки, шампанское… А пока за стеклом иллюминатора – лишь море белых облаков в лучах солнца и мерное гудение авиадвигателей.
Главной задачей и рабочей обязанностью Димы было таскать и грузить рюкзаки белых людей – настоящих участников экспедиции, – а также ящики с оборудованием и какие-то большие брезентовые пакеты с неизвестным околонаучным хламом. Это его не сильно обременяло, хотя из Пекина до Лхасы и дальше по дороге на юго-запад в направлении Катманду до самого места назначения геологи добирались короткими перебежками,
Временами такая жизнь казалась ему даже прикольной. Однако в целом в экспедиции Шаману не понравилось. Шофер Витя и еще один разнорабочий Толик, с которыми студент делил просторную палатку, представляли собой довольно унылую пролетарскую компанию на грани тупости, пошлости и ранней стадии алкоголизма – в общем, не столичный бомонд. Еще четыре члена отряда из числа великих специалистов геохимиков, а также начальник партии и главный инженер были старыми дрищами в возрасте от тридцати пяти до пятидесяти лет. Никакого интереса для Шамана они вообще не представляли, поскольку обсуждали в основном политику и жаловались на жизнь, ругали Брежнева и рассказывали про него глупые, но временами смешные анекдоты. Геология уже не представлялась Диме романтической профессией. Одно дело сидеть в приятной компании в обнимку с девчонками у костра, коптясь помаленьку в его дыму, петь песни под гитару, бухать и лопать шашлыки, и совсем другое – жить и работать в условиях минимального комфорта: ночевать в палатке на раскладушке, каждый вечер залезать в холодный и немного влажный спальник, постоянно есть тушенку с макаронами и испражняться в туалете типа сортир на отшибе лагеря. Про горячую ванну с пеной мы уже и не говорим.
Сам Тибет не впечатлил Диму ни культурой, ни традициями, ни современным жизнеустройством. Лхаса с ее изящным, гордым и таинственным Дворцом Потала – еще куда ни шло, было на чем остановить взор, но дальние деревни…
Величественные горы, обступавшие лагерь со всех сторон оказались совершенно неприступными и очень даже далекими. Казалось, вот они, рукой подать, а на самом деле туда и на лошадях-то непросто было добраться, не то что пешком. Местные жители, несмотря на всю свою благорасположенность и покладистость, категорически отказывались сопровождать молодого исследователя дальше, чем за пять километров от лагеря, да и режим в отряде был достаточно суровым, чтобы можно было надолго куда-нибудь отлучиться. Следов Шамбалы не было нигде и в помине. Даже аборигены не хотели разговаривать на эту тему. Здесь на месте все это начинало казаться полной чушью и бредом детского воображения.
Дима уже стал серьезно подумывать о переводе на другой факультет, поскольку ему стало очевидно: геология, в том виде, в каком он ее ныне постиг, – не для него. Юноша ловил себя на том, что работу свою выполняет механически, а мыслями блуждает где-то далеко-далеко, может быть в параллельных мирах. Поначалу это просто забавляло его, а потом неожиданно стало приносить странное и неописуемое удовольствие. Все чаще и чаще студент замыкался в себе и впадал в какое-то медитативное или скорее мечтательное состояние. Ему нравилось слушать треск дров в костре, тупо смотреть на журчащий между камнями ручей, который улыбчивые местные жители почему-то называли рекой, или зависать на несколько минут у какого-нибудь живописного камня, или просто вглядываться в бескрайнюю даль. Временами ему казалось, что когда он погружается в такие состояния, мысли буквально на какие-то секунды покидают его, и он получает несказанное наслаждение от того покоя, который ненадолго поселяется в нем.
Думать Диме ни о чем не хотелось, а особенно не хотелось вспоминать про Шамбалу. Ему уже было ясно, что никакой Шамбалы на самом деле не существует, и это просто красивая древняя легенда, сильно разрекламированная последователями Блаватской и Рериха, подхваченная романтически настроенными учеными всех стран и народов, эзотериками, искателями приключений и проходимцами разных мастей.
Еще в начале путешествия Дима частенько подбадривал себя словами из сказания о беседах с мудрецом Маркандеи, запечатленными в лесной книге Араньякапарве из Махабхараты, которые он выучил наизусть: «Час пробьет, и появится дваждырожденный по имени Калки Вишнуяшас, наделенный великою силой, умом и могуществом. Явится он на свет в достойной брахманской семье в селении Самбхала и силою духа возродит оружие и всевозможные средства передвижения, и воинское облачение, и доспехи, и панцири. Этот царь, побеждающий дхармой, примет верховную власть и внесет покой в мятущийся мир. Сверкающий брахман, высокий помыслами, явившись миру, положит конец разрушению. Так всеобщая гибель станет началом новой юги. Этот дваждырожденный вместе с брахманами уничтожит разбежавшиеся повсюду жалкие шайки млеччхов». Сейчас же, после полутора месяцев импровизированных доморощенных упражнений на отключение сознания, он с трудом вспоминал сложно произносимые имена царей и великих брахманов невидимой страны Шамбалы или Белых братьев, которых еще называют махатмами. Да и кому это было нужно? Ровным счетом никому…
Неподалеку от лагеря возвышалась одинокая скала, словно оторвавшаяся от горной гряды, которая уходила дальше на юг. В ее основании располагалась небольшая и хорошо ухоженная пещера – место очень живописное. В этом гроте побывали все участники экспедиции, да и залетные спиритуальные туристы с просветленными физиономиями и восторженными взглядами все время стремились попасть туда, а проникнув внутрь, подолгу сидели и медитировали. Надо сказать, что в пещере было действительно очень уютно. Аборигены содержали ее в чистоте и сухости. Дно грота было посыпано толстым слоем мягкого золотистого песка, а в центре располагался примитивный очаг, вокруг которого лежало несколько камней, покрытых циновками, чтобы европейцам было удобнее сидеть вокруг огня. Рядом местные жители заботливо соорудили небольшой дровяник для сухих поленьев и хвороста, поскольку хорошие дрова в этих краях были в дефиците, и найти их самостоятельно было нелегко. Вход в пещеру в северо-западном склоне горы, аккуратно обложенный камнями на цементном растворе, скорее напоминал арку, нежели обычную природную дыру. Кладка выглядела вполне современной. По всей видимости, обитатели соседней деревни специально обустроили это место для экзальтированных гостей, чтобы заработать немного лишних монет, рассказывая небылицы о каких-то там святых аскетах, якобы живших в этом гроте десять тысяч лет назад и искавших просветления.
Главный зал пещеры, площадью примерно в пятьдесят-шестьдесят квадратных метров, имел округлую форму. Закопченные своды были не очень высокими, но местами доходили метров до шести-семи. Ближе к входу на высоте около четырех с половиной метров имелось маленькое окошко треугольной формы, по-видимому естественного происхождения. В глубине грот сильно сужался до расселины шириной в полметра и длиной метра три – своеобразный аппендикс внутрь горы – и все, дальше был тупик. Никакой историко-культурной ценности это место не имело и ни для чего не использовалось, кроме проведения духовных пикников для впечатлительной публики, двигавшейся постоянным потоком из столицы или, наоборот, с юго-запада из Непала через местечко Шигадзе.
Вот в эту-то пещеру и зачастил Дима Кляйн, чтобы по вечерам, когда работа заканчивалась, и вероятность попадания в пещеру какого-нибудь туриста была минимальной, спокойно предаваться своим новым забавам, не нарушая лагерных правил. Всякий раз он приносил туда охапку сухих веток, чтобы пополнять запас дров. Одного часа сидения у костра ему хватало для получения заряда бодрости и оптимизма на весь последующий день, заполненный обычно монотонным трудом землекопа. Все участники экспедиции знали об этой новоприобретенной любви Димы к отрешенности и, уважая его право на медитацию, старались не нарушать его уединения.
Сидя у костра в пещере, Дима, как обычно, воображал себя древним посвященным, который в полном молчании посылает всему миру импульсы развития. Потом он переключился на осознание святости этих древних гор, кристальной чистоты и прохлады воздуха, божественной первозданности. Затем его внимание привлекли языки пламени, и на какое-то время он сконцентрировался на игре бликов и теней. Вскоре Диму накрыло приятное ощущение полноты его существа, словно волшебное тепло ласковой волной распространялось по всему телу, затекая в каждый из членов его организма. Когда тепловой поток достиг кончиков пальцев, он услышал тишину. Это не был привычный навязчивый звон в ушах, какой иногда можно услышать в ночи, когда остальные звуки вдруг исчезают. Это была настоящая пустота и абсолютное безмолвие. Мысли исчезли, наступило умиротворение и блаженство. В этот момент юноше показалось, что время остановилось. Он глянул на костер и с удивлением обнаружил, что языки пламени тоже стоят на месте. Блики на сводах пещеры перестали мерцать, а тени прекратили свой дикий и таинственный первобытный танец. Все замерло. Дым перестал клубиться и подниматься кверху, где он обычно просачивался наружу сквозь треугольное окошко-отдушину. Все это очень удивило молодого человека. Он встал и хотел было убежать, но тут вдруг во второй раз в жизни увидел светящийся белый шар, который появился в самой глубине пещеры. На этот раз шар был существенно больше – около двух метров в диаметре. Дима почувствовал, как таинственный свет магически манит его к себе. Надо идти. Сопротивляться нет сил.