Портрет дочери художника
Шрифт:
Поздоровавшись, она пригласила супругов внутрь.
– Вы пунктуальны, – заметила Исмена, пока Кеней помогал Риз снять пальто и раздевался сам. – Надеюсь, точны и в работе.
– Конечно, – с улыбкой
– На третьем этаже, – Исмена указала рукой на лестницу.
Третий этаж, мансарду, занимала просторная художественная студия. Из квадратного солнечного окна на пол падало пятно серого света, в котором двигались тени дождинок. Всё пространство захватили картины. Они теснились у стен, опирались на табуреты и мольберты, лежали на столе; самые старые бережно спрятаны в полумраке, известные – на виду. Первыми в глаза бросались три потрясающих портрета: надменного седого мужчины, мрачного молодого человека и болезненной девочки с покрасневшими веками. Невероятно живо написанная троица будто пристально изучала вошедших.
По спине Кенея промчались мурашки. Он вздрогнул и отвёл взгляд.
Встав в центре студии, Исмена развела руки и торжественно сказала:
– Прошу – сто четыре картины.
– Немало, – ответила Риз. – Неужели вы сами их для нас подготовили?
– О… Было увлекательно! –
Кеней и Риз переглянулись. Риз подошла к портрету девочки и наклонилась, всматриваясь в бледное лицо:
– Месяц, думаю…
– Прекрасно! – обрадовалась Исмена. – Будете ли здесь ночевать?
– Вы предлагаете?
– Дорога из Идониума до-о-олгая. Попрошу охрану вас не беспокоить.
Кеней увидел, как восторженно вспыхнули глаза Риз, и тяжело вздохнул. Он предпочитал спать дома.
Вначале Кеней Карелис несколько раз ездил в Идониум – искал в архивах историю особняка. Второй дом по улице Галена, Дом портретистов, сменил много хозяев.
Первым владельцем был живший на заре Идониума портретист Есей Парменас. Следующим – его ученик Трифон Фотиос. Потом – художественный критик Гедеон Лефтерас. И последним – гений масляной живописи Наум Спинеллис.
Конец ознакомительного фрагмента.