Порванная струна
Шрифт:
Я постоял немного, прочитав объявление, потом проморгался и еще раз взглянул на сумму. Не ошибся ли я? Конечно, дворник – это не министр, но ведь восемьсот рублей – это именно та сумма, которую я трачу в продуктовом магазине, когда хожу туда два раза в неделю, чтобы бабуля не носила тяжести.
Не помню, говорил ли я, что мы с бабулей живем очень скромно, я человек в быту нетребовательный, ем, что дают, а деликатесов вообще не употребляю – словом, не делаю из еды культа.
Я взглянул на ближайшую к объявлению дверь, на
Я отошел в сторонку и остановился у афиши, чтобы еще раз все обдумать. Я не верил, что могу обнаружить в филармонии что-нибудь, что поможет раскрыть убийство Марианны, для этого нужно быть здесь своим человеком, поговорить с ее друзьями и коллегами.
К служебному входу подошла девчонка – маленькая, худенькая, в каком-то затрапезном пальтишке. В руке, однако, она держала скрипку – значит, артистка. Права была Надежда Николаевна, бедно живут музыканты! То есть, конечно, не звезды, а простые. Впрочем, простые люди в любой области не больно-то много зарабатывают. Что это я разворчался, как старик…
Девчонка скрылась за дверью служебного входа, не обратив на меня ни малейшего внимания. Что ж, я привык.
Я скособочился, выставив вперед левое плечо, втянул голову в плечи, опустил глаза и робко потянул на себя дверь. За дверью был обширный вестибюль, напротив располагалась лестница, куда я и направился бочком.
– Эй, ты куда это? – раздался грозный окрик из угла.
Там, за обшарпанным письменным столом, сидела традиционная очкастая грымза и вязала не менее традиционный носок.
– Куда это ты направляешься? – повторила грымза.
– Да вот… по объявлению… насчет дворника… – промямлил я и ткнул пальцем в сторону стекла.
Она придирчиво окинула взглядом всю мою несуразную фигуру и поджала губы.
– Метлу-то удержишь?
Вот стерва! Может быть, она думает, что на зарплату в восемьсот рублей придет наниматься двухметровый Аполлон? Мне стоило больших трудов промолчать. Но должно быть, ведьма и сама сообразила, что дворника-принца она не дождется, и прошипела мне, чтобы шел на второй этаж в администрацию, после чего снова занялась вязанием.
Вот интересно, думал я, не спеша поднимаясь по лестнице и даже слегка подволакивая ногу, сколько в городе служебных дверей? Не меньше тысячи. Хотя что это я? Одних средних школ у нас пятьсот штук, а еще высшие учебные заведения, больницы, театры, филармония, разные научно-исследовательские институты, еще какие-то конторы. Да у каждого здания не по одному входу. Итого берем тысяч десять для круглого счета. У каждой такой двери обязательно сидит своя грымза, исключая отделения милиции, банки и солидные фирмы, где у дверей стоят люди посерьезнее бабушки со спицами.
Моя бабуля как-то авторитетно заявила, что носки хорошая мастерица свяжет за два дня. В году триста шестьдесят пять дней. Допустим, что грымзы работают из них дней сто, потому что обычно они дежурят сутки через трое. Итого получается пятьдесят пар шерстяных носков. Умножаем на десять тысяч и имеем полмиллиона пар носков в год. А если на двадцать тысяч умножить, то и весь миллион. Можно утеплить одну четвертую населения всего города. А ведь грымзы сидят на своих местах годами…
Тут я поднялся до нужного этажа и прекратил бесполезные математические подсчеты. Там шел ремонт. Рабочие в коридоре белили потолок, так что редкие посетители шмыгали, боязливо посматривая наверх. Я нашел кабинет администратора и осведомился, не забыли ли они приписать в объявлении к сумме еще один ноль.
– Ты шутишь, да? – устало ответил толстый лысоватый дядька. – У нас государственное учреждение, такие ставки. Ну конечно, может, премию как-нибудь тебе выбьем, рублей сто в месяц… Но убирать надо тщательно! Сам понимаешь – культурное место, филармония, иностранцы стадами ходят…
– Да уж, – вздохнул я и сказал, что подумаю, а завтра зайду, если решусь.
Дядька с надеждой поглядел на мое плечо и волочащуюся ногу – должно быть, он думал, что такого калеку нигде не возьмут и тогда я пойду к нему в дворники. Как же, дожидайся! И плевать мне на иностранцев.
Я аккуратно прикрыл за собой дверь и пошел по коридору в противоположную от лестницы сторону. Сам не знаю, зачем я это сделал. Когда я поравнялся с дверью, на которой было написано «Бухгалтерия», она вдруг внезапно распахнулась и задела низ козел, где стоял маляр и любовно кисточкой подкрашивал потолок в тех местах, куда не достал пульверизатор. «Культурное место – филармония, иностранцы стадами ходят…»
Козлы пошатнулись, маляр от неожиданности выронил ведро с белилами, которое падало прямо на ту пигалицу, что обогнала меня у служебного входа. Это она выскочила как ненормальная из бухгалтерии.
– Такую мать! – ахнул маляр сверху в ужасе, потому что ведро было тяжелое – ему ли не знать.
За долю секунды я прыгнул к девчонке и успел вытащить ее из-под ведра. Оно шлепнулось с жутким грохотом, обдав нас белыми брызгами. Маляр, конечно, перетрусил и от этого заорал дурным голосом:
– Да ты, такая-сякая, куда прешься? Не видишь, что люди работают? Ходят тут, под ногами вертятся…
Двери комнат открылись, оттуда выбежали люди и с недоумением уставились на нас. Еще бы: маляр орал, мы стояли, забрызганные белым, а на полу растекалась большая лужа. Девчонка все это время молчала, она стояла, прижимая к себе скрипку и глядя вокруг огромными темными глазами. Маляр нес уже что-то совершенно неприличное, так что я решил вмешаться. Я подошел к козлам и пнул ножку. Хорошо так пнул, досочка сломалась пополам, и маляр шлепнулся прямо в лужу краски. Он не очень ушибся, а роба все равно была испачкана. Но зато он замолчал от неожиданности.