Портрет дамы с жемчугами
Шрифт:
Размышляя так, Синъитиро не без любопытства ждал попутчика. Через несколько минут он увидел шофера, за которым шел человек в студенческой фуражке. То, что попутчиком оказался студент, обрадовало Синъитиро, однако он не испытал того неповторимого чувства, которое возникает при встрече с однокашником.
– Простите за задержку, – сказал шофер. – Вот господин, с которым вы будете ехать.
– Я не стесню вас? – весело поздоровавшись, спросил Синъитиро.
Студент ничего не ответил, только вежливо поклонился. От Синъитиро не ускользнуло благородство, сквозившее в каждой черте его лица, – юноша,
– Итак, я отвезу вас в Югавару, а затем мы повернем на Атами, – сказал шофер. – Господин был настолько любезен, что согласился.
– Вот и прекрасно, – сказал Синъитиро и вежливости ради обратился к попутчику: – Если, конечно, это вас не затруднит.
Когда они сели в машину, шофер, взявшись за руль, сказал:
– До Атами езды пятьдесят минут, всего на десять минут больше, чем до Югавары.
Он резко засигналил, и машина помчалась по городу, догоняя трамвай.
При мысли о скорой встрече с женой досада и раздражение, охватившие Синъитиро в поезде, бесследно исчезли. При каждом толчке сердце его сладко замирало от ожидания близкого счастья. Студент забился в угол и, хмуря тонкие брови, ни разу даже не взглянул в окно, поглощенный какими-то своими думами.
Так, не проронив ни слова, они доехали до Одавары. Синъитиро очень хотелось заговорить с юношей, к которому он уже успел проникнуться симпатией, но он не решался – такой печальный был у юноши вид.
Сейчас, когда юноша сидел совсем близко, бледное лицо его показалось Синъитиро еще более благородным. В подернутых влагой глазах застыло горе. И хотя молчание становилось тягостным, Синъитиро не осмеливался его нарушить.
Наконец он все же решился и, чтобы начать разговор, задал банальный вопрос:
– Простите, вы тоже приехали с последним поездом?
– Нет, с предыдущим.
Ответ был для Синъитиро несколько неожиданным, и он снова спросил:
– Значит, вы приехали из Токио?
– Да, я жил в Михо. – Тон юноши был скорее деловым, чем взволнованным.
– Вы говорите о сосновом парке Михо?
– Да. Я пробыл там неделю, и мне надоело. – Вы лечились?
– Не то чтобы лечился… У меня плохо с головой. – Тень пробежала по лицу юноши.
– Неврастения?
– Не совсем. – Уголки губ у юноши устало опустились. Он, видимо, был удручен горем, которое не выразишь словами.
– Вы давно оставили учебу?
– Около месяца.
– Впрочем, на словесном факультете посещение лекций, кажется, необязательно? – сказал Синъитиро, вспомнив замеченный им на воротнике у юноши значок. Синъитиро видел, что юноша совсем не расположен вести беседу, но ему очень хотелось потолковать о литературе, которую он любил с детства, хотя сам окончил юридический факультет. И после короткой паузы он снова заговорил: – Простите, вы из какого котогакко [2] ?
[2] Котогакко – учебное заведение, нечто среднее между гимназией и университетом.
– Из токийского, – даже не повернувшись к Синъитиро, ответил юноша.
– Так ведь и я там учился, но вас что-то не помню. Когда вы кончили?
После этих слов в сердце юноши возникло то особое чувство, которое возникает у людей, проживших вместе лучшие годы в одном пансионе и потом неожиданно встретившихся.
– Простите меня, ради бога! – воскликнул юноша. – Я кончил в позапрошлом году. А вы?
Впервые за всю поездку юноша улыбнулся. Улыбнулся грустно, но искренне.
– Я кончил как раз в том году, когда вы поступили, – ответил Синъитиро, – потому и не помню вас.
Синъитиро вынул из бумажника визитную карточку и протянул юноше. На ней значилось: «Синъитиро Ацуми».
– К сожалению, я не взял с собой карточки, – сказал юноша. – Мое имя Аоки Дзюн.
После состоявшегося знакомства оба почувствовали друг к другу расположение, и со стороны могло показаться, что в машине едут давнишние друзья.
Мягкий, наивный и очень застенчивый, юноша в то же время обладал способностью быстро привязываться к людям. Так случилось и на сей раз. Стоило ему узнать, что они с Синъитиро окончили одно учебное заведение, как он сразу проникся к нему доверием и как старшему оказывал всяческое внимание.
– Я покинул Токио десятого мая, – стал жаловаться юноша, – чуть ли не месяц скитаюсь по гостиницам, но нигде не могу обрести покоя.
Слушая его, Синъитиро думал о том, что в юношестве часто испытывают тоску, то ли от сложностей жизни, то ли от несчастной любви.
– Я советовал бы вам возвратиться в Токио, – сказал Синъитиро, – ибо на собственном опыте убедился, что только шум и суета большого города могут восстановить душевное равновесие. Поверьте, и в горах и у моря с особой остротой ощущаешь одиночество и тоску.
– Обстоятельства не позволяют мне вернуться в Токио, – ответил юноша. – Жизнь там превратилась для меня в настоящую пытку.
Юноша снова умолк. Глядя на него, Синъитиро испытывал острую жалость: он понял, как глубока рана в сердце этого молодого человека.
Посмотрев в окно, они обнаружили, что Одавара осталась далеко позади и теперь машина мчалась вдоль узкоколейки по самому краю пропасти. Внизу пенились, разбиваясь о берег, волны Тихого океана.
Там, где берег был более пологим, террасами располагались сады с мандариновыми деревьями. Дурманящий аромат их цветов ощущался даже в машине.
– Хорошо бы приехать в Атами засветло, – сказал через некоторое время Синъитиро.
– Мне безразлично. Можно остановиться и в Югаваре, если не поспеем в Атами.
– Тогда остановимся в Югаваре. Я рад нашему знакомству и охотно побеседую с вами.
– Вы надолго в Югавару?
– Нет, еду за женой.
– За женой? – Тень пробежала по лицу юноши.
Дорога была опасной, но шофер, совершавший в день несколько ездок по этому маршруту, смело вел машину, радуясь, что здесь нет препятствий, которые на каждом шагу встречаются в Токио. Он так резко поворачивал руль, что у путников дух захватывало. Вдруг в горах эхом прокатился грохот, заглушивший шум мотора. «Уж не поезд ли это?» – подумал юноша.