Шрифт:
Искусствовед Кеней Карелис любил возвращаться домой, в первый коттедж по улице Янг. Летом здание утопало в зелени, осенью – казалось пылинкой в водовороте огненных красок, зимой – игрушкой, к которой тянут тонкие ветви-руки клёны. Крыльцо увил виноград, под козырьком шептались колокольчики: деревянные, глиняные, медные – коллекция искусствоведа Риз Таук.
Дом появился здесь давно. Тогда Идониум только проступал из забвения, улицы Янг ещё не существовало, и крутой холм, по которому она сегодня сбегает к реке, считался окраиной. В те годы весь город был: часовая башня Сфенела,
Еще Риз говорила, что, если часы мастера Сфенела остановятся, Идониум вернётся в забвение со всеми коренными жителями, хэбами; останутся лишь приезжие, сомнии.
«Она всегда любила мрачные городские легенды», – считал Кеней.
Он повернул в замке ключ и открыл дверь их с супругой коттеджа.
Внутри пахло старым деревом, бумагой и яблоками. На кухне горел свет, в гостиной тлели в камине дрова, на перилах лестницы висели пальто и шарф. Риз уже вернулась.
– Я в библиотеке! – донеслось сверху.
Кеней всегда завидовал её острому слуху.
Он убрал в шкаф одежду, свою и Риз, поднялся на второй этаж и вошёл в ярко освещённый зал. Супруга, вскарабкавшись на стремянку, изучала корешки стоявших под потолком книг.
– Добрый вечер, госпожа Таук, – улыбнулся Кеней.
Риз ещё с минуту вчитывалась в названия на корешках, потом торжествующе схватила один том и начала спускаться. На третьей ступеньке от пола она остановилась и спрыгнула. Кеней подхватил супругу и вдохнул окутывавший её волосы аромат чернил.
– Добрый вечер, господин Карелис, – поцеловала его Риз.
В её круглых очках Кеней увидел своё отражение: крупного, стриженного ёжиком мужчину в полосатой рубашке и подтяжках.
– Что ты сегодня приготовила?
На ужин был мясной пирог.
Супруги зарегистрировали брак пять лет назад, но в книгах Идониума до сих пор значились под разными фамилиями. Городской закон предписывал различать хэбов (таких, как Риз), сомниев (таких, как Кеней) и их общих потомков. А ещё из-за упрямства гордившейся своей семейной историей Риз. Когда-то проспорив с будущей супругой неделю, Кеней решил, что уговаривать её сменить фамилию чревато ссорой, и отступился.
После ужина Риз убрала посуду и заварила чай. Кеней взял книгу, которую она искала в библиотеке, пролистал. Там описывалась легенда появления Идониума и говорилось о мастере Сфенеле, кстати, тоже сомнии. На одной из иллюстраций Кеней увидел часы-медальон, очень похожие на те, что Риз носила на груди, – фамильную реликвию Таук.
– Кеб попросил почитать, – заметив его интерес, сказала Риз.
Кеб Таук, её младший брат, работал инженером в часовой башне Сфенела.
– Понятно, – Кеней закрыл книгу. – Мне предложили интересный заказ, Риз.
Она с толикой любопытства склонила голову набок.
– Улица Галена, второй дом.
– Дом портретистов? – педантично уточнила Риз. – Старинный особняк в пригороде, которым владел Наум Спинеллис?
Кеней залюбовался супругой, хотя её черты не отличались утончённостью. Элегантный узел густых каштановых волос лишь подчёркивал графичность скул и массивность покоившейся на горбинке носа оправы. В карих глазах за толстыми стёклами очков читался незаурядный ум. Выражение лица, наклон головы, осанка, манера переплетать пальцы – строгий образ завершало тёмно-голубое платье с глухим воротником.
– Да. Его купила госпожа Исмена Боцарис. Она собирается открыть там музей.
Риз кивнула: ей встречалось имя меценатки.
– Честно говоря, я не слишком люблю произведения Спинеллиса. Он безупречно техничен и точен. Это лишает его картины флёра истинной живописи.
– В особняке есть работы и первых владельцев. Нас просят составить каталог.
Риз задумчиво переплела пальцы. Заказ был престижным, но она ненавидела нудную бумажную работу.
«Не следовало сразу говорить про каталог…» – сокрушенно подумал Кеней и поспешно предложил:
– Ты займёшься картинами и антиквариатом, а я – писаниной.
Риз расцвела улыбкой. Кеней беззвучно рассмеялся, наклонился над столом и взял её за руку:
– Позвоню и скажу, что мы согласны.
Кеней Карелис и Риз Таук, супруги-искусствоведы, познакомились в Высшей школе Идониума.
Кеней изучал архитектуру, Риз – арт-экспертизу. Некоторые лекции у них совпадали, а в магистратуре они обнаружили, что писали исследования на близкие темы. Кеней высчитывал время рождения из забвения Ратушной площади; Таук изучала на ней дома. Искусствоведы часто вместе ездили в архивы и собирали городские легенды.
За год до выпуска Кеней и Риз зарегистрировали брак.
Стипендия была маленькой. Первое время регулярно не хватало денег. Риз боялась: придётся продать коттедж на улице Янг, фамильное гнездо Таук, чтобы оплатить обучение Кеба часовому делу. Стараясь подзаработать, супруги писали в тощие газеты статьи под громкими заголовками вроде «Ужас сквера Эак» или «Дикие кошмары Амского квартала».
Однако вскоре всё изменилось.
Их куратор купил дом на Ратушной площади и попросил найти его историю. Брошюра супругов понравилась и профессору, и любопытным соседям – на искусствоведов посыпались предложения о работе.
В первое время обращались лишь по схожим вопросам. Однако вскоре Риз получила лицензию арт-эксперта, и обоих стали приглашать работать с антиквариатом и предметами искусства. Например, каталогизировать коллекции, как заказала госпожа Исмена Боцарис.
Кеней Карелис и Риз Таук потратили на дорогу три часа, но приехали на встречу вовремя. Ворота были открыты; к спрятавшемуся в глубине сада особняку вела гравийная дорожка.
С ночи лил дождь, и искусствоведы сразу заскочили под козырёк над крыльцом. Кеней закрыл зонт. Риз посмотрелась в латунный звонок, поправив причёску, и надавила на рычажок – раздалась приглушенная каменными стенами трель. Через минуту дверь открыла госпожа Исмена Боцарис, элегантная женщина с сединой в чёрных волосах.