Порыв ветра, или Звезда над Антибой
Шрифт:
В том же письме де Сталь сообщает Теду, что он уже выслал в Америку столь важную фотографию. Никола де Сталь вместе с Шемпом съездили в Нормандию к Жоржу Браку и там сфотографировались с великим основателем кубизма и его женой под стенкой деревенского ателье Брака. Фотография призвана была намекнуть, откуда он взялся, этот не слишком еще знаменитый, но вполне незаурядный Никола де Сталь, откуда у него растут ноги: он из близкого окружения самого Брака.
Если в письме Доривалю де Сталь лишь угрожал несчетным числом страниц, которые он ему, Доривалю, мог бы написать в назидание, то со статьей голландского искусствоведа ван Гендерталя художник обошелся куда решительней и выправил в этой статье каждое слово.
Потом
Полотна де Сталя висели в галерее Дюбура рядом с картинами французских классиков живописи и при продаже попадали в те коллекции, где уже были классики. Это не могло не льстить молодому художнику…
1950 год был для Никола де Сталя годом заграничных выставок: он выставлялся в Берлине, в датском Шарлоттенбурге, а в середине лета уехал в Лондон.
Но конечно, самый большой успех в том же году выпал на долю де Сталя в Соединенных Штатах, где его картины, благодаря хлопотам Шемпа, были проданы в очень престижные американские коллекции. Из трех американских выставок, в которых принял участие де Сталь, самой престижной была, пожалуй, выставка «Молодые художники США и Франции». На этой выставке художники двух стран были отобраны парами, по сходству и общности направления. Полотна де Сталя висели по соседству с картинами другого знаменитого выходца из России, американца Марка Ротко. Несмотря на все различие в происхождении, внешности, возрасте и пристрастиях этих двух мастеров абстрактной живописи, им уготована была одинаковая безумная кончина. Впрочем, кто бы мог предсказать ее в том 1950 году? Разве что психотерапевты, чьими советами оба они высокомерно пренебрегли бы…
После поездки в Англию Никола де Сталь отдыхал с семьей в живописных Савойских Альпах. Сохранилась очень красивая, идиллическая фотография: Никола, Франсуаза и маленький светлоголовый Жером сидят на травке на фоне горной альпийской гряды. Как и на всех его фотографиях, Никола и присутствует и отсутствует. Выражение его лица вызывает невольную тревогу. О чем он думает? Счастлив ли этот красивый, сильный, трудолюбивый, преуспевающий человек? Он несомненно талантлив. Он много пишет. Но что у него на душе? Что он за человек? Ну, конечно… Fair guessing, как говорят англичане. У нас есть подсказки. Мы знаем о нависшей над ним бедой. И все же… Его лицо… Вглядитесь в его лицо…
Во время этой летней поездки Никола заезжал в знакомый ему с детства Антиб. На сей раз, чтоб повидаться со своим энергичным маршаном Тедом Шемпом, который успешно продвигал картины де Сталя в США.
Шемпа, впрочем, несколько раздражало отсутствие привлекательных названий у новых «Композиций». Одни цифры – как на машине, или на дверях гостиничного номера. Де Сталю, напротив, казалось, что любое название может толкнуть зрителя на путь заведомой интерпретации произведения, извне навязать ему трактовку. В конце концов сошлись на том, что Тед сам будет придумывать названия для картин. Делала же так блаженной памяти Жанна Бюше. Кому это мешало? Иные из придуманных Жанной названий оказались пророческими. Скажем, «Порыв ветра». Де Сталь часто думал об этом, просыпаясь по ночам и прислушиваясь к шелесту кровли, к птичьим крикам…
Глава 31. Следы снежного человека
Еще весной 1950 года Никола де Сталь вдруг охладел к своему адъютанту, сотруднику, собеседнику и корреспонденту Пьеру Лекюиру. То ли лекюировская искусствоведческая проза в стихах перестала нравиться художнику, то ли с ростом своей популярности де Сталь стал находить посвященное ему сочинение Лекюира недостаточно возвышенным. В самом начале года он уже разобрался с голландцем Гендерталем, а в марте написал очень резкое письмо другу Лекюиру:
«Вам нужно писать, поскольку вы писатель, и я растроган тем, что именно мои картины служат вам средством передвижения.
… Я ни в чем вас не упрекаю и все же я считаю себя вправе просто сказать вам, что «это не для меня». Вот и все».
И нынче, более чем полвека спустя, «конструктор книги» Пьер Лекюир, вспоминая это письмо, огорченно говорит, что его знаменитый его друг «был циник».
В том насыщенном событиями 1950 году де Сталь не писал сюрреалистических писем Лекюиру, а писал деловые письма Шемпу.
Однако в конце года, после всех хлопот и странствий, де Сталь, снова занявшись живописью и снова прочитав сто двадцать листочков Лекюира, нашел иные из них просто превосходными. Понятное дело, что по поводу каждого из листочков де Сталь написал краткое замечание. По жанру это было похоже на «Философские письма» В.И.Ленина, только подзаборных слов на полях чужих текстов сдержанный де Сталь не употреблял вовсе.
Впрочем, в начале 1951 года диалог с Лекюиром вдруг снова стал для художника неактуальным. В это время Жорж Дютюи познакомил Никола де Сталя с прославленным Ренэ Шаром. Знакомство со знаменитым поэтом сыграло решающую (а может, даже и роковую) роль в судьбе нашего героя. Кто был Ренэ Шар? Задайте вопрос полегче.
Таинственный поэт был на семь лет старше Никола де Сталя. Родился он в Провансе, в затененном широколистыми платанами старинном городке Ль\'Иль-сюр-ла-Сорг, что в Воклюзе. Двадцати двух лет от роду примкнул к сюрреалистам. Знаменит прежде всего как поэт-резистант, участник Сопротивления. Сообщают, что с 1940 года он жил в подполье и прятался от грозной полиции Виши, а с 1942 года он был «членом Секретной Армии», под кличкой Александр руководил отрядом Дюранс-Сюд, а позднее в департаменте Нижние Альпы помогал командиру «отряда парашютного приземления» под новой кличкой «капитан Александр». Жизнь Шара (как впрочем, в значительной степени и вся боевая деятельность Сопротивления) окутана тайной. Иные из биографов так и пишут, что после 1947 года жизнь Шара была загадочной. Иные находят до крайности загадочными и его стихи. Есть и такие, кому они кажутся понятными, но может, это плод заблуждения, ибо сам Ренэ Шар отстаивал право на некую «темноту» и зашифрованность своей поэзии. Многочисленные статьи и диссертации, посвященные поэту, тоже словно участвуют в заговоре «герметичности». Из некоторых исследований можно, впрочем, понять, что Ренэ Шар расценивал свой опыт Сопротивления как опыт сексуальный.
Довольно солидный очерк о жизни Рене Шара написал автор самой подробной биографии Никола де Сталя, журналист из левого «Монда» Лоран Грельсамер. Он сообщает, что Рене Шару было всего одиннадцать, когда умер его отец, мэр городка Ль\'Иль-сюр-ла–Сорг и богатый промышленник. Сиротка Рене объявил себя единственным наследником отца и главой семьи, хотя живы были еще его мать и брат, который был на десять лет старше неистового школьника, вскоре, впрочем, бросившего школу. С тех пор Рене люто ненавидел брата и, если верить стихам, мечтал его убить. Возненавидел он и мать, а также всех, кто оказался богаче его («буржуазное общество»), ненавидел Бога и религию, в общем, рос в ненависти (подобно нашему славному Ильичу). Его риторика ненависти пришлась по душе сюрреалистам, к которым он примкнул, переехав в Париж. Риторика ненависти была в ходу у коммунистов, и вожаки сюрреализма (в первую очередь Святейший Папа сюрреализма Андре Бретон, а также слабак Элюар, уступивший свою русскую жену художникам) наперебой рвались к союзу с компартией, однако их всех обошел сюрреалист Арагон, имевший руку, а то и две пары рук (по имени Брик) в самой Москве. Бретону оставалось летать в Мексику на поклон к Троцкому и устраивать в Париже скандалы, доказывая, что он самый левый и крутой. Для скандалов сгодился неистовый храбрец Рене Шар…