Портреты и размышления
Шрифт:
Отход писателей от реалистического романа принимает также и некоторые другие любопытные формы. Имеются все основания полагать, что количество литературных талантов примерно одинаково у разных поколений, но направление, в котором развиваются эти таланты, может быть самым разным. У нас это заметно весьма отчетливо. Люди, которые в свое время были бы прекрасными романистами, теперь зачастую обращаются к жанру биографий. Немного найдется выдающихся деятелей в английской истории или литературе, кто не был бы описан в форме художественной биографии. Английская литература существует очень давно, но никогда еще уровень биографических произведений не был таким высоким, как сейчас.
Точно так же огромной популярностью пользуется мемуарная литература —
Книги о путешествиях, которые англичане любили еще с XVIII века, пишутся так же хорошо, как всегда. То же можно сказать и о целой области, которую мы называем высокой журналистикой. Этот термин не уничижительный — он относится к произведениям, которые хотя написаны быстро и касаются событий сегодняшнего дня, но тем не менее обладают определенными художественными достоинствами. Наилучший пример — знаменитая книга Джона Рида.
Анализ истории английской поэзии последних 60 лет наталкивает на вопрос, не пойдет ли и роман таким же путем — не превратится ли он в камерное искусство, внушающее некоторое уважение, имеющее некоторые достоинства, доступные лишь посвященным, но мало понятные более широкой публике? Было бы нереалистичным исключить такую возможность. В истории литературы имеется немало примеров того, как широко распространенные жанры выходили из употребления. Один из наиболее наглядных примеров такого рода — драма в стихах. В Англии конца XVI века не один Шекспир, но все уважающие себя писатели писали драмы в стихах. Этот жанр считался первоклассным. То же самое наблюдалось несколько позднее во Франции времен Расина и Корнеля. А затем этот жанр умер. Делались бесчисленные попытки его возрождения. Почти все выдающиеся английские поэты XIX века — Байрон, Шелли, Браунинг, Суинберн, Теннисон и многие другие — пробовали писать драмы в стихах. Все эти драмы ужасны — хотя среди них одни лучше, другие хуже. В 1940-х годах Т. С. Элиот снова сделал попытку такого рода, но его пьесы опять-таки не более чем курьезны.
Такая же судьба может постигнуть и роман, но вряд ли это случится. Не могу сказать, что, утверждая это, я исходил только из своих личных вкусов. Имеются убедительные соображения, почему именно роман будет существовать и даже окрепнет.
Во-первых, это великая форма, обладающая огромной гибкостью, форма, в которой могут найти применение таланты самого различного рода — психологические, социальные, интеллектуальные, равно как и повествовательные. Во-вторых, хотя в наше время трудно писать превосходные романы, зато определенно легко — занимательные. Доказательство тому — некоторые наши отличные детективные и приключенческие истории, в которых зачастую видно значительно больше природного дарования их авторов, чем в большинстве наших «серьезных» романов.
Изучение этих боковых ветвей романа может натолкнуть на весьма важные выводы, и, вероятно, они уже делаются. Например, стремление к живости изложения всегда вызывало пренебрежение у эстетов. Но ведь нет сомнения в том, что роман, не заставляющий читателя спешить перевернуть страницу, — это вообще не роман. Занимательная литература побуждает нас вспомнить эту простейшую истину.
Более сложным вещам нас научили литературные изыски, появившиеся в XX веке. Кое-какие из них были убийственными для искусства, но некоторые дают нам представление о новых возможностях и новых силах. Например, Пруст был, в сущности, великим критическим реалистом, возможно, последним крупнейшим реалистическим романистом Запада. Он показал — в необычной форме, к которой надо было как-то привыкнуть, — что традиционный критический реализм может сочетаться с интеллектуальной сложностью, и, таким образом, он поднялся над гипертрофированным романтизмом своего великого учителя Бальзака.
Но есть куда более простая причина, почему роман и искусство литературы в целом не покинут поле битвы. Жизнь вокруг нас меняется, и темпы перемен очень велики, но какая-то часть писательской натуры остается прежней. Писателями управляют многие побуждения, и одно из них, не являющееся постыдным, заключается в стремлении оставить после себя память. Все современные технические средства связи кажутся эфемерными. Телевизионную пьесу могут смотреть миллионы людей в течение одного-двух часов, а многосерийную — в течение нескольких часов, но ее воздействие не может быть длительным. Тогда как книги живут долго. Они не вечны. Бессмертие — мечта подростков. Однако, если повезет, одна или две книги романиста могут быть прочитаны и поняты и через 30 лет. Для большинства писателей это много — вполне достаточно, чтобы преодолеть существующие трудности, вполне достаточно, чтобы оправдать жизнь, отданную литературе.
Интервью
Говорить правду{}
Вопрос. Сэр Чарлз, существует мнение, что «Чужие и братья» — я имею в виду первый роман вашего цикла — является до известной степени автобиографическим и отражает дни вашей юности, проведенные в Лестере{416}. Верно ли это?
Ответ. Автобиографический элемент в этом романе очень силен. Молодым человеком я находился в Лестере примерно в том же положении, что и герой книги Льюис Элиот. Но сюжет романа как цепь событий, сюжет — вымышленный.
Вопрос. Насколько мне известно, ваши собственные интересы и занятия с молодых лет относились к области науки. Интересно, является ли в какой-либо мере автобиографическим роман «Поиски»?
Ответ. Я получил образование в области естественных наук и, принимаясь впоследствии за какое-нибудь дело, как правило, старался сделаться в этой сфере профессионалом. Так, став по образованию ученым, я намеревался посвятить себя исследованиям и преуспеть, насколько удастся, в этом направлении. Но на самом деле все обстояло сложнее. По существу, я всегда, то есть примерно с восемнадцати лет, чувствовал, что хочу стать писателем. Однако я был беден, и это вынуждало меня не мешкая устраивать свою жизнь. Я понимал, что мне суждено принадлежать к такого сорта писателям, которым приходится пробивать себе дорогу, накапливая материал для творчества. Так что я был вполне удовлетворен избранной мною научной карьерой и стремился получить от нее все, что можно. Но всегда конечной целью и высшей мечтой оставались для меня мысли о писательстве.
Вопрос. Можно ли считать, что большая часть ваших произведений является преображенной автобиографией? И что в мыслях и переживаниях героя, если не в событиях и ситуациях, повторяется обычно вами лично пережитое?
Ответ. Об автобиографичности событий и ситуаций нельзя говорить в том смысле, как это обычно понимается читателями; события и ситуации проходят длительную творческую «обработку». Что же касается чувств и переживаний, то это совершенно верно.
Вопрос. Насколько Льюис Элиот — это вы сами? Или же он исключительно литературный персонаж?
Ответ. Мне думается, что в существе своем Льюис Элиот — это я. Поступками и обстоятельствами своей судьбы он часто оказывается непохож на меня. Однако во всех своих значительных и показательных проявлениях он — это я.
Вопрос. Вы сказали, что стали думать о писательстве довольно рано. Когда собственно литературное творчество сделалось для вас серьезным занятием?