Портрет второй жены (Единственная женщина)
Шрифт:
– Ты… Ты жалеешь, что расстался с ним? – спросила Лиза.
– Нет, – твердо ответил Юра, но тут же добавил: – Вернее, тогда не жалел нисколько. Сережа мне сказал – давно, в детстве почти: он тебя ломает под себя. Так оно и было. Саша лучше меня знал, каким я должен быть, что должен делать, с кем дружить и с кем работать. Может, он и имел право судить – по интеллекту своему, по способности к предвидению. Но я-то такой, как я есть, я-то не могу быть другим! Он хотел, чтобы я и дальше тащил за собою всех этих людей – его круг. А я уже видел, что они не чувствуют
Он говорил со знакомой Лизе горячностью, и, внимательно слушая его, она успела порадоваться: вот и это вернулось.
– Значит, ты расстался с этим кругом? – спросила она.
– Да. А Саша сказал: учти, ты еще об этом пожалеешь. Я когда Сереже об этом рассказывал, он говорит: надо же, не думал, что Неделин способен на угрозы. Но ведь это не угроза была! Ну что он, убить меня угрожал? Он считал, что я непременно сам уверюсь в его правоте и сам к нему еще приду.
– Сам? – Лиза недоверчиво посмотрела на Юру. – Ты уверен, что он собирался ждать, пока ты сам уверишься?
– А как же еще? – Лицо у Юры стало недоуменным. – Он всегда был уверен в своей правоте, ни разу ни в чем не усомнился…
Лизе нечего было возразить. Откуда ей знать, что думал этот неведомый Саша? Но по тому, что рассказал ей Юра, по тому, как менялось лицо Сергея, когда речь заходила о Неделине, – она чувствовала, что такой человек не станет просто ждать…
– Я, может, и Звонницкого потому пригласил. Казалось, должен же я чем-то искупить вину… – продолжал Юра.
– Вину? – удивилась Лиза. – В чем же вину и перед кем?
– Да перед ними перед всеми! Мы ведь сначала вместе работали, в самом начале «Мегаполиса». А потом я понял: они строят неживые схемы развития, если я соглашусь – погорю. И поставил условие…
– Они сами ушли?
– Сами. Все ушли, до единого. Хотели, кажется, свою фирму организовать, но не получилось. Так и разметало их по свету. Но нельзя сказать, чтобы они все канули, – некоторые вон в Штатах, в Германии. Один советник премьер-министра, другой глава Центра экономических реформ.
– Так в чем же ты виноват? – улыбнулась Лиза. – Наоборот, они должны быть довольны, что вы расстались.
– Не знаю… – произнес Юра. – Все-таки ведь не сразу они устроились…
Лиза вдруг подумала: хорошо бы поговорить с этим Сашей Неделиным… Она не понимала, для чего нужен ей разговор с совершенно незнакомым человеком, но мысль эта возникла в ее голове так отчетливо, как будто с нею было связано что-то значительное.
Лиза давно уже привыкла угадывать Юрино состояние, словно особый барометр находился где-то у нее внутри. И неожиданные мысли о Неделине заставили ее насторожиться. Не значит ли это, что о нем думает в это время Юра?
Лиза видела, что ему нелегко приходится сейчас. Ее радовало, что он постепенно выходит из тяжелой депрессии, и вместе с тем она замечала, что, выходя из нее, он сталкивается с новыми трудностями.
«Мегаполис», бывший
Наверное, это началось давно. Она даже была уверена в том, что это началось давно. То, что происходило сейчас с Юриной работой, было частью того самого «не лучшего периода» в его жизни, о котором он говорил ей на острове Малифинолху…
Но сначала он был увлечен борьбой с Подколзевым – и ему было не до глобальных решений. А потом погиб Сергей – и его смерть отодвинула все размышления о том, что делать дальше.
И вот теперь все вопросительные знаки маячили перед ним, требуя ответа. Лиза понимала это из Юриных вечерних рассказов. Он снова подолгу сидел с нею в гостиной и говорил о том, как прошел его день, и она слушала, забывая о времени, пока Юра не спохватывался:
– Час ночи, Лиза! Регина твоя убила бы меня, если бы видела!
– Да ведь мне не вставать чуть свет, Юра, – увещевала его Лиза. – Это тебе отдохнуть пора.
– Да не получается, Лизонька, никак не получается. Пахнет затхлым болотом, и я подозреваю, что вот-вот нас затянет в трясину. В голове как шестеренки вертятся, а решения нет. Только какие-то проторенные колеи попадаются!
Она жалела его в такие минуты. Ведь он только что пришел в себя после тяжелого потрясения, ему бы отдохнуть, пожить спокойно – и снова какие-то проблемы, на этот раз едва понятные ей, и он с ними один на один… Оставалось только вздыхать – чем она могла помочь?
Юры снова не было дома целыми днями, но Лизино время было по-прежнему заполнено – и даже больше, чем прежде. Нет, дела были все те же, обычные домашние дела, к которым она давно привыкла. Разве что еще читала английские книги и слушала кассеты.
Но самое важное происходило теперь в ней самой. Лиза прислушивалась к тому, как растет ее мальчик, и каждый новый день отличался от предыдущего именно тем, что происходило с ним.
То она волновалась: почему он сегодня такой вялый – не толкается, не брыкается, а только чуть-чуть шевелит ножкой? То ей казалось, что он перевернулся и лежит теперь неправильно, – и она покрывалась холодным потом от страха. То она радовалась тому, как весело он плещется там, в своей темной чаше, – и улыбалась без видимой причины, вдруг остановившись где-нибудь в саду с ножницами в руках.
Юре больше всего нравилось «ловить» его ладонью. Он прикладывал руку к Лизиному животу, и ребенок, ненадолго прислушавшись, колотил в то самое место, где лежала рука. Юра смеялся, как будто мальчик был уже здесь, как будто они уже играли с ним где-нибудь на лужайке перед домом.
– Откуда он знает, а? – удивлялся он этой невидимой догадливости своего ребенка. – Он что, чувствует, где моя рука?
– Почему бы и нет? – улыбалась Лиза. – Разве он глупый?
– Тогда почему сразу убегает? – слегка обижался Юра.