Посадские сказки
Шрифт:
И когда Христина вошла в полутёмную прихожую отца Македона, первое, что услышал она, были громом прозвучавшие откуда-то из недр дома, слова:
— … Чи хочь воды тут напытыся дадуть?..
А в следующее мгновение Богдан Македонович появился в прихожей, держа в руках высокую глиняную кружку и довольно громко прихлёбывая из неё. Завидев Христину, он изобразил на лице своём удовольствие и остановился прямо напротив гостьи.
— Що ж ты, до мене? Ягидко? — спросил он у Христины.
Христина, никак не ожидавшая, что в доме духовника её ждёт такой игривый приём, в недоумении отвечала, с любопытством оглядывая поповича:
— Я… я к отцу
— Эта… к батюшке, — прошамкала Митрофановна, бойкая старуха, жившая в доме отца Македона и доводившаяся ему какой-то дальней роднёй. Митрофановна сама отворяла Христине и привела затем Богдана Македоновича.
— Нету… нету батюшки, — обратилась она к Христине.
И тыча скрюченным пальцем в Богдана Македоновича, прибавила зачем-то:
— Вот. Они есть.
— Ну! Стара! — скомандовал попович и мотнул головой, делая старухе знак, чтобы убиралась.
Митрофановна, ковыляя, убежала.
— Когда же вернётся отец Македон? — робея отчего-то, спросила Христина.
— Ах ты ж! Яка непонятлива! — притворно заахал Богдан Македонович, утирая губы рукавом старого побуревшего подрясника. — Ну, ходы ж сюды, зиронька! На вушко скажу…
И, пристроив на какую-то не то табуретку, не то тумбу, оказавшуюся под рукой, свою кружку, попович шагнул к Христине. Христина отступила на шаг.
— Яка ж гарна — умру! Яки ж очи… Якой поволокой взялись… Таки очи бувають тилька у закоханив… — понизив голос, сказал Богдан Македонович и ещё приступил к Христине.
Христина, слушавшая, точно заворожённая, полупонятные для неё слова, отступила ещё на шаг.
— Закохана, це ж ясно! Але в кого?.. Не за мною ли мреш, рибонька? — зашептал попович, и Христина ощутила на своём лице его сивушное дыхание. В то же самое время спиной она почувствовала стену.
— Ах ты ж… — хрипло и чуть слышно проговорил попович, наклоняясь к лицу Христины.
«Ах, ты ж…», — подумала Христина, отталкивая поповича.
— Завтра, — зашептала она, — буду ждать тебя завтра. В три… Придёшь? Нет… в час.
— А не брешешь? — в голос переспросил Богдан Македонович.
— Завтра в час, — уже в дверях повторила Христина.
До ратуши, помещавшейся в здании бывшей богадельни, добралась Христина на извозчике. Какой-то прыщавый чиновник, скрежетавший пером, в одиночестве являл собою всё присутствие. Услышав имя ратмана Хвастунова, он задумался, закусив кончик пера. Потом извлёк из ящика стола клочок серой бумаги, написал на нём несколько слов и, рявкнув внезапно: «Васька!», передал клочок явившемуся на зов мальчишке и повелел нести записку Алфею Харалампиевичу. Мальчишка убежал, а чиновник, пробормотав, что «сейчас придёт Хвастунов, он тут, недалече», заскрежетал пером с новой силой и прежним усердием. Христина, расположившаяся на плетёном стуле — лучшем предмете меблировки присутственного места — принялась тем временем осматриваться. Обстановка вокруг была скверной: оконные стёкла не мылись с того самого дня, как оказались в рамах. В углу стоял истрёпанный веник, а рядом, точно необходимый предмет, покоился сметённый в кучку сор. Государев портрет, писанный, верно, каким-нибудь местным художником-самоучкой, украшал одну из стен. Рядом с портретом помещалась литография, изображавшая посещение преподобного Сергия медведем. Внимание Христины притянул кусок хлеба, ради которого и состоялось посещение, и который медведь длинным языком старался препроводить с пня в собственную пасть. Преподобный взирал на эту сцену безучастно, словно думая о чём-то ином и ничуть не удивляясь диковинному поведению зверя.
За разглядыванием литографии застал Христину появившийся вдруг Алфей Хвастунов, недовольный вызовом и убеждённый в его пустячности.
Узнав, что просительница Христина и что явилась она с жалобой, Хвастунов прошёл в соседнее помещение, поменьше и почище. И, усадив Христину на чёрный кожаный диван, изрядно, впрочем, потёртый, сам присел напротив за стол и предложил посетительнице изложить своё дело.
И Христина, подумав о том, что Алфей Харалампиевич Хвастунов похож на налима — такой он был скользкий, так сложно было поймать его взгляд и понять, что именно выражает он в эту секунду, так неопределённы и невыразительны были черты его лица, — принялась рассказывать о возникшей нехватке наличных денег и о бесстыдстве купца Моисеева, не упуская подробностей и упирая на вероломство Фрола Савельевича.
Чем дальше рассказывала Христина, тем более заинтересованным казался Хвастунов, тем с большим вниманием прислушивался он к словам рассказчицы. А когда Христина обрисовала падение на колени и предложение ей купцом денег, ратман даже привскочил и прошёлся по комнате. Христина уж было хотела поведать и о том, как собралась она проучить купца Моисеева, но Хвастунов вдруг сказал:
— Это дело тако-ое! В полицию бы надо… Да ведь огласка…
— Досифей Тимофеевич… — начала Христина, но Хвастунов перебил её.
— Досифей Тимофеевич — оно, конечно, — человек уважаемый… Степенный человек… Благодарный человек… Умеет в положение войти. Должностишка-то у меня — что? Выборная должностишка, жалованья не положено. Писарям вон и тем положено, — и ратман кивнул в ту сторону, где скрипел пером старательный чиновник, встретивший Христину. — А бургомистру и помощникам — ни-ни!.. Досифей Тимофеевич — человек благодарный. Тут примерно такое дело…
— Да ведь я заплачу! — догадалась Христина.
— Оно, конечно, хорошо, — отозвался Хвастунов, скользя взглядом от шеи Христины к плечу. — Это дело тако-ое. Только… Кхе-кхе… Что деньги холостому человеку?
— Так чего же вы хотите? — удивилась Христина. — Вот у нас давеча кошка окотилась, не хотите ли разве котятами взять?
Алфей Харалампиевич закашлялся, разглядывая тонкое, стянутое золотой кручёной браслеткой левое запястье Христины.
— Котята — это дело тако-ое, — протянул он. — Ежели там мышей ловить или для дамского какого развлечения — так котята очень даже полезные… Но одинокому человеку котята… вроде бы примерно… не знаешь, к чему их и применить… Деньги — оно, конечно… Да ведь бывает — и сам не поскупишься, даже и двести рублей… А Досифей Тимофеевич — человек благородный… Как не помочь?..
— Оно, конечно, — отозвалась Христина. — Это дело такое. Только… Не могли бы вы завтра заехать ко мне к двум часам? И насчёт двухсот рублей… После поговорим. Завтра…
— К двум часам? — насторожился отчего-то Хвастунов.
— Я вас ждать стану, Алфей Харалампиевич. И насчёт двухсот рублей, что давеча говорили…
Заскрипели, застонали часы в столовой Хохтевых и нехотя, точно старик, недовольный, что обеспокоили его, отбили двенадцать ударов. В следующее мгновение зазвенел резво колокольчик, и Меланья, предупреждённая Христиной, впустила купца Моисеева, заметно взволнованного и поминутно что-то ищущего вокруг себя глазами. Вышедшей навстречу Христине купец облобызал с жадностью руку, и Христина поморщилась: и пальцы, и губы купца были влажными.