Порванная струна
Шрифт:
– Долго – что? – переспросила Надежда. – А, нет, совсем недолго. А что – это какая-нибудь жутко ядовитая орхидея?
– Да нет. – Виктория пожала плечами. – Я в цветах вообще не разбираюсь, понятия не имею, что это за цветок. Но вот на его листьях и особенно в почве я нашла следы очень редкого и очень опасного яда – флюосцина. Сейчас концентрация заметно снизилась, но все равно опасна. А судя по результатам анализа, недели две назад содержание яда было таким, что запросто могло создать в замкнутом помещении смертельную концентрацию…
– Что ты говоришь? –
– И для человека, и для собаки, и для лошади…
– И для кота?! – машинально уточнила Надежда.
Виктория вместо ответа взглянула на нее как на душевнобольную.
– При чем тут кот? Твое счастье, что недолго. При более длительном контакте начинаются симптомы, сходные с гипоксией… с кислородным голоданием. – Виктория поспешила перевести латинский термин. – Сначала повышенная утомляемость, головные боли, головокружения, обморочные состояния… Потом быстро развивается слабость, почечная и сердечная недостаточность…
Надежда внимательно слушала страшные медицинские термины, которыми сыпала Виктория, и торопливо вспоминала свои собственные ощущения после визита к Зинаиде и то, что ей рассказывала о своем недуге сама Зинаида.
– А губы синеют? – спросила она, вклинившись в медицинский монолог.
– Синеют, синеют, – радостно подтвердила Виктория и уставилась на Надеждино лицо. – У тебя вроде цвет губ нормальный.
– Это помада французская, «Буржуа», – пояснила Надежда, – а там под помадой, они синие, ты не сомневайся.
– Плохо, – озабоченно произнесла Виктория. – Ты же говорила, что недолго сосуществовала с цветком. Надо врачу показаться, а пока хотя бы витамины попей и молоко с медом.
– А если больше доза? – с безжалостным пристрастием папарацци допрашивала Надежда.
– Я же тебе сказала – летальный исход.
– Ну а как выглядит труп? Есть какие-нибудь характерные признаки?
Виктория пожала плечами и задумчиво закурила новую «беломорину». Надежда закашлялась и отодвинулась подальше.
– Характерные признаки? Ну, я не знаю… Я, конечно, трупов таких не видела, но вообще, судя по физиологическому воздействию флюосцина, должен присутствовать синюшный оттенок тканей… Ой, Надя, извини, тебе дым мешает? – Виктория придвинулась к вытяжному шкафу и выдохнула в него зловонное облако.
Надежда приободрилась и снова подсела поближе:
– Лицо синее?
– Ну я же говорю: синюшный оттенок.
– А руки сводит у покойника?
– Руки? – Виктория задумалась. – Да, вроде должно проявиться достаточно характерное судорожное оцепенение. А что такое? Кто-нибудь уже… оцепенел?
– Есть подозрения, – осторожно ответила Надежда. – А скажи, по таким симптомам могут поставить диагноз – инсульт?
Виктория пожала плечами и снова затянулась «Беломором».
– Ты же знаешь, Надя, наших бесплатных медиков… Они ведь только две причины смерти пишут – инфаркт или инсульт.
– Платные ничуть не лучше, – вставила Надежда, вспомнив два-три эпизода из своей небогатой практики.
– Они те же бесплатные, только за деньги, – ответила Виктория несколько странной фразой, а затем пояснила: – По сути своей они точно такие же, как бесплатные, а от того, что ты им платишь, сущность не меняется. А вообще по внешнему виду трупа можно предположить инсульт. Если, конечно, не делать вскрытие, биопсию и прочее… Но вот что интересно, – проговорила Виктория задумчиво, как бы сама себе, – откуда взялся этот флюосцин?
– А в чем дело? – Надежда сделала стойку.
– Дело в том, – Виктория подняла на нее глаза, – что этот несчастный флюосцин доступен очень узкому кругу людей, и большую часть этих людей я знаю. Поэтому вся эта история мне очень не нравится…
– Да сейчас, по-моему, кто угодно может за деньги хоть атомную бомбу достать. Столько всяких «горячих точек», и вокруг них только тем и занимаются, что продают оружие и всякую прочую дрянь. Да из-за границы опять же ничего не стоит привезти…
– Нет, Надя, ты не поняла. – Виктория погасила очередной окурок и потянулась за следующей папиросой. – Это всяких автоматов и пистолетов расплодилось бессчетное количество, допустим, и бомб… А флюосцин – вещь редкая, мало кому известная, производится в лабораторных условиях и в очень ограниченном количестве. Не то что за границей – его даже в других городах почти нет…
– Так он что – очень редкий и дорогой?
– Да нет. – Виктория поморщилась. – Редкий-то редкий, но не слишком дорогой – ингредиенты дешевые, процесс получения хоть и сложный, но недорогостоящий. Короче, знаешь, как в анекдоте – он потому неуловимый, что никому и на фиг не нужен. Вот я и думаю: если ты где-то нашла цветок, обработанный флюосцином, то к этой истории причастен кто-то из моих коллег-химиков. Подожди, Надя, немножко, не поднимай вокруг этой истории шума, я сначала тихонько выясню, у кого флюосцин пропал.
– Давай перешерсти всех своих коллег, да только по-быстрому – время дорого.
Виктория внимательно посмотрела Надежде прямо в глаза:
– Слушай, давай бросим этот треп. Я тебя спрошу прямо и честно: как по-твоему, есть в этом деле с цветком криминал? Ты не стесняйся, рассказывай. Я тут на кафедре токсикологии такого повидала, что если в подробностях рассказывать…
– Верю! – поспешно согласилась Надежда. – Верю без подробностей. Труп, во всяком случае, есть в этом деле. А вот криминальный он или нет – это еще надо выяснить.
– Уж не сама ли ты выяснять вздумала? – нахмурилась Виктория. – Надя, этим должны заниматься…
– Компетентные органы! – подхватила Надежда. – Так что давай быстренько выясняй, откуда этот флюосцин взялся, потому что там неясно, кто этот чертов цветок принес в квартиру. Девушка умерла. И родственников у нее никого здесь нету. А вот когда точно будем знать, откуда яд, тогда и в милицию можно пойти. Потому что меня-то они не больно слушать будут, а вы все же лица официальные.
– Да-да, – рассеянно кивнула Виктория.