Пощады не будет никому
Шрифт:
— А зачем мне с кем-то делиться? Я по голосу могу понять, приличный человек или нет. Но адресок твой записала на календаре.
— И что, часто тебе приличные попадаются?
— Иногда бывает.
— Давай пей, и не будем тянуть время. Время — деньги и для тебя, и для меня.
— Здесь, что ли? — девушка посмотрела на незастеленный старый кожаный диван, украшенный зеркалом на высокой спинке. — Простыню хоть постели.
— А кто тебе сказал, что мы будем лежать? — усмехнулся Магомедов, сбрасывая свитер.
— Можно
— По-всякому.
Девушка тоже стала раздеваться, спеша, потому что боялась, что кавказец начнет срывать с нее одежду и еще что-нибудь попортит. По глазам мужчины она видела — изголодался.
«Вот и хорошо — быстрее кончит».
Она успела раздеться раньше, чем Магомедов стянул свитер через голову.
— Погоди, — она выставила вперед ногу в сапоге со шпилькой, когда Рафик уже двинулся к ней, и схватила сумочку.
— Стоять!
— Чего..
Магомедов инстинктивно дернулся, выхватывая из-за спины пистолет. Девица тихо ойкнула и прикрылась сумочкой.
— Ты что, придурок, я же за презервативом в сумку полезла!
— Не надо, — вкрадчиво произнес Рафик, медленно опуская пистолет и вновь ставя его на предохранитель. — Только в другой раз предупреждай, когда дернешься или икнуть захочешь.
— Нервный ты, однако.., но без презерватива обойдется дороже.
— Мне плевать.
— Деньги вперед, — не опуская ногу, сказала девушка, положив сумку на полочку возле дивана.
Рафик из заднего кармана джинсов вытащил две сотки и бросил их на сумку.
— Это для начала, а там посмотрим.
— Согласна.
— А то — нет…
Рафик прямо-таки набросился на проститутку. Такого старый кожаный диван не испытывал от своего создания. Но сработан он был крепко, и черная хромовая кожа выдержала, хотя спинка так стучала о стену, что картины начали раскачиваться. Но это продолжалось недолго. Изголодавшийся Магомедов кончил так быстро и так много, что даже девица, видавшие виды, изумилась. Она извела на себя целых четыре бумажных салфетки вместо одной, как обычно, и посмотрела на Рафика.
— Ты даешь!
Тот тяжело дышал, затем, не одеваясь, подошел к столу и хлебнул полстакана коньяка. Он хлебнул его так, словно это был остывший чай, а затем, запрокинув голову, выжал в рот половину граната. Сок тек по его волосатым рукам, по шее, по груди.
В квартире стоял полумрак.
— Может, все-таки свет включим? — спросила проститутка.
Рафик почесал затылок, затем подошел к настольной лампе, старой, с черным жестяным абажуром, и, включив ее, направил свет на проститутку, приводившую себя в порядок. Девушка от этого вообще перестала что-либо видеть за пределами полосы света.
— Ты что.., как следователь на допросе?
— Посиди, я на тебя посмотрю.
— Женщины голой никогда не видел?
— Давно не видел.
— В тюрьме сидел?
— Если бы! Кто ж меня посадит? — хохотнул Рафик, устраиваясь на стуле и пристально, по-мужски, разглядывая проститутку.
— Чего ты жмешься? Мне ж посмотреть надо.
— Смотри, с меня не убудет.
— Ноги раздвинь, да пошире.
Девушка чувствовала, сейчас наступает самое трудное, и может, самое неприятное для нее. Утолив первый голод, кавказец наверняка станет действовать изобретательнее, растягивать удовольствие.
— Выпей, — к ней из темноты в конус света протянулась волосатая рука в потеках гранатного сока с половиной стакана коньяка.
— Нет, я не буду, уже и так голова кружится, не выспалась.
— Пей, — голос Рафика теперь звучал с хрипотцой, и это напоминало не просьбу, а приказ.
— Ладно, хотя…
— Я сказал.
Двумя руками проститутка взяла стакан и принялась пить коньяк мелкими глотками, давясь, кашляя.
— Не могу больше, — она отставила стакан.
— Пей до конца, за мое здоровье.
— Здоровья у тебя хватает и без моей выпивки.
В конце концов, мы договаривались трахаться, а не наперегонки пить.
— Не твое дело, я плачу.
Пришлось допить, потому что чувствовалось, еще несколько возражений, и ее ударят.
— Становись, — приказал Рафик. — Да не на пол, а на колени, на диван.
— Не надо.., я так не работаю.
— А ну — стала.
Диван оказался неустойчивым, пружины истошно скрипели.
— Слезь на ковер, как-нибудь пристроишься, — Рафик схватил проститутку за волосы и стащил на пол. — На корточки присядь, сука крашеная.
Она особо не упорствовала, понимая, что станет сопротивляться — клок ее крашеных белых волос останется в обросшем шерстью кулаке кавказца. Огромный член покачивался перед ее глазами.
— Чего смотришь, не знаешь, что делать? — член ткнулся в мокрые губы и замер, — Укусишь — голову откручу, ясно?
— Не могу…
— Можешь. Бери!
— Не получится.
— Дело нехитрое.
— Попробую, но. — Все делай нежно.
Проститутка кивнула и закрыла глаза. Она прекрасно понимала, заводить разговор о деньгах бессмысленно, кавказец думает сейчас только об одном — как удовлетворить свою похоть. Да и с членом во рту особо не поговоришь.
— Умеешь же. Что, брезговала?
Рафик стонал, рычал, мычал. Девушка старалась изо всех сил. Внезапно кавказец резко схватил проститутку и чуть не оторвал ей уши, отстраняя от себя.
— Ты что? — только и успела сказать она, как мужчина уже развернул ее спиной и, буквально переломив надвое, как переламывают ствол охотничьего ружья, заставил ее упереться руками в диван. Затем смачно плюнул на ладонь и намазал густой слюной задний проход.
— Нет, — воскликнула проститутка, — мы так не договаривались, я так не работаю! Нельзя!