Посланец
Шрифт:
Правда, нужно отдать ей должное, Мерлью поднялась на ноги без единой жалобы. Повторить ее подвиг смогли только гужевые, охранницы Смертоносца-Повелителя, Нефтис и еще несколько стражниц. Остальные люди валялись на песке, держались за ноги и тихонько стонали.
Не мудрствуя лукаво, Найл попросил помощи у Дравига. Через минуту несколько пауков пробежалось по лагерю, и вскоре все «болящие» вскочили и расхватали котомки. Правда, порядок движения немного изменился: рабы теперь шли позади свиты принцессы, а паучихи с детьми переместились в хвост колонны, хотя смертоносцы по-прежнему держались впереди.
Теперь
Первой – часа через три после выхода – свалилась одна из охранниц. Раньше всех на месте происшествия оказался Дравиг. Замер на секунду над женщиной, потом позвал Найла.
– Она жива, Посланник Богини. Ее никто не трогал, сама упала.
– Я знаю, – ответил правитель. – Приведи Симеона, мне его искать долго.
– Слушаюсь, Посланник Богини.
Найл дошел до своей коляски, послал гужевых вперед и запрыгнул напоследок на мягкие сиденья.
Симеон добежал до охранницы, сел рядом. Пощупал лоб, пульс. Открыл ей рот и осмотрел язык.
– Все ясно. Прохладный компресс, тень, покой.
– Клади ее в повозку, – спрыгнул рядом правитель. – Сам тоже садись. Поедешь позади, будешь подбирать упавших.
– Думаешь, еще будут? – выпрямился медик.
– Наверняка. Солнце так печет… У нас больше пяти сотен человек, обязательно несколько сомлеют. – Найл безнадежно вздохнул. – По пустыне ночью ходить нужно! Да вот пауки не могут…
К вечеру свалились еще пятеро женщин, все – из свиты принцессы. Правитель подозревал, что они, имея собственные бурдючки с водой, просто опились на жаре и «поплыли». Симеон подобрал всех и к следующему утру поставил на ноги.
На третий день колонна поднималась еще труднее, среди людей царило уныние. Большинство проклинали тот день, когда решились отправиться в путь. Бодрыми казались только Симеон и принцесса Мерлью, которая считала ниже своего достоинства выглядеть плохо. Даже постоянно находящаяся рядом Нефтис начала спотыкаться. А Найл думал о том, что пока еще хоть воды и продуктов в достатке. Настанет день, когда их станет не хватать.
В середине дня по небу поползли все более и более пухлые кучевые облака, подул ветерок. Найл начал всерьез надеяться на грозу, но вскоре облака рассеялись – так же быстро, как и появились, а ветер вместо капель кидал на пересохшие губы мелкие невесомые песчинки, не ощущаемые языком, но постоянно скрипящие на зубах. Противно, но ничего не поделаешь, их даже сплевывать нельзя – пользы никакой, а пропадающую зря влагу жалко.
К вечеру Симеон подобрал уже три десятка выдохшихся, среди которых оказалось шестеро мужчин. Гужевые еле волокли перегруженные повозки, колеса опять стали зарываться глубоко в песок.
Вечером Симеон тяжело уселся рядом с блаженно вытянувшим ноги правителем и предупредил:
– Ты должен дать людям отдых.
– Нельзя, – устало покачал головой Найл. – Провианта впритык. И так-то, похоже,
– Завтра сможет идти только половина из тех, кого я подобрал. Еще кое-кто просто не встанет. Выдохлись люди, устали, можешь ты понять?! Не привыкли они сутки напролет песок месить! Они к городу привыкли, к ровным улицам, хорошей еде, воде вдоволь. Передохнет ведь половина, не дойдут до твоего Счастливого Края!
– Нам десять дней пути, Симеон. Дать отдых – получится двенадцать. Потом ты еще отдыха попросишь. Будет четырнадцать. Воды у нас дней на десять, еда – копченая да соленая. Значит, считай, и того меньше. На четырнадцатый день в пустыне без воды сдохнут все.
– Ты не поднимешь утром три-четыре десятка людей, – стоял на своем медик. – Им нужен отдых.
– Давай спать, – миролюбиво предложил Найл. – Может, утром все образуется.
Однако действительность превзошла самые смелые предположения Симеона: утром не встал никто, кроме гужевых. Впервые за все время пребывания в городе Найл испытал к этим туповатым молчаливым людям чувство уважения. После грозных окриков правителя на ноги поднялась Нефтис. Точнее, это правитель поднял ее под мышки и поставил на ноги. Следом, совершенно самостоятельно, встала принцесса Мерлью. Немного постояла, закрыв глаза стиснув зубы, потом небрежно отряхнула с короткого зеленого платья песок и даже нашла в себе силы улыбнуться:
– С добрым утром, Найл!
– Ну, что я тебе говорил? – не без злорадства припомнил медик. – Людям нужен отдых!
– Сам-то вставай, – грубовато предложил правитель. – Ты-то, чай, не ножками шел, а в повозке ехал.
– А что это изменит? – хмыкнул Симеон, широко зевнул, но все-таки поднялся.
Поле, окруженное серыми, суровыми смертоносцами, устилали тела слабо шевелящихся людей. Никто из них не мог даже подняться к поставленным в центре лагеря кувшинам с водой. Так и валялись, время от времени устало проводя сухим языком по потрескавшимся губам. Найл дошел до принцессы, взял из ее запасов ломоть розового вяленого мяса, стал его неторопливо разжевывать, запивая еще прохладной с ночи водой.
– Может, привал на денек сделаем? – с надеждой спросила Мерлью.
Найл недовольно буркнул, проглотил недожеванный кусок и направился к гужевым:
– Мужики, поставьте две коляски рядом одна с другой. Кто не сможет встать – сносите их под повозки, в тень.
А затем обратился к Дравигу с просьбой еще раз помочь поднять людей в дорогу.
Смертоносцы двинулись через лагерь, кого просто нахлестывая своей волей, кого пиная жесткими суставчатыми лапами, над кем грозно шевеля хелицерами. Путники зашевелились, издавая жалобные стоны, но крепко вбитая в сознание обязанность подчиняться приказам пауков делала свое дело.
В тень колясок гужевые принесли от силы два десятка человек, которые, зажмурившись, терпели и угрозы, и удары, и легкие покусывания, но не двигались. В одном из сдавшихся перед трудной дорогой Найл с грустью узнал того самого паренька, что увязался следом из-за любви к одной из стражниц.
– Как тебя зовут? – спросил правитель, присев рядом.
– Рион, – с трудом просипел бедолага.
– Я слышал, тебе нравится какая-то из моих служанок?
– Да. – Рион приподнялся на одном локте. – Ее зовут Юккула.