Посиделки в межпланетной таверне "Форма Сущности"
Шрифт:
Между прочим, эту игру придумал лично я, чем немало горжусь. Однако сегодня день выдался не рыбный, ни одна старушка возле "зебры" не появилась, а со стариками такой номер проходит хуже.
Зато по дороге в наш образцово-наказательный институт встретил Лысого, Зубарика и Криволапого. У них как раз был период ритуальных пыток, и кожа на боках висела клочьями. Лы приветствовал меня кратким изложением моих достоинств и полным перечнем недостатков. Я в ответ вежливо охарактеризовал стиль поведения матерей всех троих в свободное от чистки выгребных ям время. Зу и Кри нервничали после занятий и чересчур небрежно и легкомысленно повели беседу, сразу же перейдя к моему пресловутому прапрадедушке, действительно имевшему нестандартные личные взаимоотношения с самкой известного Цербера. Подобная невоспитанность оскорбила, буквально вынудив изложить возражения с помощью пулемёта. Лы, который рос в обеспеченной семье и с раннего детства числился хорошей компанией, попрощался противопехотной гранатой, однако я успел кончиком хвоста отбить её в сточную канаву. И зря: в полубессознательном состоянии он позабыл снять чеку, и ценная вещь бесполезно утонула. Я с интересом осмотрел тела. Судя по характеру повреждений, в ближайшие пару эпох им не ожить.
Всё-таки то, что мы бессмертны и лишь развоплощаемся на более или менее длительный срок, в значительной мере обесценивает систему этических норм. Какой, к примеру, толк терять полдня на минировании квартиры соседа, если спустя какое-то тысячелетие он вновь поселится рядом вместе со всей семейной камарильей? Или: переезжаете вы любимую тетушку автомобилем, не щадя новеньких покрышек, а через энное количество веков она опять досаждает вам толстым семейным альбомом. Хотя доверяет почему-то уже значительно меньше. Более того: в данных условиях теряет реальный смысл само понятие наследства, и это обстоятельство лишает Преисподнюю романтики имущественных преступлений.
Лекция была посвящена способам заклятия духов. Любопытное это, должно быть, занятие: притвориться заклятым и, прикрываясь алиби, устраивать хозяину мелкие забавные каверзы. Надо будет как-нибудь попробовать.
Вечером на Ассамблее и случилась та история, из-за которой я завёл дневник. Как обычно, мы фланировали по залу, стараясь развлечь друг друга весёлыми выходками: втыкали иголки в стулья, привязывали чужие хвосты к дверным ручкам, расстёгивали юбки на дамах, подсовывали невинным девицам книжки божественного содержания. Даже дети, и те вносили свою лепту, стреляя из рогаток маленькими твёрдыми шариками и подставляя подножки танцующим. Самые уважаемые или просто отличившиеся за день поднимались по очереди на возвышение и делились с нами воспоминаниями о своих достижениях.
Бал был в самом разгаре, когда на трибуну выскочил этот идиот Подергунчик и начал орать:
– - Нечистые! Я вынужден вмешаться в ход празднества, чтобы заявить: среди нас завелись нечестивцы, растленные адепты Небесного влияния. Не далее, как сегодня утром, я был свидетелем того, как присутствующий здесь Длиннохвостый совершил ряд поступков, отдающих добродушием и даже, хоть мне и неудобно произносить это при дамах, состраданием. На моих глазах он освободил троих посвящаемых, подарив им быструю смерть вместо долгих стандартных мук. Ручаюсь, что он сделал это из жалости. Один из троих был его давним приятелем.
Поднялся шум. Старые черти метали искры из глаз, поджигая всё вокруг; молодые демоны прыгали по столам, топча посуду, но щадя бутылки со спиртным; дамы просто визжали, демонстрируя завидный объём лёгких и богатые, но неприятные вокальные возможности. Я бросился к постаменту, столкнув с него Подергунчика; при этом незаметно для окружающих порвал его рубашку, сломал ему левую руку и три ребра, раздробил челюсть, выбил глаз и трижды от души высморкался в его модный галстук. Затем откашлялся и напряг голосовые связки, пытаясь перекричать весь этот гвалт. Я подробно информировал присутствующих об утренних происшествиях, представив себя, разумеется, в самом выгодном свете. Про Подергунчика я практически ничего не сказал, лишь красочно описал, как он метался, пытаясь прикрыть хилым телом Лысого и его приятелей, умолял пощадить их, взяв взамен его жалкую жизнь, и как я, проявляя отточенную, свойственную лишь мне жестокость, вначале хладнокровно пристрелил их, а потом, вдоволь покуражившись, отпустил его на волю продолжать никчемное существование, приносящее лишь страдания, неудачи и насмешки окружающих. Тем самым я нанёс максимальный ущерб всем четверым: им, молодым, полным сил и энергии, и ему, гнусному мозгляку и уродливому недоумку.
К этому времени мерзавец вернулся в зал в инвалидной коляске и успел услышать посвященные ему пассажи. Он аж побагровел и едва не вывернулся наизнанку, пытаясь ответить достойными оскорблениями, но куда ему до меня. Конец моей речи был столь величественно-ужасен, что не могу не привести его здесь дословно:
– - Коллеги! Все мы не лишены недостатков. Вероятно, и я порой оказываюсь недостаточно злобен и, к примеру, сразу убиваю там, где ещё мог бы предварительно попытать. В этом виноват и покорно склоняю голову. Но кто и когда мог бы упрекнуть Длиннохвостого в милосердии или, тем более, унеси Дьявол, в любви?! Вы же хорошо знаете меня. Вспомните: разве я хоть раз передал в общественном транспорте деньги на билет? Зато в часы пик я многократно продирался из середины салона к передней двери и обратно. А разве кто-либо ещё включал в электрическую розетку неотрегулированный отбойный молоток во время популярных телепередач? Я никогда не вытирал ноги, посещая чужую квартиру, и не снимал обуви, проходя в комнаты. При этом искусно выбираю момент визита, нанося его тогда, когда хозяева завершают уборку дома или только что закончили ее. Кто, как не я, устроившись на летние каникулы общественным инспектором дорожного движения, установил рекорд Преисподней по количеству и величине выписанных штрафов за неправильную парковку автомобилей?! Именно я в день завершения миссии в качестве блестящего заключительного аккорда, попирая закон так, как никто его ещё не попирал, приговорил двоих нарушителей к смертной казни и немедленно привёл приговор в исполнение. Кстати, кто ещё, кроме отъявленного садиста, выбрал бы такой источник приработка? Большую же часть свободного времени я провожу, трудясь контролёром на автобусных остановках. Это ли не свидетельство коварства и общей подлости характера? Если же я кого не обидел, не задел и не унизил, то обязуюсь восполнить пробел в будущем. Несмотря на отдельные слабости, в целом я плох, и помыслы мои грязны. Верьте мне, черти!
Спич вызвал аплодисменты, обмороки, предложения руки и тела от нескольких хорошеньких дьяволиц, которыми я решил воспользоваться последовательно, и даже три-четыре попытки убийства со стороны наиболее восторженных фанатов. Тем не менее, после завершения оваций практически единогласно Ассамблея решила отдать меня под суд. Не могу быть на них в обиде: в Аду так мало развлечений. Кроме того, я совершенно уверен в исходе дела.
Сегодня состоялся процесс. В состав жюри входили слоноподобный Бегемот и Асмодей, две из трёх голов которого были перекошены даже больше обычного -- по слухам, он опять сожрал своего дантиста и мучился от последствий. Председательствовал сам Вельзевул. Он же исполнял функции прокурора -- традиционный метод экономии фонда заработной платы. Адвоката, естественно, не полагалось, и я защищал себя сам.
После того, как свидетели сообщили примерно то же, что я описал выше, правда, при этом расцветили серую ткань буден массой ярких эпизодов собственного сочинения, начались прения сторон. Прокурор произнёс хлёсткую обличительную речь, в которой мне были посвящены два крохотных абзаца в конце. Несмотря на мои неоднократные протесты, обращенные к председателю, тот так ни разу и не прервал чрезмерно увлекшегося оратора. Я же в общих чертах повторил свою речь на Ассамблее.
Затем суд удалился на совещание, которое длилось часа четыре. Всё это время из-за закрытых дверей в зал доносились звон ложек и вилок, чавканье, хлюпанье, тосты и приглушённые звуки смеха. Видимо, Бегемот рассказывал свои излюбленные скабрезные анекдоты, которых собрал в разных мирах Вселенной неисчислимое множество. Когда прения завершились, он по рассеянности не снял с шеи роскошную блондинку и так и вышел вместе с ней. Впрочем, старый греховодник не растерялся и, несмотря на неглиже, представил ее публике как секретаря суда. Наконец Вельзевул встал за столом, стукнул молотком по голове зазевавшегося зрителя и объявил решение. И вот тут я был потрясён по-настоящему. Меня признали виновным не только в добродушном убийстве столь некстати подвернувшейся компании, но и в преступной любезности в связи с тем, что я, хотя и в неправильном направлении и с превышением скорости, но всё же перевёл старушку через улицу.
В качестве приговора я был передан под наблюдение районного попечителя безнравственности. Я должен буду ежевечерне отчитываться перед ним за проведенные сутки. Если за относительно короткий период не известной мне заранее длительности не совершу достаточно неблаговидных поступков, мне придётся пойти к Дьяволу, который сам назначит мне способ искупления или характер истязания.
Вот говорят: нет правды на земле. Так я вам скажу, что нет её и ниже.
Первый день "под колпаком". Старался как никогда. Среди ночи четырежды вставал, спускался во двор и раскачивал "крайслер" соседа до тех пор, пока не включалась противоугонная сирена. Каждый раз вой и улюлюканье будили весь дом. Заодно проколол ему шины и нацарапал гвоздём на крыле хорошее слово.
С утра загнал в болото отряд юных дьяволят. Написал на телевидение сотню посланий разными почерками с просьбой показывать побольше научно-популярных передач и концертов классической музыки, причём обязательно в "золотое" вечернее время. Прошелся по городу и со всех газетных стендов повырезал окончания интересных статей и результаты футбольных матчей. Возвращаясь, встретил группу зарубежных туристов, вызвался показать дорогу до гостиницы, завёл в центр трущоб и там бросил. Всех попадавшихся мне девушек в ярких платьях толкал в грязные лужи и на путь порока. Наконец, уже дома открыл краны и затопил нижних жильцов.