Портрет второй жены (Единственная женщина)
Шрифт:
Ей показалось, что в голосе Саши мелькнуло сожаление – о том, что не знает.
Он вышел из машины у Поклонной горы, и Лиза видела, что он смотрит ей вслед, стоя у края тротуара.
Может быть, этот разговор все и ускорил.
Тою же ночью Лиза проснулась от того, что привычные короткие сжатия, во время которых живот становился твердым как камень и перехватывало дыхание, – почему-то не проходили. Боль длилась всего несколько секунд, потом отпустила. Да это была и не настоящая какая-то боль, только
Но Лиза сразу поняла, в чем дело.
– Юра… – Она осторожно потрясла его, спящего, за плечо. – Проснись, пожалуйста. По-моему, лучше поехать в больницу сейчас. Пока еще доберемся…
Ей показалось, Юра вовсе и не спал – так стремительно он сел на кровати.
– Что, уже рожать поедем? – спросил он.
– Ну, ты рожать-то не будешь, – улыбнулась Лиза. – Подождешь только, пока я рожу, и то на улице.
На улице уже стоял настоящий, почти зимний, ноябрьский холод. Небо было усыпано холодными острыми звездами, и, словно звезды, холодно переливалась изморозь на траве у крыльца.
Лиза поежилась, застегивая длинное, свободное пальто. Что-то значительное совершалось в ней в эти минуты, и ей казалось, что такие же значительные перемены происходят в природе, в этой ночи, в этих звездах…
– Ты боишься? – спросил Юра, остановившись на крыльце.
– Нет. Мне даже интересно – как это будет и какой он будет?
– Ну, может, и она еще, тоже неплохо, – заметил Юра.
Лиза только улыбнулась в ответ. Она специально попросила, чтобы ей не говорили после ультразвука, кто у нее родится. Но уверенность в том, что родится мальчик, не покидала ее.
– Мальчик Сереженька родится, – сказала она, прижимаясь к Юриному плечу. – Поехали, Юра, поехали, пора уже…
Чернышевский в сквере у Покровских ворот тоже светился изморозью.
– Сны, наверное, видит, – усмехнулся Юра, выходя рядом с ним из машины. – Четвертый или, может, даже пятый.
Он волновался гораздо больше, чем Лиза. Она заметила, что у него даже руки дрожат, когда он закрывает машину.
– Ну что ты? – Она взяла его за руку. – Что может случиться, отчего ты волнуешься? Это же не в чистом поле, здесь врачи, больница. Чернышевский вон тоже наблюдает.
Но Юру не успокаивали ее шутки.
– Ты не смейся, Лиз, – сказал он. – Что же, что больница и врачи? Мне все равно кажется: тут какие-то такие законы вступают, что уже…
– Ну, они мне и помогут, эти законы, – заключила Лиза. – Ты обо мне будешь думать – и все будет хорошо.
– Думать – это уж точно. Думать я буду так, что…
Он замолчал, словно задохнулся. Он вообще дышал тяжело, и Лиза испугалась:
– Что это ты дышишь так? Опять задыхаешься?
– Да ну! – махнул рукой Юра. – Не задохнусь, не волнуйся.
– Ты все-таки не стой под окном, – попросила она. – Смотри, уже зима настоящая. Это долго длится, и что ты там выстоишь? Утром позвони – тебе все скажут.
– Я утром приеду, да? – сказал он. – А вдруг ты родишь до утра?
– Вряд ли, ну правда, –
Наверное, она не очень его убедила. Во всяком случае, в одиннадцать, выглянув в окно предродовой палаты, Лиза увидела Юру, сидящего на скамейке в больничном сквере.
«Да он уезжал ли вообще?» – подумала она.
Думать ей было все труднее. Схватки повторялись теперь каждые три минуты, это происходило уже в течение двух часов.
– Что ж так часто? – спрашивала она у входящей время от времени в палату Регины Яковлевны. – Я думала, это уже в самом конце так часто!
– Все нормально, – успокаивала Регина. – Еще полежишь, еще не время. Даже походи, если хочешь. Может быть, тебе это легче будет.
– Лучше дайте маску! – взмолилась Лиза. – Не могу я больше, Регина Яковлевна!
– Глупости, не нужна тебе маска. Все у тебя хорошо, ты здоровенькая, ну и рожай, как природа велела. Что хорошего, если ты надышишься и спать будешь? Тебе работа предстоит, нечего голову дурманить! Мы кого рожаем, мальчика?
– Мальчика, – подтвердила Лиза сквозь подступающие от боли слезы.
– Тем более. Погуляй, погуляй! В окошко посмотри – вон Юрочка твой на лавочке сидит, нервничает. Помаши ему ручкой, успокой!
Лиза с трудом встала с кровати – и тут же почувствовала, как все мгновенно изменилось в ней. Словно прорвалось что-то – и ребенок, до сих пор только болью разрывавший ее изнутри, вдруг двинулся вперед, мощно и неостановимо!
– Все, Регина Яковлевна, все! – вскрикнула она. – Я же чувствую – сейчас уже, сейчас!
– Вот и умница, раз чувствуешь, – спокойно сказала Регина. – Я же говорю: помаши мужу, успокой – и пойдем себе спокойно рожать.
Лиза с трудом подошла к окну, схватилась рукой за подоконник. Юра уже не сидел на лавочке. Словно почувствовав, что с нею происходит, он встал и теперь всматривался в окна.
Она постучала пальцами по стеклу – непонятно зачем, все равно ведь невозможно было снаружи расслышать этот стук. Но он тут же взглянул именно на ее окно – и сделал несколько шагов к ней, рванулся, как будто хотел вбежать прямо в это окно на втором этаже.
Лиза не видела сверху его лица, но чувствовала все, что с ним происходит, так ясно, словно они были совсем рядом.
И вдруг в короткое мгновение между приливами боли она увидела того, кто шел по аллее за Юриной спиной. Он шел быстро, почти бежал, как будто боялся не успеть – только куда? Потом увидел Юру – и словно споткнулся, остановился, не решаясь идти дальше.
«Надо же – не решается!» – мелькнуло в голове у Лизы.
Но тут же она забыла о Саше Неделине, стоявшем у Юры за спиной посреди аллеи. Она еще видела Юрино лицо – вдалеке и вблизи одновременно, – еще чувствовала, как любовь к нему заливает ее горячей, могучей волной, – и тут же боль перекрыла все, боль и порыв, боль и движение!