Портрет смерти (Посмертный портрет)
Шрифт:
– Когда вернешься к себе, позвонишь Трине. Меня поблизости не будет. Если она спросит, скажешь, что я веду сверхсекретное расследование. За пределами Земли… И вернусь через несколько недель. Нет, лучше через несколько лет.
– Понятно. Куда теперь?
– Диего.
– Время ланча еще не наступило.
– Можешь взять бурритос на завтрак.
Через пять минут Пибоди почувствовала, что умирает с голоду. Здесь божественно пахло экзотическими пряностями. Молодежь завтракала в кабинках на четверых, оттуда доносились оживленные
Одна из торопившихся официанток сказала им, что Диего в утреннюю смену не работает. Раньше полудня он из квартиры над рестораном не появляется.
– Выходит, он работает только во время ланча и обеда, – сказала Ева по пути наверх. – Больше клиентов – больше чаевых. У дяди работать выгодно. Проверь, нет ли у Диего машины, зарегистрированной на его имя. Потом проверь дядю и выясни, не числится ли за рестораном какой-нибудь фургон.
– Уже проверяю.
Когда Ева постучала, Пибоди начала поиск. Никто не ответил, и Ева стала колотить в дверь кулаком. Спустя несколько минут прозвучала раздраженная тирада по-испански. Судя по тону, это были ругательства. Она постучала снова и поднесла к «глазку» свой жетон.
– Открывайте, Диего!
– На его имя ничего нет, – вполголоса сказала Пибоди. – А вот у дяди есть седан последней модели и фургон.
Тут Диего открыл дверь, и она осеклась, потрясенная его ярко-голубой пижамой.
«Макнаб умер бы от зависти», – подумала Пибоди.
– В чем дело? – Темные глаза Диего были сонными, а поза – ленивой и вызывающей. Смерив Еву взглядом, он насмешливо улыбнулся и потрогал едва заметный клин волос на выступающем подбородке.
– Хочу задать несколько вопросов. Будем говорить здесь или внутри?
Он дернул плечом, затем отошел в сторону и сделал изящный жест рукой.
– Я всегда рад видеть у себя леди. Кофе?
– Нет. Вчерашний вечер. Вы уже ученый.
– Простите, не понял.
– Где вы были вчера вечером, Диего? С кем были и что делали?
Одновременно она обвела взглядом комнату. Маленькая, оформленная в вызывающих красно-черных тонах. Слишком теплая и пахнущая каким-то крепким мужским одеколоном.
– Конечно, я был с дамой. – Он блеснул белыми зубами. – И мы всю ночь занимались страстной любовью.
– У дамы есть имя?
Он потупил глаза с густыми ресницами.
– Как джентльмен, я не могу его назвать.
– Тогда я назову это имя сама. Рэйчел Хоуард?
Продолжая улыбаться, он поднял руки ладонями вверх.
Ева махнула рукой Пибоди, взяла у помощницы фотографию и предъявила ее Диего.
– Вспомнили?
– Ах, это… Прелестная Рэйчел с танцплощадки. У нас был чудесный короткий роман, но я был вынужден положить ему конец. – Он театрально прижал руку к груди, сверкнув золотым кольцом на мизинце. – Она хотела от меня слишком многого. Я служу всем леди на свете и не могу принадлежать одной.
– Вы положили этому конец? Ударив ее ножом в сердце и швырнув в контейнер для утилизации мусора?
Насмешливая улыбка тут же исчезла. У Диего отвисла челюсть, а лицо позеленело от страха.
– О чем вы говорите?
– Диего,
– Нет. Ни в коем случае. – Легкий испанский акцент исчез, теперь это была речь коренного жителя Нью-Йорка. – Мы несколько раз танцевали, вот и все. В компьютерном клубе, который посещают студенты. О'кей, я приударял за ней, но разве это преступление?
– Вы приходили в магазин, где она работала.
– Ну и что? Черт побери, что в этом такого? Хотел присмотреться, только и всего.
– А как насчет вашего чудесного короткого романа?
Обессилевший Диего опустился на стул. Было видно, что ему не по себе.
– Ничего подобного не было. Я приглашал ее обедать, ухаживал за ней, но она меня отшила. Это меня задело, и я завелся. Думал, она кокетничает, хочет, чтобы ее начали уламывать.
– Может быть, теперь вы назовете мне имя своей дамы?
– Я его не знаю. О господи, я обходил клуб за клубом и слегка поразвлекся с девушкой у нее на квартире. Где-то на Ист-Сайде. Вторая авеню. Дерьмо… Холли, Хизер, Эстер… Будь я проклят, если помню. Какая-то светловолосая chica, которой приспичило потрахаться.
– Подумайте как следует.
– Послушайте! – Он на мгновение закрыл лицо руками, а потом провел ладонями по густым черным волосам. – Времени мы даром не тратили, о'кей? Приняли немного «Зонера», добавили чуть-чуть «Экзотики». Поехали к ней. Вторая авеню. Я точно помню, что Вторая. Где-то в районе Тридцатых улиц. Неподалеку от подземки, потому что в три утра я уже сидел в поезде. Самое позднее – четыре. Это была случайная связь. Кому какое дело?
Ева кивнула на украшавшие стены фотографии обнаженных и полуголых девиц:
– Диего, вы любите фотографировать?
– Что? Ах, вы про это? Я выгрузил их из Сети и вставил в рамки. Я люблю смотреть на женщин, ну и что? Мне нравятся женщины, а я нравлюсь им. И не собираюсь их убивать.
– Слизняк, – выразилась Пибоди по дороге к машине.
– Да, но это не преступление. Проверим машины дяди, посмотрим, не совпадут ли волокна. Но мне не верится, что Диего мог спланировать это заранее. Возможно, он способен пырнуть человека ножом в состоянии аффекта, но не больше. Однако он связан с наркотиками, был знаком с жертвой, имел причину сердиться на нее, посещал клуб, из которого были переданы данные, и имел доступ к машине, класс которой соответствует той, на которой перевезли труп. Исключать его из списка подозреваемых нельзя.
– Что теперь?
– Отправляемся за покупками.
– Сэр, вы в последнее время не ударялись головой?
– Фотоаппараты, Пибоди. Нужно взглянуть на фотоаппараты.
Накануне вечером Ева составила список самых больших магазинов города, торговавших фототоварами. Они имели дело с человеком, который считал себя профессионалом, даже художником и гордился своей работой. По мнению Евы, это значило, что он должен гордиться и своей аппаратурой.
Хороший дознаватель должен разбираться в орудиях убийства. Рэйчел убил не столько нож, сколько фотоаппарат.