Портрет неизвестной в белом

Чудакова Мариэтта Омаровна

Леша рванул дверцу, а левой рукой сдавил горло сидевшему за рулем человеку – и так, за горло, выдернул его из машины. (Своевременным будет пояснить, что Леша был левшой. Но и правая рука работала у него не хуже, чем у нас с вами.)

В тот же миг плечистый выхватил Макарова из кобуры и направил на два тесно сплетшихся и молча ломавших друг друга тела. Однако целиться в них в данный момент, как всякому ясно, было совершенно бессмысленно. И тут же из кустарника – из того самого места, что и несколько часов назад, – высунулось черное дуло Калашникова и голос часового крикнул:

– Не дергайся, Харон, – ты у меня на мушке!

Не успели эти слова

отзвучать, как плечистый упал на землю и открыл огонь по кустарнику. И сразу же автоматная очередь взрыла фонтанчики земли перед его носом. В следующий миг, тоже неизвестно откуда, с диким криком выпрыгнул Саня и ногой выбил Макарова из рук плечистого.

Кувырнувшись через голову, плечистый пружинисто вскочил и присел на полусогнутых, широко расставив руки. Лицо его с ощерившимся ртом было страшно и очень мало напоминало лицо человека.

– Пор-рву! – прохрипел он.

В такой же точно позе напротив него оказался Саня.

В следующую секунду он кинулся на Харона с хриплым, тоже мало напоминавшим человеческий голос воем вперемежку с короткими выкриками.

Занятые друг другом, они не видели, что по ту сторону джипа Леша с часовым уже вязали Хозяина.

Саня справился с Хароном один.

Через пять минут оба негодяя были упакованы.

Все произошло даже немного быстрее, чем по расчету Леши.

А минут через двадцать, перекидав все продукты из джипа (это был, напомним, «форд» – с кабиной, отделенной от вместительного кузова) в будку часового, на дно кузова положили обоих связанных веревками пленников. Харон молчал, а Хозяин, не переставая, изрыгал страшные проклятия, поэтому пришлось залепить ему рот пластырем. И, расспросив Часового про дорогу, Саня с Лехой выехали на «форде» на тот самый проселок, по которому миновавшей ночью въезжали на «Волге» на территорию победившего социализма.

Часовой же вместе с «Волгой» (и наскоро написанной доверенностью на нее) и тремя путешественниками остался в поселке – до особого распоряжения. В Омске пока ему делать было нечего и, сказать честно, вообще появляться не стоило. Сначала Саня и Леша должны были, если употребить их любимое слово, порешать его судьбу. Ведь так или иначе – он на много лет оказался связанным с наркобизнесом, хотя и не по своей воле.

Мячик радостно побежал к уже заскучавшему без него псу. Женя с разрешения Часового пошла в лес, верней, на опушку – вернуться наконец к давно забытым тренировкам. А у Тома имелись свои очень важные планы.

Глава 6

У военкома

Военком Омской области генерал-майор Анатолий Аверьянович Пономарев в восемь утра находился, как всегда, на рабочем месте.

Светлый кабинет был уже залит солнцем. Генерал-майор, входя, обычно первым делом раздергивал белые шторы, которые поздно вечером всегда аккуратно задергивала уборщица. Он считал, что солнечный свет никому, кроме людей с больными глазами и преступников, ищущих темноты, мешать не может. У нормальных, здоровых людей он только вызывает приток энергии, которая с утра каждому нужна.

Конец вчерашнего дня оставил в душе у генерал-майора гадкий осадок, и осадок этот тотчас поднялся со дна, как только Пономарев сел за стол и механически переставил маленький бюстик Лавра Корнилова – выпускника Сибирского кадетского корпуса.

Пришедший вчера в последний рабочий час на прием «афганец» рассказывал,

что проделали в райвоенкомате с его единственным сыном. У того с малых лет медленно, но верно развивалась конечностно-поясная атрофия мышц (военком давно уже освоил все названия болезней «белобилетников»). Мать, способный физик, бросила работу, чтобы помогать учиться сыну, оказавшемуся еще более способным. На костылях, с неработающей правой рукой, парень окончил школу с медалью. Чтобы сдавать экзамены в Омский университет, он должен был получить соответствующую справку в военкомате – этот самый «белый билет». Отец мог пойти на медкомиссию сам, один, просто со справкой о слишком очевидной и неизлечимой инвалидности, но повез сына с собой – на всякий случай. Там их стали посылать в инстанции в разных концах города, откровенно вымогая взятку у инвалида на костылях.

Тогда «афганец» сказал так: «Вы – врачи. Вот я привел к вам сына, вы его видите. Если он годен для прохождения службы – скажите. Я пожму ему руку, поздравлю, скажу: “Сын, служи родине, как я ей служил”. Если не годен – дайте соответствующий документ. Но никуда больше через весь город я его не повезу».

Разгорелся конфликт. Отца чуть не вытолкали из кабинета – вместе с сыном на костылях. Он чуть не заехал в самоуверенную физиономию мужчине-врачу. Дело было не единичное, все это военком знал, – как мог, противостоял и, встречаясь снова и снова с беззастенчивыми вымогателями, каждый раз испытывал тошнотворное чувство.

…Через пять минут после того, как генерал расположился за своим столом, дежурный лейтенант доложил, что к нему на прием просится какой-то штатский.

– Не могу сказать точно, кто такой, товарищ генерал-майор. Вижу только, что грузин. Но паспорт российский. Кутателадзе Георгий.

– А что надо-то?

– Не могу знать, товарищ генерал-майор. Говорит, что по личному делу. И что вы его знаете.

– Кутателадзе… Кутателадзе… Не припомню что-то. Ну, зови – пока еще дела с утра за горло не взяли.

Лейтенант впустил высокого и полного широко улыбающегося человека, черноглазого и не по возрасту лысоватого.

– Простите, товарищ генерал-майор! Рядовой срочной службы Георгий Кутателадзе прибыл в ваше распоряжение. Помните меня, товарищ генерал? Под Тюменью, во вверенном вам полку?.. Ребята меня Жорой звали.

И медленно выплыл из тумана памяти худощавый, изящный юноша-грузин с тонкими, будто наклеенными над губой усиками.

…Лет двадцать назад генерал, а тогда еще подполковник, командовал полком в огромном, разметнувшемся по бескрайним снегам Западно-Сибирской низменности Тюменском военном округе. Воинские части, затерянные в лесах, куда не ступала нога штатского человека… Березы со стволами, которые с трудом обхватишь, – в европейской России таких ему не встречалось. И земля под ними все лето и осень усыпана благородно-серого цвета шляпками подберезовиков, которых некому собирать, – так и уходили под снег.

Как же, как же… Память выдернула из тьмы и заместителя комполка, любителя выпить, который все решал и не мог решить вопрос оптимальной периодичности выпивки: «Каждый день – тяжело. А через день – долго ждать».

Проверяя одну роту, остановился комполка однажды перед черноволосым бойцом, невольно залюбовавшись складной, сильной, гибкой фигурой и девичьим румянцем на смуглых щеках.

– Хорошо служится, генацвале?

– Так точно, товарищ подполковник! Маме в Тибилиси написал: «Мама, все, что напаминаит лижи, – жьжигай!»