Поселок Тополи
Шрифт:
— Наверно, они не позволят мне ждать так долго. Наверно, мы поедем, как только дедушка наладит машину. У него там аккумулятор сел или еще что-то. Он говорит, что это я, когда играл в машине, не выключил зажигание. А это неправда, сам, должно быть, не выключил. И бабушка с нами поедет: дедушка говорит, что ей тут опасно оставаться.
— Она тоже поедет? — воскликнула Стелла.
— Он вечно все забывает. Вот и поделом ему, не надо было отправлять меня домой!
— Но бабушке-то зачем ехать? — спросила Стелла.
— Что? А, ты же, наверно, слышала? Сколько сгорело домов, и все такое…
—
— Но это правда. Только сейчас передавали по радио. Я сам слышал. Кто-то пропал без вести. На борьбу брошены тысячи людей. Горит во многих местах на том склоне.
Стелла смотрела на него и не верила.
— Не может этого быть! Никогда бы не допустили, чтобы такое случилось.
— А вот случилось. На дорогах установлены посты. Жителей эвакуируют. Горит, горит, и никак не потушат.
— Все ты выдумываешь. Как только не стыдно!
— Вот честное слово, Стелла! Не стал бы я врать. Уж тебе-то, во всяком случае. Дедушка говорит, что и сюда перекинется. Говорит, что огню сюда прямая дорога. Он говорит, что если у твоего папы есть хоть капля ума, он тебя тоже отправит отсюда, и Стиви, и Жюли, а если не отправит сам, все равно полиция с минуты на минуту заставит. Приедут, постучат в дверь и вас заберут.
— Врешь! — закричала Стелла. — Даже если огонь дойдет до водохранилища, дальше-то куда ему двигаться?
— Может обойти кругом.
— Постыдился бы, Питер. Противный какой! Я-то знаю, что ты все выдумал.
Он увидел совсем близко от себя ее глупое, злое, залитое слезами лицо, и вдруг она бросилась бежать. У Питера чуть сердце не оборвалось, так ему стало больно.
— Стелла! — крикнул он ей вдогонку. Ведь теперь он ее больше не увидит много недель, может быть, месяцев. Не мог он унести с собой такой ее образ, это искаженное, испуганное лицо. — Стелла! — крикнул он во весь голос и побежал за ней, позабыв, что клятвенно обещал не выходить с участка.
Он догнал ее уже далеко за ее домом — она промчалась мимо своей калитки. В смятении Питер убедился, что она в самом деле рыдает. Он ничего не мог понять. Она вдруг показалась ему чужой.
— Стелла, — начал он, запыхавшись, — пожалуйста, не плачь! Не плачь, Стелла. Ну прости меня… Я не хотел тебя напугать…
— Какой ты противный, Питер Фэрхолл! Сознайся: ведь ты все это выдумал?
— Не знаю, — сказал он, потому что не знал, что сказать, — Отчасти, наверно… Я не знаю. Честное слово, не знаю, Стелла… Нет, конечно, я это не выдумал.
Она скрипнула зубами и грубо стряхнула с плеча его руку.
— Отстань от меня. Убирайся! Я тебя ненавижу!
— Ну, Стелла!
Она снова пустилась бежать, дальше, под гору. Он — за ней.
— Стелла! — кричал он. — Вернись! Не дури!
5. Те, что спасаются бегством
Лорна сидела на земле между кустами малины, придерживая на коленях голову отца, гладя его по лбу, стараясь не показать, как ей страшно, чтобы успокоить его.
Он смотрел на нее без слов. Это пугало, но было в этом и что-то очень драгоценное, какая-то священная связь между ними. Уже несколько минут он общался с ней только взглядом. Прочесть его взгляд было трудно, потому что глаза были мутные, но она понимала, что они просят не оставлять его. Она хотела бежать к соседям, вызвать врача или машину «скорой помощи», но глаза просили: не уходи. Она хотела убежать, чтобы он ее не видел и не слышал, чтобы дать себе волю. Священная минута превращалась в пытку.
— Что с тобой, папа? — спросила она. — Где болит?
Он не мог ответить.
— Папа, я пойду попробую вызвать Джона.
Но его глаза не отпускали ее.
— Ну пожалуйста, папа, я пойду вызову врача.
«Успеется», — словно сказали глаза.
И она продолжала держать его голову и пыталась заслонить его от солнца. Когда она пойдет звонить, его придется оставить на солнце, она боялась, что если попробует его сдвинуть, он умрет. А может, ей вообще не удастся его сдвинуть, хотя она и не слабенькая — иногда она даже дрова колола, если мужчинам было некогда. Она вспомнила, как колола дрова, и почему-то почувствовала себя от этого еще несчастнее. Как грустно будет растапливать плиту, когда готовить придется только на Джона и на себя. Она вспоминала все хорошее, что видела от отца, забывая его вспыльчивость, думая о его бесконечных усилиях свести концы с концами. Вспоминала и минуту черного отчаяния, когда ей показалось, что отец умер.
— Папа, я пойду. Не могу я тебя потерять. Я себе никогда не прощу, если хоть не попытаюсь тебя спасти. Пожалуйста, позволь мне сбегать за помощью…
Это была одна из редких минут в ее жизни, когда она сердцем дотянулась до его сердца. Она поняла, что он ее отпускает, и побежала наверх, к дому, тихонько всхлипывая, не совсем уверенная в том, что именно нужно сделать.
Она забыла, по какому телефону вызывать врача, а когда стала перелистывать справочник, собственные руки показались ей толстыми и неуклюжими, как пни. Она не видела страниц, не помнила даже, какая страница ей нужна. Она зажмурилась, постаралась сосредоточить взгляд, но все равно шрифт расплывался. Она так долго пробыла на ярком солнце, что в полумраке комнаты словно ослепла. Ощупью подойдя к ближайшему окну, она дернула шнур от шторы. Штора со стуком взлетела кверху, шнур раскачался. Она бросила справочник на пол, в образовавшееся на полу солнечное озерко. Нашла нужный номер и, сделав над собой усилие, набрала его медленно и точно. Гудки, гудки — и никакого ответа. Она положила трубку, поняв, что ответа не будет. Опять стала рыться в справочнике, нашла номер в Милтондэйле, откуда надо было вызвать машину. И опять набирала неспешно, хотя ее била дрожь.
— Станция «скорой помощи», — ответил женский голос.
— Ох! — воскликнула Лорна, судорожно собираясь с мыслями, — Ох, какое счастье! Мне нужно машину. Я совсем одна. Моему отцу плохо.
— Очень жаль, — Голос был не сердитый, но твердый. — Придется подождать.
— Подождать?
— Да, к сожалению. У нас тут экстренные дела. Вы откуда звоните?
— Из Прескота. Я даже к доктору не могу дозвониться.
— Мне очень жаль, моя милая, это все из-за пожаров. Придется вам договориться с кем-нибудь еще. У нас своей работы по горло.