Портрет игумении
Шрифт:
Нсколько мсяцевъ тому назадъ, въ дождливый осенній вечеръ, я собрался къ моему старому знакомому, отставному полковнику Ш. У полковника, холостяка и хлбосола, почти ежедневно собиралось по вечерамъ пріятное общество. Иногда играли въ карты, а то просто бесдовали у камина, полулежа на мягкихъ турецкихъ диванахъ, куря сигары и запивая разсказы и споры старымъ, отличнымъ виномъ, на которое не скупился хозяинъ.
У полковника я засталъ, какъ и разсчитывалъ, нкоторыхъ нашихъ общихъ пріятелей. Тутъ былъ и докторъ Н., и племянникъ полковника, молодой товарищъ прокурора, и художникъ С.
— А! вотъ
— Очень радъ, — отвтилъ я, — и сейчасъ буду къ вашимъ услугамъ, но прежде всего позвольте замтить вамъ, дорогой хозяинъ, что погода сегодня самая возмутительная и я продрогъ до костей. Если хотите, чтобы я говорилъ складно, то развяжите мн языкъ чмъ-нибудь согрвательнымъ.
Полковникъ налилъ мн стаканъ вина.
Посл нсколькихъ глотковъ, пріятная теплота пробжала по моему тлу, я придвинулся къ камину.
— Въ чемъ же дло, господа? на счетъ чего вамъ угодно знать мое мнніе? — спросилъ я моихъ собесдниковъ.
— Вы должны сказать намъ, — отвтилъ мн, громко смясь, молодой юристъ, — считаете ли вы себя способнымъ врить въ существованіе духовъ или въ сверхъестественныя силы.
— Тише, — шутливо крикнулъ докторъ, стуча золотою табакеркою о столъ, — господинъ товарищъ прокурора, я призываю васъ къ порядку! Зачмъ вы начинаете съ конца?.. Видите-ли, обратился онъ ко мн, мы говорили о случа изъ моей сегодняшней практики.
Рано утромъ меня позвали къ одной паціентк. Я знаю ее давно, это умная и разсудительная женщина. Я ее засталъ въ большой тревог. Несмотря на свои лта, она была въ такомъ лихорадочномъ состояніи, что даже не могла отвтить на мои вопросы. Я понялъ, что съ ней произошло что-нибудь необыкновенное. Наконецъ, она разсказала слдующее таинственное приключеніе, бывшее съ ней прошлой ночью. Вскор посл полуночи ее разбудилъ какой-то странный шумъ, черезъ нсколько мгновеній она увидла, что въ ея спальню вошла озаренная электрическимъ свтомъ ея покойная сестра, кивнула ей головой и хотла даже протянуть къ ней руку. Тогда моя паціентка изъ всхъ силъ закричала отъ ужаса. Видніе исчезло, сдлавъ ей рукою угрожающее движеніе.
— Что же вы думаете объ этомъ, докторъ? — спросилъ я, не особенно заинтересованный.
— Я? ничего! Я ей объяснилъ, что таинственное освщеніе происходило отъ свта уличнаго фонаря, падающаго на противоположную дверь, а все остальное — дйствіе ея разыгравшагося воображенія. Она мн не поврила и даже настаивала, что ясно видла родимое пятно на лбу сестры.
— Я съ вами согласенъ, докторъ, — замтилъ я, — что такія виднія могутъ только пригрезиться. Природ было бы слишкомъ много дла, если бы она вздумала связывать все прошедшее съ настоящимъ. Что умерло — то мертво. Было бы мило, еслибы каждый духъ такъ, ни съ того, ни съ сего, являлся нарушать наше спокойствіе. Единственное, средство избавить людей отъ такихъ глупостей, это смяться надъ ними.
— Но и насмшками ихъ разуврить нельзя, — перебилъ меня докторъ:- они настаиваютъ, что видли и слышали то и то. Ну, хорошо, положимъ даже, что это и правда, точно видли; но вдь все же еще не сказано, что это духъ. А между тмъ суеврный человкъ скоре позволитъ отсчь себ голову, чмъ допустить естественную причину своего виднія, и чмъ несообразне видніе, тмъ боле онъ ему вритъ. Что вы на это скажете, полковникъ?
Хозяинъ нашъ съ видимымъ интересомъ слушалъ разговоръ и отъ меня не ускользнуло, что при послднихъ
— Вы, кажется, дйствительно готовы врить моей паціентк,- весело добавилъ докторъ.
Полковникъ, затянувшись сигарой, отвтилъ серьезно и задумчиво:
— Я не врю въ сверхъестественное, но и не отвергаю его боле…
— Боле? — воскликнулъ удивленный докторъ. — Значитъ было время, когда вы иначе смотрли на вещи, вольнодумцемъ были; теперь же вы не то. Если это не тайна, полковникъ, то разскажите намъ происшествіе, которое произвело въ васъ эту перемну.
Мы присоединили наши просьбы. Таинственные разсказы слушаются очень весело, когда сидишь въ пріятной компаніи вокругъ стола и заливаешь свою дрожь хорошимъ виномъ.
— Это не тайна, — сказалъ полковникъ, — но не думайте, чтобы въ моей исторіи были настоящія привиднія, это только странный случай, со мною приключившійся и навсегда оставшійся для меня необъясненнымъ.
Онъ помолчалъ съ минуту, очевидно вспоминая подробности далекаго прошлаго, и потомъ продолжалъ:
«Въ начал сороковыхъ годовъ, совершенно молодымъ человкомъ, едва надвшимъ офицерскіе эполеты, я получилъ приглашеніе отъ моего дяди погостить у него. Мой дядя — братъ моей матери — графъ Б-цкій, жилъ въ Польш, въ своемъ великолпномъ имніи, о которомъ я съ дтства много слышалъ. Нашъ полкъ стоялъ въ Варшав, я очень обрадовался дядиному приглашенію, тотчасъ же взялъ отпускъ и, съ первымъ дилижансомъ ухалъ. Это было въ октябр; вечеръ задался самый ненастный и втрянный, когда мы выхали изъ Варшавы. Пассажиры дилижанса состояли, кром меня, изъ стараго поляка-помщика и какой-то монахини, которая забилась въ уголокъ и шептала молитвы. Между тмъ старикъ старался завлечь меня въ разговоръ. Мы и разговорились. Погода съ каждой минутой становилась все хуже, мы прохали открытое шоссе и теперь были въ лсу, но втеръ все-таки врывался въ карету. Тучи такъ и неслись по небу, изрдка изъ-за нихъ показывалась луна. Вдругъ я замтилъ, что мы демъ тише и только что хотлъ объ этомъ сказать моему сосду, какъ монахиня обратила ко мн свои черные глаза и прошептала: „скоро лошади совсмъ остановятся.“
— Разв ужъ станція? — удивленно спросилъ я.
— Нтъ! но увидите, что такъ будетъ, это старинная привычка лошадей.
Я не усплъ попросить у нея объясненія этихъ странныхъ словъ, какъ лошади, дйствительно, остановились.
— Видите! вотъ оно! — сказала монахиня.
— Что оно?
— Памятникъ!
И она указала рукой въ правую сторону. Я выглянулъ изъ окошка. Мы были на довольно высокомъ пригорк, у креста, сдланнаго изъ благо камня. Мсяцъ освщалъ теперь этотъ блый крестъ и придавалъ всей картин что-то таинственное и страшное.
Помщикъ также выглянулъ изъ окошка и потомъ обратился къ монахин: „я впервые здсь прозжаю, скажите, что все это значитъ?“ Въ эту минуту лошади снова потянули.
— Ну вотъ… это он сами! — сказала спокойно монашенка — почтальонъ не трогалъ кнута? Такъ всегда здсь бываетъ… Видите, какая тутъ есть исторія… Около двадцати лтъ тому назадъ, разбойники напали на этомъ самомъ мст на дилижансъ и ограбили его, при этомъ была схватка, потомъ между убитыми нашли почтальона. Въ память убитыхъ и воздвигли здсь крестъ. Съ тхъ поръ лошади ужасно боятся этого мста, подъзжая къ кресту, он мало-по-малу замедляютъ ходъ, и, наконецъ совсмъ останавливаются передъ памятникомъ. Никакіе крики почтальона не въ состояніи ихъ сдвинуть съ мста. Черезъ дв, три минуты, вотъ какъ теперь, он сами трогаются и быстро спускаются съ горы.