Поселок «Ивушка»

Ничего не оставалось, как обратиться за помощью: с работой никак, остановиться больше не у кого, а насчет денег — лучше не думать. Самое неприятное — начнутся расспросы, хотя вроде бы скрывать от тети Мэгги было нечего. Не знаю, но почему-то меня это не радовало. Или просто стыдно просить у женщины. А может, из-за ма и всех этих историй: никого лучше ма для меня нет, и я ей во всем доверяю. В общем, я был наслышан о Мэгги — в чем только она ни была замешана и чего только ни вытворяла, но всегда оказывалась в выигрыше благодаря своей внешности: кавалеры чуть не дрались, чтобы исполнить всякую ее прихоть. Даже сейчас, когда ей должно быть под пятьдесят, никто бы не дал ей столько. Наверное, не каждая женщина, которой за тридцать, выглядит лучше ее. А может, ма не хотела говорить правду о возрасте Мэгги? Потому что — как бы это сказать?.. — пусть ма и не такая красавица, но зато никто так не умеет готовить. Похоже, тетя намного моложе. Нисколько бы не удивился, что так оно и есть. Видел своими глазами.

Я б ее даже не узнал, если б не сидел за столом

у нее на кухне. Последний раз, когда я ее видел, мне было не больше пятнадцати. Она приезжала к нам в Эль-Пасо несколько раз, но мало ли какие родственники могут нагрянуть в гости. Я на домашних делах не зацикливался и, даже когда мы целовались при встрече и на прощанье, можно сказать, не видел ее и не слышал. В общем, как все подростки. Теперь я мужчина, у меня есть жена, ребенок и еще один на подходе. И, как всякий нормальный мужчина, я видел, что моя тетя — женщина, это нельзя было не заметить.

— Возьмусь за что угодно, — сказал я ей, — главное, чтобы дело было стоящее. — Я рассказал ей о трех местах, где работал. Два раза устраивался на стройку, но там мне совсем не нравилось, и я уходил где-то через неделю, а последний раз — в ресторан, потому что не было ничего другого, но, оказалось, там надо торчать целый день и не оставалось времени подыскать что-нибудь получше.

— Подождем, пока приедет Джим: он тебе что-нибудь присоветует, Гильермо. Скоро он должен вернуться. — Она говорила о муже. Его не было уже недели две, а то и больше, он уехал в Чикаго, а еще у него были какие-то дела в Бразилии. Я не стал спрашивать, что за дела, чем он вообще занимается. Фамилия у него — язык сломаешь. Хотя ма всегда злилась за это на отца, но он называл его зажравшимся габачьим [1] сыном Заблудовского [2] — телевизионщика этого, чиланго [3] , который сидит в своем Мехико и горя не знает. Сердилась она и за его сальные шуточки в адрес Мэгги, хотя не он один отпускал такие. Наверное, у тети Мэгги было еще как минимум две фамилии, ведь до этого она выходила замуж не меньше двух раз. Ее собственная фамилия — Сантамария, и по этому поводу отец тоже подмигивал с ехидной улыбкой.

— Билли, — сказал я ей. — Все меня зовут Билли.

— Гильермо — намного лучше, — заявила тетя. — Это имя зрелого, уверенного в себе мужчины. — На руках и в ушах у нее были драгоценности, и они иногда позвякивали — будто от ветерка, который развевал ее длинные черные волосы.

По мне, так Билли гораздо лучше. Не люблю я все эти официальные имена, как в документах. И не хочу, чтобы, услышав Гильермо, люди думали, будто я только что перешел границу. Пускай думают, что я американец, что я родился и вырос в Америке. Вот дядя — весь в татуировках, всем своим видом показывает, что он настоящий чоло [4] , и называет себя не иначе, как Мемо; мне лично это не нужно. И потом, разве сама она не Мэгги? Но в гостях спорить невежливо, и я промолчал.

Она пила вино. Наливала его из здоровенной бутыли; их тут было навалом — всяких, какие встречаются в барах: целый стеллаж и еще полным-полно на столе и на стойке. Я уже ответил: «Спасибо, не надо». (Я просто не знал, как его пьют.) И дело было не только в вине: у Мэгги была не кухня, а прямо тебе хозяйственный отдел гипермаркета. Полный набор медных кастрюль и сковородок и еще столько же не медных, все развешаны над плитой; еще один стеллаж, с бокалами для вина. Куча всяких приспособлений. А уж техники… Блендер, даже два. Кухонный комбайн. Тостер, какие бывают в кафе. Печь для выпечки хлеба. Паста-машина. Еще, еще, еще!.. Несколько деревянных подставок с ножами, полотенца без счету, а на рабочих столах такая прорва пластиковых и стеклянных бутылок с тем, другим, третьим, что остается только гадать: чем же заняты шкафчики? Выше, на полках во всю стену, мексиканские горшки и блюда. На столе рядом со мной — букет из разных цветов. Очень красивый и совсем как живой, я ошибся — стал его нюхать, и она объяснила. На столе и рядом на полу — кипа нечитаных глянцевых журналов, половина на испанском, два одинаковых, но один из Америки, а другой — из Мексики или Испании, а может, откуда-то еще, откуда мне знать.

— Ну, тогда пива?

— Да, спасибо.

Она открыла одну часть серебристого холодильника. Он был набит под завязку, казалось, все из него вот-вот вывалится на пол. Пока она рылась, мне хотелось встать и помочь ей вынимать эти запасы,

а может, и подержать, что нужно… Наконец, она нашла зеленую бутылку, а открывалку и искать не пришлось — похоже, это она знала точно. Дала мне то и другое, а я, как дурак, уставился на бутылку и таращился невесть сколько. Сверху на ней была фольга, и я так и не понял, на каком языке название.

— Джим его обожает. Считает лучшим.

Я перестал глазеть на бутылку и отпил глоток. Вкус был какой-то странный.

— Ух ты! И впрямь классное! Спасибо.

— Ах да, надо сказать тебе о Лорене.

Я потягивал заморское пиво и только кивнул.

— Она тоже гостит у меня. Внизу. Я собиралась поместить там тебя, но она приехала раньше. У нее сейчас неприятности. Мы с ней подруги.

— Да ладно, ничего, — ответил я. — Я и так перед вами в долгу.

— Мы же родные. Ты — сын моей сестры. Значит, все равно что мой.

Моя комната была наверху, и я поднялся по лестнице с ковровой дорожкой. Наверняка там жила девчонка — лет двенадцати или около того. Мне стало как-то неловко. Мэгги сказала, что это детская, и извинилась за беспорядок. Я ответил: пустяки, мне это не важно. Мне и вправду было не важно. Хотя все в этой комнате было девчачьим: две большие коробки, забитые более мелкими коробками с куклами — одни в своих коробках, другие не в своих, — и еще куклы на полках, лицом вниз или на боку, ящички для вязания, старинная швейная машина, баночки с косметикой, пудреницы, всякие там кисточки, чтобы красить лицо, губная помада — это все в коробках из-под обуви, наваленных одна на другую, — и фотографии по всей комнате, тоже в обувных коробках, но также и горками на полу. Я долго думал, куда бы поставить чемодан, и нашел место только в центре комнаты. На стенах были обои. Старомодные: на розовом фоне темно-красные розы; такие, по-моему, больше подходят дамам в возрасте. Кровать она назвала как-то по-мудреному. Вроде бы это не просто кровать, на ней можно еще и сидеть, как на диване. А по мне, кровать как кровать, с кучей подушек, девчачьих подушек, и покрывалом с оборками. Здорово! Я был счастлив. Будет, где спать. К тому же телевизор, стоит на полу, вроде бы не работает и вообще, вроде его здесь и не должно быть — но оказался в порядке. Я подумал, что рядом еще одна спальня, но дверь туда была закрыта, и я не смог заглянуть. Еще была ванная и, прямо напротив меня, широченная двойная дверь, в хозяйскую спальню. Одна половинка была открыта. Я увидел огромную комнату, наверное, как номер люкс в шикарном отеле. Даже кровать «королевского размера» тут не казалась слишком большой. Между ней и всякими комодами и зеркалами оставалось еще море свободного места. Да нет, получше, чем в отеле.

Утром я встал пораньше. Решил одеться во все самое лучшее. Надел белую рубашку с галстуком. Без пиджака. Было, конечно, нежарко, но не так уж и холодно. Да и все равно пиджака у меня не было. Дом тети Мэгги находился в коттеджном поселке, который назывался «Поселок „Ивушка“». Уж не знаю, почему я так много думал об этом месте даже еще до того, как туда въехал, когда оно было всего только надписью на дорожных указателях. Я повернул. И увидел ее наяву — эмблему на бетонной ограде при въезде в поселок; она будто вспыхнула перед глазами и засела у меня в голове, стоило потом подумать о тете Мэгги, как я видел зеленое дерево со свисающими вниз ветвями и это название. Ее дом стоял рядом с автострадой. Это удобно, когда торопишься на работу и надо поскорее на нее вырулить, что, наверное, и делают жители поселка. У нас, конечно, есть автострады в Эль-Пасо, но ничего общего с этой, проходящей так близко к домам. Даже утром, а может, особенно по утрам, шум от нее был страшный. Я просто не мог поверить, что так бывает. Даже остановился на секунду. Но смотреть было не на что: ничего не видно. Автострада проходила за домами на другой стороне дороги. Невозможно было увидеть ни автомобилей, ни грузовиков, ни мотоциклов. Но я их слышал. Звуки пролетали как призраки — я б и хотел их увидеть, да не мог. Так что я сел в машину, опустил стекла и присоединился к общему шуму — как будто тоже спешил на работу; проехал мимо знака «Поселок ‘Ивушка’» и — вперед, в мир работы.

Судя по количеству объявлений в газете, работы было полно — и в самой Санта-Ане, и в окрестностях. Стройки мелькали одна за другой, но по пути было столько автосалонов, что я все для себя решил, причем окончательно. Я просто мечтал стать менеджером по продаже автомобилей. Мой школьный приятель в Эль-Пасо, который жил от меня через пару кварталов, прямо около Форт-бульвара, говорил, что, когда выберется отсюда, начнет продавать автомобили, и рассказывал о своем знакомом, который прилично зарабатывает и работой очень доволен. Перед тем как уехать из Эль-Пасо, я попробовал разузнать его новый адрес. Его растила бабушка, но, когда я зашел к ним домой, ее уже там не было. Люди, которые жили там вместо нее, сказали, что купили дом уже после того, как она умерла, и совершенно не в курсе, где он теперь. Я считал, что он молодец, здорово придумал. Правда, особого ума здесь не надо, все знают, что за работа — продавать машины. Штука в том, что ты работаешь в одиночку, все зависит от тебя самого. А после тех работ, которые я перепробовал, эта показалось мне еще более классной. Так что я начал останавливаться у автосалонов на Харбор-бульваре — заходил в офис, пожимал руки, говорил, что ищу работу менеджера по продаже автомобилей. Конечно, заполнял анкеты, а в двух местах даже прошел собеседование. Я думал, что умение говорить по-испански — ценное качество. Во всяком случае, в двух местах. В одном продавали подержанные машины, в другом — новые. В салоне новых даже поинтересовались, есть ли у меня пиджак, еще лучше — пара. Я сказал, есть. По-моему, ему не понравилась моя белая рубашка или мой галстук — что-то такое мелькнуло в его глазах, — поэтому я решил, что, если он позвонит, подышу себе что-нибудь посолиднее. Деньги возьму в долг. Я был уверен, что с этим салоном не промахнулся.