Портрет Мессии
Шрифт:
Переводчик не успел перевести все слова Пилата — такой поднялся шум. Евреи потрясали кулаками и проклинали Пилата. Они призывали своего бога покарать его.
Опомнились они, лишь когда поняли, что крики позади них — это шум битвы. Корнелий и его люди окружили трибуну прокуратора. Меч центуриона сверкнул в воздухе, рубя чью-то руку; капли крови забрызгали тогу Пилата. Люди Корнелия образовали вокруг наместника железное кольцо. Впрочем, евреям было уже не до Пилата. Солдаты, проникшие в самую гущу толпы, усердно работали мечами и кинжалами. Те, кто находился ближе к прокуратору, приняли на себя первый удар и пали, словно колосья пшеницы, скошенные серпом.
Тут через центр пробился второй отряд, спеша на помощь Пилату,
Некоторые замешкались, парализованные ужасом, и падали под ударами мечей. Но и те, кто надеялся спастись бегством, оказались в западне — на них мчалась сирийская кавалерия. Попав в ловушку, люди в первых рядах пытались повернуть назад, но на них напирали все новые беглецы. Результат был предсказуем и ужасен.
Сирийцы, и без того не любившие евреев, рубили их с большей яростью, нежели хладнокровные ветераны из легиона «Фретензис», лошади всадников топтали упавших. Немногих, кому посчастливилось отступить обратно на площадь, встречали пехотинцы Пилата, и тогда несчастные начали поднимать руки, сдаваясь на милость победителя, но пленных не брали. Их «приветствовали» ряды дисциплинированных римских солдат.
Прошло минут двенадцать, не больше, и на площади остались стоять только те, кто состоял на службе Рима. Из примерно тысячи выживших после этой мясорубки Пилат отобрал тех, кто не был серьезно ранен, затем из них — еще сто человек, и приказал распять их вдоль дороги, что вела от Сузских, или так называемых Царских, ворот.
Остальных наместник отпустил. Пусть знают, что и он не лишен сострадания.
Цюрих
10 октября 2006 года
Банк «Гётц и Риттер» занимал четырехэтажное здание неоготического стиля на углу улицы к востоку от Банхофштрассе. Построенное в начале двадцатого века из крупных каменных блоков, оно было богато украшено по моде тех лет лепным орнаментом в виде листьев плюща и виноградных лоз, ангелами и голубками. Небольшие декоративные балкончики и медальоны оживляли фасад. Вдоль верхних этажей тянулись пилястры в классическом стиле, как бы окаймлявшие окна — дорические на втором этаже, ионические на третьем и, наконец, коринфские на четвертом. Вполне типичный для Цюриха дом, но Мэллой задержался, рассматривая его. У главного входа находилась круглая площадка для машин. Стоянка была совсем маленькая, всего на несколько мест, зато позволяла клиентам подъехать из города к банку с трех разных сторон.
Впрочем, проблема заключалась именно в организации отхода. Если полиция всерьез намеревалась не выпустить кого-либо из деловой части города, сделать это не составляло труда, используя целый ряд хитроумно спланированных «бутылочных горлышек». Именно поэтому ограбить банк в центре Цюриха непросто. Но трудности этим не ограничивались. Три стороны здания банка были открытыми, что позволяло полиции вести огонь с крыш. Впрочем, это можно использовать самому. На выходе из банка Мэллой будет очень уязвим. Этот недостаток он постарался компенсировать с помощью двух полицейских снайперов, свободных на сегодняшний день от дежурства, а также с помощью бронежилета, который прикрывали просторный свитер и куртка.
А вот что касалось быстрого и безопасного выезда из города — это другой вопрос.
Мэллой подошел к четвертой стороне здания, туда, где река Лиммат неспешно несла свои воды. Оказалось, что рядом с банком «Гётц и Риттер» находилась маленькая пристань, где нашли приют двадцать — тридцать частных лодок. Примерно в пятидесяти ярдах от пристани река протекала под низеньким витиевато украшенным мостом. А дальше, за ним,
Вновь оказавшись перед главным входом, Мэллой не увидел там вооруженных охранников — лишь запертую дверь.
Позвонив, он представился по-английски, «Мистер Томас».
Тихое гудение, щелчок — тяжелые двери отворились, и он вошел в небольшую элегантно обставленную приемную. Молодая женщина вежливо поздоровалась и позвонила наверх. Две минуты спустя к ним спустилась некая мисс Берлини, которая проводила Мэллоя к лифту и сообщила, что мистер Уиллер и доктор Норт прибыли несколько минут назад.
Они расположились в кабинете директора, куда и проводила Мэллоя мисс Берлини. Ханс Гётц занял стратегическую позицию за огромным письменным столом девятнадцатого века — вполне в стиле всего здания. Николь Норт и Роланд Уиллер сидели лицом к нему. Уиллер и Гётц встали, когда вошел Мэллой, представились и по очереди крепко пожали ему руку — в европейской манере. Гётц оказался невысоким аккуратным человечком с ежиком седых волос и румяным лицом. Улыбка самая дружеская, манеры безупречны. На столе царил невиданный порядок, все скрепки на бумагах повернуты в одну сторону — очевидно, Гётц придавал большое значение мелочам. Мэллою сотни раз доводилось видеть такой тип человека — в кафе, ресторанах и барах финансового центра. Жизнерадостная, уверенная в себе порода людей, ровно до тех пор, пока все идет так, как они планировали. Фасад тут же терял всю привлекательность, как только случались неприятности. Словом, типичный швейцарский банкир.
Роланду Уиллеру было за шестьдесят — просто воплощение английской самоуверенности. Высокий господин с прямой спиной, серебристыми волосами и темным загаром, кажущимся столь естественным и привлекательным. Если верить тому, что прочел о нем Мэллой, у Уиллера была зимняя резиденция в Каннах и еще одна, на юге Испании. Мэллою понадобилась всего секунда-другая, чтобы понять: этот господин наделен особым даром — заставлять богатых покупателей поверить своим суждениям. Несмотря на всю свою изысканность, в душе он прежде всего был дельцом. Он заботился о других. Он давал советы. Он шел на мелкие уступки, чтобы заставить клиентов доверять ему, когда речь пойдет о крупной покупке. Уиллер, подумал Мэллой, быстро схватывает и оценивает ситуацию, улавливает малейшие оттенки выражения на лицах заказчиков, никогда не проявляет гнева, всегда невероятно внимателен. И очень богат, благодаря праведным своим трудам.
На Уиллере был костюм угольно-черного цвета, золотая булавка для галстука, такие же запонки в манжетах. Даже по цюрихским стандартам выглядел он очень хорошо. Но самой характерной чертой этого дельца от искусств Мэллой счел его манеру обращения с мисс Берлини. Николь Норт — клиент. Ханс Гётц — директор банка. Мэллою должны доверить целое состояние. Таким образом, все они заслуживали его внимания и уважения. А вот мисс Берлини была всего лишь мелкой сошкой. Но несмотря на это, он обращался с ней как с уважаемым партнером по бизнесу, и не из простой учтивости. Она, подумал Мэллой, чем-то заслужила уважение Уиллера. Трудно было сказать, что за отношения связывали их, но ясно одно: Уиллер не впервые имеет дело с Гётцем и его помощницей.
Сразу видно, доктор Норт многому научилась у Роланда. В каждом жесте, каждом взгляде — она избегала смотреть человеку прямо в глаза — светилось неосознанное чувство собственной исключительности. И дело не только в ее огромном состоянии: она выглядела так, словно действительно верила в то, что обладает неким моральным превосходством над другими. А еще в ее поведении проглядывала настороженность, готовность к тому, что кто-то может вдруг выхватить пистолет. Она крепко сжимала в руках пакет и всем видом давала понять, как ей хочется как можно скорее покончить с этим неприятным делом. Но этого не случится, пока Гётц не получит подтверждения, что электронный перевод денег завершен.