Портреты революционеров - Лев Троцкий
Шрифт:
Видя, что в результате всего этого положение начинает складываться не в его пользу, Леонид Красин, оставаясь ключевой фигурой в системе Наркомата иностранных дел, обычно не задерживался в советской столице во время своих приездов. Но как бы он ни спешил, все же всегда выкраивал время навещать Льва Троцкого. В словах Троцкого о Красине мы слышим как бы отзвуки их тогдашних доверительных бесед, хотя политическими союзниками в середине 20-х годов они так и не стали. Притом, что Леонид Красин полностью разделял воззрения Троцкого о необходимости "интенсификации" борьбы с бюрократической элитой, захватившей власть в стране, "товарищ Никитич" оставался сторонником демократизации не только в стане большевиков, но и во всем обществе. К подобным выкладкам Лев Троцкий придет гораздо позже, лишь в 30-е годы, во время своей работы над серией статей о
Так и не опубликовав почему-то свои мемуары о Красине, Троцкий время от времени вспоминал о нем: то в политическом дневнике, а то и в манускрипте биографии Сталина. Всегда в спокойных, объективных тонах.
* * &
Если о ком-то из предполагаемых героев сборника политических портретов Лев Троцкий отзывался исключительно восторженно, то в первую очередь о Христиане Раковском. "Болгарин по происхождению ...но румынский подданный силою балканской карты, французский врач по образованию, русский по связям, симпатиям и литературной работе, Раковский владеет всеми балканскими языками и четырьмя европейскими, активно участвовал в разные периоды во внутренней жизни четырех социалистических партий -- болгарской, русской, французской и румынской,-- чтобы впоследствии стать одним из вождей советской федерации, одним из основателей Коминтерна, председателем Украинского совета народных комиссаров, дипломатическим представителем Союза в Англии и во Франции и чтобы разделить затем судьбу левой оппозиции. Личные черты Раковского --широкий интернациональный кругозор и глубокое благородство характера --сделали его особенно ненавистным для Сталина, воплощающего прямо противоположные черты",-- характеризовал его Троцкий в "Моей жизни",
Раковский и Троцкий впервые встретились в Париже в 1903 году. Одновременно находились они и в Штутгарте четыре года спустя, на конгрессе II Интернационала. В 1910 году Лев Троцкий совершил поездку по Балканам и смог вблизи наблюдать политическую деятельность Христиана Раковского. А затем последовали новые встречи: Вена, где Раковский старался материально помочь выходу "Правды" и других "троцкистских" изданий, Бухарест (когда Троцкий снова объехал Балканы в качестве военного корреспондента в 1913 году) и, наконец, Циммервальд: в сентябре 1915 года оба они стояли на левых позициях даже в этом кругу антимилитаристски настроенных социалистов, хотя некомпетентные исследователи и по сей день клеймят их "центристами". И в Петроград Троцкий и Раковский прибыли почти одновременно, в мае 1917 года. Правда, они несколько месяцев не состояли в одной и той же партии, а это значило, что не виделись слишком часто. Троцкий стал "межрайонцем", а затем большевиком. Раковский же вступил в ряды меньшевиков-интернационалистов, его больше привлекали тогда умеренные взгляды Мартова и Мартынова, нежели радикализм Ленина и Троцкого. Но с декабря 1917-го позиции Троцкого и Раковского заметно сближаются.
"Исторической судьбе было угодно, чтобы Раковский, болгарин по происхождению, француз и русский по общему политическому воспитанию, румынский гражданин по паспорту, неоднократно изгонявшийся из Румынии за свою непримиримую революционную деятельность, оказался главой правительства в Советской Украине",-- говорится в книге "Очерки политической истории Румынии", изданной в 1922 году Троцким и Раковский совместно. Однако в данном случае "историческую судьбу" отождествлял не в последнюю очередь сам Лев Троцкий, второй после Ленина по влиянию политический деятель в Советской России в годы гражданской войны. Именно стараниями Троцкого Раковский был назначен главою харьковского правительства (и одновременно наркомом иностранных дел Советской Украины) вопреки сопротивлению Пятакова и Антонова-Овсеенко. Кто бы мог подумать, что все трое вождей Советской Украины вскоре станут "троцкистами", во время внутрипартийной фракционной борьбы, а Раковский к тому же не просто "оппозиционером", а еще и хранителем номер один традиций оппозиции 1923 года после высылки Льва Троцкого из Советского Союза.
Деятельность Раковского-оппозиционера в наши дни практически не изучена. Из его (отчасти конспиративной) переписки с Троцким даже исследователям известны лишь фрагменты. Письма Раковского из Астрахани Троцкому в Алма-Ату -- это как бы ключ к дружбе двух образованнейших интеллектуалов, сброшенных волею вершителей "генеральной линии" с Олимпа власти в самую гущу повседневной жизни Но и в ссылке Троцкого и Раковского волновали в первую очередь не трудности быта. Сутью их жизни являлись размышления типа Quo vadis? * когда речь заходила о политическом положении страны и о собственной духовной жизни.
"Переписка находится в полном расстройстве, даже с Москвой. Письма, отделенные друг от друга двумя и даже тремя
* Куда идти? (лат.)
неделями, получаются одновременно (если получаются вообще). Не знаю, что виною -- метеорологические или иные какие силы. <...> Иностранные газеты стал получать сейчас из Москвы и из Астрахани",-- говорится в письме Троцкого, отправленном в первых числах апреля 1928 года сразу трем адресатам -- Евгению Преображенскому, Николаю Муралову и Христиану Раковскому. Последний же, и сам находясь в трудных условиях ссылки, успокаивал Троцкого: "В сравнении со мной у тебя громадные неудобства... Тем не менее я думаю, что недостающие тебе книги можно будет выписывать из Москвы. По-моему, кроме текущей работы было бы чрезвычайно важно, если ты выбрал бы какую-нибудь тему, которая заставила бы тебя, вроде моего Сен-Симона, многое пересмотреть и перечитать под известным углом зрения".
В Астрахани в 1928 году Раковский усиленно работал над книгой о Сен-Симоне, однако круг его интересов был предельно разнообразен: "...с первых дней я стал знакомиться интенсивно со старинной и новой литературой, со статистическими и научными материалами. Письма из Москвы приходят здесь на пятый, а иногда на шестой день, газеты на третий день. Здесь имеется киоск, где получаются даже и некоторые немецкие газеты, но не все номера. <...> Взял с собой соч[инения] Диккенса (по-английски) и другую русскую беллетристику, с которой вообще я плохо знаком. Из русских авторов пока прочел только "Конную армию" Бабеля... а из здешней библиотеки взял Сервантеса (полный перевод "Дон-Кихота" с интересным предисловием Ме-риме) и Овидия... В обстановке, аналогичной с теперешней, я всегда перечитываю Дон-Кихота, и теперь он мне доставляет громадное удовольствие".
Наряду с чтением и работой над книгой о современниках (о которой он подробно писал Троцкому -- не послужило ли это, в свою очередь, для Троцкого дальнейшим импульсом?) Христиан Раковский старался путем рукописных воззваний и статей реагировать на происходящие вокруг него тлетворные события: террор внутрипартийный и касающийся всего общества, сплошная коллективизация, провал первого пятилетнего плана, по словам сталинских статистиков-фальсификаторов якобы выполненного за четыре года. Часть своих работ (их терминология оставалась неизменно ортодоксальной, но идейный nucleum * вмещал в себя не только характерные черты пролетарской диктатуры, но и элементы демократии), словом, самые значительные труды времен ссылки Раковскому удалось переправить с помощью целой цепи посредников за границу, где они и публиковались в "Бюллетене оппозиции".
Резко выступал Христиан Раковский против "капитуляции" своих сподвижников. Поэтому-то Троцкий и другие лидеры международной антисталинской оппозиции упоминали Раковского всегда на первом месте, когда речь заходила о мучениях узников советских политизоляторов и колоний ссыльнопоселенцев. "Группа немецких рабочих... могла бы написать письмо Бернарду Шоу, Роллану, М. Горькому, приветствовать их за поддержку СССР и в то же время потребовать от них вмешательства в пользу Раковского",--советовал Троцкий своему сыну
* Ядро, зерно (лат.).
Льву Седову, который как раз устанавливал в Берлине контакты с рабочими лидерами.
А тем временем о Христиане Раковском доходили все более тяжелые известия. Гепеуры старались полностью изолировать его. Один обыск следовал за другим. Ссылку в Астрахань, город с тяжелым климатом, сменило изгнание в Барнаул, место с не менее трудными условиями, к тому же безо всяких культурных традиций. У дома Раковского маячило всегда пять-шесть подозрительных соглядатаев в одинаковых кепках и пальто. И чем чаще о Раковском вспоминали прогрессивные круги Запада, тем более ужесточался его режим. Поэтому-то не было и дня, когда бы Лев Троцкий не вспоминал в кругу своих домашних о Раковском и его многострадальной семье. 2 сентября 1931 года Троцкий (под псевдонимом Г. Гуров) разослал в различные страны мира специальный циркуляр, объясняющий, как следует самым эффективным способом организовать борьбу за освобождение Раковского.