Послание Иакова
Шрифт:
Враждующие христиане (4:1, 2а)
Начнем с того, что увидел Иаков во взаимоотношениях христиан (1, 2а). Слова этих стихов пугающе резки: вражды, распри, воюющих, убиваете. Конечно, Иаков не имеет в виду настоящее убийство. Лексика войны — это метафоры, которые использовали и другие новозаветные авторы [107] . Но слова Иакова обладают реальной силой и навевают на нас ужас. К сожалению, наш мир настолько греховен, что чувства наши притупились и мы не реагируем даже тогда, когда нам напоминают о войне. Опасения, что начнется «настоящая» война между так называемыми супердержавами, сделала менее пугающими локальные конфликты, происходящие во многих частях мира. Мы знаем, что после возможной ядерной войны произойдет полное опустошение, погибнет гигантское число людей. Это сделало нас менее чувствительными к тысячам смертей, которые вызваны применением так называемого обычного оружия. Сообщения в средствах массовой информации об убийствах во время пьяных драк и скандалов, которые происходят повсеместно, остаются незамеченными среди ежедневных сообщений о террористических актах и о жертвах войн. Мы — то поколение, которое в наименьшей степени способно чувствовать личное нравственное возмущение по отношению к лексике войны. Но, быть может, конкретные примеры помогут нам острее почувствовать боль войны. Представьте, что вас настигла и убила шальная или намеренно
107
Ни существительное вражда, или война (polemos), ни однокоренной глагол (polemeo) нигде, кроме Послания Иакова, в метафорическом плане не употребляются, хотя оба этих слова использованы в Откровении, где речь идет о войне Господа и Его ангелов с сатаной (напр.: Отк. 12:7) и о войне Иисуса против тех, кто вводил в соблазн Его Церковь (2:16). Существительное распри, ссоры (mache) и его однокоренной глагол (machomat) употреблены, напр., в 2 Тим. 2:23; Тит. 3:9; Ин. 6:52; 2 Тим. 2:24.
Иаков использует лексику войны, чтобы точнее и рельефнее обозначить противоречия, враждебность и недобрые чувства среди христиан. Он выбирает эти слова, чтобы мы могли ярче представить себе весь ужас подобных взаимоотношений. Он рассматривает взаимоотношения в церкви сквозь призму мировоззрения Бога. Он приводит факты (1а), говорит о нашем состоянии (1б) и о привычном положении вещей (2а).
Иаков рисует перед верующими, находящимися в рассеянии (1:1), гнетущую картину жизни в церкви и делает несколько общих замечаний. Он не думает, конечно, что все верующие беспрерывно воюют друг с другом, но, похоже, считает ссоры сами собой разумеющимися, потому что мир в церквах уже нарушен. Возможно, Иаков употребил слова вражды и распри лишь ради расширения синонимического ряда. Но если мы вдумаемся в различие значений этих слов, как это сделал Миттон, то сможем увидеть следующее. «Слово „вражда" предполагает продолжительное состояние враждебности», а распри — «отдельную вспышку активной вражды», т. е. длительную междоусобицу со вновь и вновь повторяющимися ссорами. К этим фактам и обращается Иаков.
Мы уже встречали слово члены (см.: 3:6) и говорили о нем. Основное, физическое значение этого слова — «органы». Оно приводит нас к расширенному пониманию значения тех функций и возможностей, что заложены в нашей природе и выражаются действием этого органа, или члена. Рассказывая о членах наших, Иаков рассказывает о нашей человеческой природе, отзываясь о ней очень нелестно. Он сравнивает нашу внутреннюю природу с вооруженным лагерем, солдаты которого готовы по первому же сигналу немедленно вступить в бой. Выражение вожделения, воюющие в членах ваших предполагает состояние постоянных внутренних противоречий. Например, когда мы делаем правильный выбор, внутри нас все равно бунтуют силы зла и мешают претворению в жизнь нашего решения делать добро (ср.: Рим. 7:15–20). Иаков не дает полного анализа нашего внутреннего состояния, всех наших внутренних конфликтов, он касается лишь вражды и распрей, которые характеризуют наше отношение к другим людям. Все наши вожделения сродни тому непримиримому духу в вооруженном лагере внутри нас, когда мы готовы в любой момент объявить войну тому, кто встанет на пути получения наших личных удовольствий.
Наше состояние (1б) характеризуется устремленностью наших желаний, что выражено одним словом вожделения. Это слово, как и слова желаете и завидуете из стиха 2а [108] , означают устремленность к «удовольствиям», «наслаждениям». Подобная устремленность состоит на службе у нашей греховной природы. Соответственно, греховная наша сущность, настроив наше сердце на достижение того или иного удовольствия, не позволяет никому и ничему встать на своем пути: убиваете [109] , препираетесь и враждуете (2). Такое состояние постепенно превращается в привычку [110] .
108
Слово вожделения, hedone, как в Лк. 8:14, «наслаждения»; 2 Пет. 2:13, «удовольствие» и т. д.; желания = epithymeo, ср. с родственным существительным epithymia, Лк. 22:15, «желание» (в русском Синодальном переводе употреблен глагол «желать». — Примеч. пер.). Завидуете, zeloo, — мы встречали это слово в форме существительного zelos в 3:14 (см. выше). Это слово употреблено в LXX в выражении о ревности Господа. Там оно по существу не несет в себе негативного значения. Оно означает «сильное чувство», но может выражать и чувство соперничества, конкуренции (напр.: Деян. 7:9; 17:5) и даже греховную зависть.
109
Софи Лоуз настаивает на том, что Иаков мог бы яснее выразить свое намерение, если бы употребил слово «убивать» как метафору. Но, как ни странно, она не делает подобных замечаний о словах «вражда» и «распри» в ст. 1. Иаков же просто остается верен условностям полной метафоры, которая для него есть единственный способ выразить чрезмерную греховность ссор и враждебности между христианами.
110
Пунктуация в стихе 2 достаточно точная, как видно из английских версий. RSV предлагает наиболее точный перевод. NIV, например, как альтернативный вариант дает перевод убиваете и завидуете… отдельным предложением. Основной смысл высказывания остается неизменным. Однако вариант NIV, ко всему прочему, передает неспособность охваченного вожделением «эго» достичь удовлетворения своих желаний — и даже убийство ради достижения цели не освобождает «эго» от господствующих над ним вожделений.
Слова Иакова звучат так откровенно, так резко, что мы начинаем ощущать, как нам не хочется считать наши кратковременные разногласия и случайные перебранки серьезными грехами из разряда тех, о которых говорит Иаков. Но если мы станем на этот путь, мы только лишний раз докажем, что наши помыслы далеко не полностью отданы Христу. Когда Господь Иисус взялся донести до нас глубину и смысл шестой заповеди, Он напомнил о гневе, о замечаниях, которые унижают и оскорбляют другого человека, о ругательствах. Серьезность Своих намерений Он подтвердил примером: человек, собравшийся поклониться Богу, вдруг осознает, что у его брата есть что–то против него (Мф. 5:21 и дал.) [111] . Конечно, Он не имел в виду проявление яростного и неправедного гнева или чего–то подобного. Он вовсе не подчеркивал, что эти эмоции относились к какому–то очень серьезному проступку, против которого мог бы возражать наш брат, Он не говорил об обвинении, с которым мы могли бы согласиться, — нет, это был простой пустяк, «что–нибудь». Разве Господь был не прав, преувеличивал, когда вынес все эти вопросы на рассмотрение под пунктом «не убивай»? Разве не прав был Иоанн, когда сказал, что всякий, кто не любит брата своего, подобен Каину (1 Ин. 3:11,12)? Не Писания преувеличивают отрицательное значение ссор и разногласий, а мы преуменьшаем важность правильных взаимоотношений. Мы улыбаемся, проявляя терпимость вовсе не там, где требуется, когда видим раздражительных или трудных в общении братьев и сестер; мы пожимаем плечами, если кто–то из наших братьев или сестер оступается. Но мы не должны пожимать плечами, не должны терпимо относиться к распрям.
111
См. об этом комментарии Дж. Стотта (Стотт Дж. У. Нагорная проповедь. 2–е изд. СПб.: Мирт, 1999.).
Молитвы без ответа (4:2б, 3)
Рассмотрев область взаимоотношений верующих, Иаков переходит к анализу наших взаимоотношений с Богом. И здесь все обстоит далеко не благополучно. Во–первых, молитва могла бы стать разрешением наших проблем (2б). Но мы (За) не получаем ответов на наши молитвы, и препятствия этому — наши же собственные вожделения (3б). Симптомы различны, но диагноз тот же. Мы видим, что наши слова не могут беспрепятственно устремляться вверх и что ответная линия тоже не работает. Общение с Богом нарушено. Снова разгорелись наши вожделения. Все, что мы просим, мы просим для себя.
О чем же думает Иаков: о конкретной молитве или о молитвах вообще? Если он имеет в виду конкретную молитву, то речь идет о том, чтобы просить мудрости (ср.: 1:5). Христианин, столкнувшийся с фактом нарушения общения с Богом или угрозы такового, вспоминает, что любой, кому недостает мудрости, может просить о ней. Но и в том и в другом случае Бог (как замечает Кальвин в толковании Ин. 15:7) не отвечает на просьбы, если не соблюдаются определенные условия. Иаков желает знать, как показано в 1:5–8, действительно ли наши сердца принадлежат Господу, у Которого мы просим мудрости. Здесь же он обвиняет нас в одном: мы всегда стремимся удовлетворить прежде всего собственные желания. А потому молитва о мудрости, которая дает мир, остается без ответа. Иаков вовсе не отрицает, что Бог слышит нас, но утверждает: не получаете (3). Бог всегда слышит молитвы, а потому и нет молитв, на которые бы Он не ответил. Но нам в ответ может прозвучать «нет» или «пока нет», потому что мы пока не достойны небесного дара. Однако многие комментаторы говорят больше о молитве вообще, чем о конкретной молитве. Молитва вообще, а не молитва о мудрости осквернена упорством эгоистичного сердца, и поэтому «мы должны или очистить наши сердца, или прекратить молиться» [112] .
112
См.: Thomson J. G. S. S. Addressing the South of Ireland Convention on this passage in 1968.
Именно о необходимости очистить наши сердца заставляет нас думать Иаков (6–10). Это и есть основополагающее начало мудрости, которой он хочет поделиться с нами. Но прежде он должен объяснить нам (и напугать этим), какое влияние оказывают вожделения (чувства, направленные на удовлетворение собственных интересов) на наши взаимоотношения с Богом (4) и что об этом говорит Писание (5).
Обратите внимание, Иаков здесь ничего не запрещает и не ведет обсуждения дозволенных и недозволенных желаний. Быть может, мы почувствовали бы себя в большей безопасности, если бы в этот список не вошли наши милые и невинные грешки, которые мы иногда себе позволяем! Но никто из нас не может избежать обвинения в старании угодить себе в первую очередь. А ведь самые высокие устремления человека при этом превращаются в грех, и низменные страсти становятся еще более омерзительными. Христианский служитель может посвятить себя бесконечной заботе о больных и благовестию неспасенным душам, отложив в сторону подготовку к проповеди. Можно назвать подобную ситуацию ошибочной «расстановкой приоритетов», но вполне возможно, что для него это лишь удовлетворение собственных желаний. Другие служители, наоборот, слышат только собственные проповеди. Спускаясь в воскресенье с кафедры, они уже представляют, как в следующее воскресенье будут подниматься на нее. Они могут говорить, что кафедра проповедника — прекраснейшее место для демонстрации пастырской любви к своему стаду и что они выполняют свою первоочередную задачу, но на самом деле они просто удовлетворяют собственную страсть. Очень полезно посмотреть в лицо фактам и признать, что это достаточно «мягкие» примеры; но чем грубее и откровеннее наши вожделения, тем печальнее результаты. Джон Бланчард правильно замечает: «…одно из наиболее удивительных свидетельств всемогущества Божьего — то, что даже отвергая своего Создателя, мы не можем полностью снимать напряжение, нарушать порядок, угождать себе и тешить себя, не заплатив при этом соответствующую цену» [113] . С одной стороны, этой ценой становится разрушение взаимоотношений с окружающими людьми, с другой же стороны — это разрыв отношений с Богом.
113
Blanchard. Vol 3. P. 17.
Прокладывая курс
Стих 4:4 Послания Иакова — это водораздел в последней из трех избранных им тем — о благочестивой и незапятнанной жизни. Как будто мы оглянулись назад, а теперь снова смотрим вперед.
В 3:13–18 Иаков сделал упор на два основных момента. Во–первых, доброе поведение (3:13) — результат истинной, или небесной, мудрости (3:17). Иная мудрость приводит к появлению всего худого (3:16). Во–вторых, эта мудрость свыше — словно семя, для роста которого необходимы особые условия, и она не принесет плода праведности без мира и тесного, доброго общения (3:18).
Вот в этом и коренится наша проблема! Вместе с Иаковом мы поднимаемся к ней словно по двум ступенькам: во–первых, общение в церквах, к прихожанам которых он обращается, отмечено враждой и распрями (4:1). Это не значит, что там совершаются убийства или происходят какие–либо яростные выпады христиан друг против друга. Иаков использует слова, которые отражают силу и неистовство, желая обнажить реальную гнусность любого случая нарушения общения среди народа Божьего: словно объявлена война, несущая смерть. Во–вторых, он безжалостно настаивает на раскрытии причины этой проблемы, которая сокрыта в самом сердце человека. Удовольствия, желания и потребности! Поиск и требование самоудовлетворения! Собственно говоря, очень полезно перечитать эти стихи (4:1—3) заново и обратить особое внимание на обыденность того, о чем ведет речь Иаков. Он не просто рассказывает о дурных, вредных, но порой устойчивых наклонностях, о желании настоять на своем и удовлетворить только свои нужды, что и приводит к войне и ссорам. Он раскрывает причину этого зла — у каждого из нас эгоцентрическое сердце, нами движет дух, диктующий стремление к удовлетворению лишь собственных интересов.