Порубежники. Далеко от Москвы
Шрифт:
– Про беду твою я ещё неделю назад узнал. Когда в Москве был. Проболтался один человечек. Да вот упредить тебя не успел. – Воротынский пристально посмотрел на Бобрикова и печально усмехнулся. – Так уж вышло, Андрей Петрович, что твоя беда наперёд каждого верховского князя тронет. Потому и прибыл я: тебе помочь, а заодно и нас всех от напасти избавить.
Вернулся слуга с двумя стульями. По знаку Воротынского он отнёс их к дальней стене и поставил так, что они почти касались друг с друга.
– Дверь закрой. Да гляди в оба там. – распорядился Михаил Иванович. Оседлав один стул, он взглядом приказал Бобрикову тоже сесть и продолжил говорить, лишь когда
Бобриков печально усмехнулся. В памяти его тут же всплыли просьбы водопьяновцев и долгие споры тиуна с Горшеней.
– Так её, землицы свободной, и у нас нет.
– В Диком поле зато много. – жёстко отрезал Воротынский. – Там этой землицы столько, хоть каждому смерду по тыще десятин давай, а всё одно не кончится. Вот потому и мечтает Иван Васильевич безлюдную степь обжить. Давно мечтает.
Андрей Петрович в недоумении пожал плечами:
– А нам что за печаль? Ну хочет Москва своих людишек в Дико поле заселить… Мы-то здесь при чём?
– Да при том, Андрей Петрович, что это для нас Дико поле – степь безлюдная. А для сыроядцев это пастбища. Они там испокон веков кочуют. Как мыслишь, чем обернётся, ежели царь эту землю к рукам прибирать начнёт? А? Обрадуется тому степняк? Али войной на нас пойдёт?
– Эге, тоже мне новость – война. Будто нынче промеж нас мир стоит.
– Э нет, Андрей Петрович, не спеши… – Воротынский с укоризной посмотрел на собеседника. – Нынче степняк к нам просто в набег ходит. Ясыря взять и не более. Да всё врозь, к тому же. Каждый по себе. А вот ежели царь их степи лишать начнёт, тогда уж настоящей войной пойдут. Всем своим миром безбожным навалятся и щадить не станут. Коли выйдет так, былые набеги пустяком покажутся. Небо с овчинку станет, не иначе. И заметь, Андрей Петрович, нам станет. Понимаешь, о чём я?
Бобриков с растерянным видом мотнул головой, честно признаваясь, что смысл последних слов от него ускользает. Воротынский тяжело вздохнул и закатил глаза.
– Москва отсель далеко, потому царь и храбрый такой – степняку не дотянуться. А мы – у них под боком. Неспроста ведь порубежьем зовёмся. Так что вся сила кочевая наперёд всего на нас обрушится. Вот и выходит что? Иван Васильевич холопов своих в Диком поле расселять станет, через то большие выгоды получит. Тягло, оброк, прочий сбор какой. Богатеть он будет, а огнём и кровью за это мы платить станем. Как полыхнёт, от Москвы помощи не жди: Иван Васильевич так в Ливонии застрял, не вылезти. Вот ты не ведаешь, а нынче треть государевых полков, что вдоль Оки стоят, на север уйдут, в Балтику. И без того невелик заслон был, а теперь и вовсе без защиты останемся. Спасибо царю-батюшке. Теперь понял?
Вместо ответа Бобриков зажмурился и крепко сжал ладонями виски. От того, что он услышал, голова шла кругом и звенела. Пытаясь разобраться в словах старого князя, Андрей Петрович ощущал себя неумелым пловцом, который только что с трудом барахтался в стоячем мелководье и вдруг оказался на бурной стремнине, среди волн, водоворотов и бесконечных пенных бурунов.
– Понял, вижу. Понял. А что муторно глядится всё, так-то с непривычки. – Воротынский ласково похлопал юношу по колену. – Погоди, обвыкнешься, всё на места встанет. Главное, пока уразумей: нельзя великому князю Белёв отдать. Думаешь, на что он ему сдался? Для его владений такой прирост – тьфу. И не заметит даже. Да вот нужен ему хоть малый пятачок земли в порубежье нашем, дабы твёрдо на нём встать да с него в Дико поле прыгнуть. А тут Белёв и подвернулся. И коль скоро прыжок этот нам большой кровью отрыгнётся, нужно костьми лечь, а в Белёв царя не пустить. И ты в деле сём на переднем крае оказался.
– Так нешто я один могу чего? – упавшим голосом спросил Бобриков, бессильно разводя руками.
– Можешь, Андрей Петрович, можешь. Один, конечно, в поле не воин. Но коль скоро беда общая, так и мы за тебя горой встанем. А в таком разе и муха – богатырь. Для того и прибыл нынче таким спехом. Дабы ты глупостей всяких не успел натворить. Ибо теперь судьбы всех верховских князей от тебя зависят. Воля наша и достаток – в твоих руках, Андрей Петрович.
– А чего ж делать-то, коли так?
– Подскажу, не бойся. А где надобно – делом пособлю. Говорю же, не оставим. – Воротынский звонко хлопнул в ладоши, потёр их одну о другую и громко крикнул. – Козлов! Ванька!
Тут же, словно стоял за дверями и только ждал команды, в горницу вошёл слуга, что приносил стулья. Весь он был ладный, собранный: кафтан без единой морщинки сидел как влитой. В пять широких шагов Козлов пересёк большую комнату и замер перед господином в ожидающей позе, при этом широкое скуластое лицо его с маленькой острой бородкой оставалось бесстрастным.
– Перво-наперво всех белёвских послужильцев забрать надобно. – продолжил Воротынский, знаком приказав слуге ждать. – Инше они в государеву службу попадут, а три десятка добрых воев царю отдавать не дело. Самим сгодятся, чаю. Так что пущай твой тиун, Андрей Петрович, всех послужильцев кабальные расписки поднимет да сочтёт, сколь серебра надобно. Всё сполна государевой казне выплатишь, а людей себе заберёшь.
– Ого. Это ж каки деньжищи, Михаил Иванович… – вздохнул Бобриков, вспоминая недавний случай с Тишенковым. – По каждой расписке три рубля, небось. Это ж на круг выходит почти сотня. Где столь взять?
Воротынский тихо беззлобно рассмеялся, как смеётся умудрённый опытом отец над безобидной шалостью ребёнка.
– Эх, Андрей Петрович. Эти сто рублей – капля в море. Ибо дальше предстоит нам белёвскую землю тебе в кормление выбить.
Удивлённый возглас застрял у Бобрикова в горле, и он закашлялся, мотая головой.
– Да-да, не удивляйся. Ради того и прибыл. Нынче Горенский этот, царский пёс, кормленщиком здешним должен стать. Но коли так, нам вовсе туго будет. Потому и надобно вместо него тебя волостелем 31 сделать.
– Так разве царь отдаст?
– Просто так, по доброй воле не отдаст. Это уж само собой. – согласился Михаил Иванович. – Стало быть, так надобно сделать, чтоб не мог Иван Васильевич отказать тебе.
– Это как же так?
На этот раз Воротынский долго не отвечал. Задумчиво глядя на юного князя, он теребил кончик бороды и покусывал нижнюю губу.
31
Волостель – в средневековой Руси должностное лицо, управлявшее определённой территорией от имени царя.