Портрет супруги слесаря
Шрифт:
И снова одинокий день, одинокий вечер и ночь, полная раздумий. Нет, теперь бы Валентина всю свою жизнь по-другому прожила. Вот многие говорят, что ничего в своей жизни менять не стали бы. А Валентина бы поменяла. Отношение к мужу – в самую первую очередь. И ведь сколько лет она губила его талант! Он же даже не решался ей сказать, что всегда мечтал работать кистью, а не разводным ключом и вантузом. Она бы теперь… каждый стих бы наизусть выучила! Носки бы вязать научилась, чтобы у Мефодия ноги не мерзли. Кормила бы его только овсяной кашей, чтобы у него никогда язвы не было! Водку бы сама пробовала, чтобы кто-нибудь не вздумал отравить! Господи, да чего бы она только не сделала
И все же сегодня было уже полегче. Она поверила, что сын с Машей обязательно что-нибудь придумают. И уже утром… в крайнем случае вечером Мефодий будет дома.
– Спи, Боника, завтра твой Люк приедет, – ворочалась она в постели. – Завтра еще столько дел нужно успеть. И на работу сходить, чтобы девчонки ничего раньше времени не заподозрили, и дома все прибрать, и ужин сготовить, и Люку наварить… Еще же кадры выбрать нужно. Нет, надо скорее спать.
Глава 8
Маше в эту ночь тоже не спалось. Понятное дело, она не давала спать и мужу.
– Володя, ты только подумай, – горячо шептала она в плечо сонного мужа. – Ведь у них не просто ссора! Мефодий Сидорович собрал вещи и переехал на дачу. А Валентина Адамовна, конечно, переживает, но у нее в комнате стоят живые цветы, огромный букет! А вот откуда они? Ты меня спроси! А я тебе отвечу – ей их подарил мужчина! Бывший кавалер, между прочим.
– Какие цветы? – разлепил веки Володя.
– Хризантемы! Белые! – яростно рассказывала последние новости Маша. – От мужчины! У твоей мамы. А отец уехал. Раньше Валентина Адамовна всех бывших ухажеров с лестницы спускала, а сейчас уже не спускает.
– И чего надо делать? – моргал Володя.
– Надо срочно ехать и возвращать Мефодия Сидоровича. А то не нравится мне это все. Сначала мужики только цветы в комнату приносят, потом свои вещи потихоньку перетаскивать начнут, а потом и сами переберутся!
– А их сколько? – ничего не понимал Володя.
– Кого? – вытаращилась Маша.
– Ну ты сказала – мужики. Их сколько там накопилось?
– Не имеет значения, – махнула рукой Машенька. – Пока один, а если ты ничего не предпримешь… Ой, Володя, даже страшно подумать, что будет с твоими родителями! Их количество может начать расти в геометрической прогрессии.
Володя тяжко вздохнул, пообещал завтра же решить этот животрепещущий вопрос и захрапел.
Маша тоже успокоенно стала устраиваться на своей подушке. Все, что могла, она уже сделала – она разбудила Володю, а теперь он горы свернет ради своих папы и мамы.
Но теперь не мог уснуть Владимир. Как он ни жмурил глаза, как ни старался дышать спокойно, размеренно и даже всхрапывать, сна не было.
Это что же такое с отцом случилось? Ведь как подменили мужика! Прямо невозможно узнать. Что случилось? А то и случилось. Слишком долго он жил в кулаке у маменьки, даже привык там. Да вот, видно, что-то произошло… ну да, этот Коноплев приехал… И стал папенька нервничать, ворочаться. А у мамы не больно повертишься. Вот и прорвало мужика. Сначала ушел с дня рождения, потом не знал, как вернуться, да тут еще ему эта газетная вырезка на глаза попалась с гадалкой, будь она неладна! А бабенка, видимо, не столько гадала, сколько себе сожителя выискивала. А тут – пожалуйста! Сам пришел! Понятно дело, стала тетенька отца ублажать да ласковыми словами привечать. Кто же устоит? Не устоял, к тому же самооценка немножко выросла. А потом уж, как гром среди ясного неба, все эти художества. Тут уж сама маменька постаралась – раззвонила всем, что у нее под боком спящий гений обнаружился. И ведь всех убедила! А в первую
Валентина сегодня вышла на работу. Конечно, хотелось сидеть дома и ждать Мефодия, но она понимала, что тогда просто изведет себя ожиданием – будет постоянно прыгать к окну и смотреть, не подъехала ли машина. А здесь она хоть с покупателями отвлечется. К тому же сегодня Коноплев обещал принести отснятый материал. Так что на рынок выйти было просто необходимо.
Коноплев появился к обеду. Тихонько подкрался сзади и ткнул Валентину в бок.
– Ой-ой! – заверещала Валентина на весь рынок и подскочила на своем стуле. Но обернувшись и заметив бывшего кавалера, замахнулась на него увесистой ручищей. – Да чтоб тебя, окаянный! Чуть ведь всю не проткнул пальцем-то! Игрушечки ему все!
Коноплев улыбался во весь рот и таинственно подмигивал обоими глазами.
– Чего это тебя всего перекосило? – не поняла Валентина.
– Валя же! – возмущенно вытаращился Коноплев. – Пойдем в сторонку, я тебе кадры покажу! Надо же, чтобы никто не видел! Сама же говорила!
– Сейчас, погоди… Только девчонок попрошу за товаром приглядеть.
Валентина осторожно подошла к Михалне – она еще окончательно со своими подружками не примирилась и не знала, как Михална отнесется к ее просьбе.
– Михална, ты это… – отводя глаза, попросила Валентина. – Ты присмотри за баночками, а я на две минутки отлучусь вон с тем типом… Кстати, такой хороший мущщина!
– Еще бы, – фыркнула Михална. – Когда это мужики плохими бывали! Зачем с плохим по углам бегать? Ясно дело – хороший.
Валентина сначала ринулась было бежать, но вдруг до нее дошло, отчего это Михална так фыркала.
– Да ты что, Михална?! – испуганно вытаращилась она на подругу. – Ты что подумала-то, бесстыдница?! Ты что же думаешь, что я… Да я ж для тебя стараюсь! Я ж тут… Я тут только и делаю, что тебя ему показываю! Познакомить вас собираюсь! Вот и говорю – мужик хороший. Ему только крепкий кулак нужен. Да и красть он уже не умеет! Не посадят, значит. Да на работу вот его еще устрою, и золотой жених!
– Ага, как раз для меня золотого и держишь, – недоверчиво поджала губки Михална.
– А мне зачем? У меня… – Тут Валентина запнулась, но потом еще более решительно продолжила: – У меня свой есть! Мефодий! Еще получше этого, ясно тебе?! А если не хочешь с банками сидеть, тогда так и скажи!
Она повернулась и торопливо ушла за газетный киоск, который был здесь же. Коноплев торопливо потрусил за ней.
Володя же с утра удрал с работы и теперь сидел на родной даче с отцом за столом.
– Это ты зря, пап, – рассуждал он, цепляя на вилку макаронину с уже застывшей тушенкой. – Не по-мужски это.
Мефодий Сидорович себе налил рюмочку, неторопливо оприходовал ее, вытер рот рукавом и только потом важно ответил:
– А я так решил, сын. Вот ты подумай, – рассуждал он, задрав голову к потолку. – Я ж теперь тебе не какой-нибудь там слесарь, у меня ж теперь статус! Художник! Ты мне ответь – много ты в нашем городе знаешь художников? По пальцам пересчитать? Да можешь и не стараться, даже и пальцев не хватит… Я в смысле, что нету их, художников! А вот теперь ответь – если я уже совсем другой человек, так почему ж я должен жить с женщиной все той же? Мне ж тоже нужно…