Посланник
Шрифт:
На палубе под тентом был почти весь личный состав артиллеристов во главе с бароном, чуть в стороне – Букин с добровольцами. Объяснил, где будет наш лагерь, и после выгрузки лошадей казаков настанет очередь их тягловой силы и мулов. Спросил, как чувствуют себя люди, нет ли больных, потом перешли к состоянию лошадей, здесь было хуже. Три лошади все же еле держались на ногах, но старший фейерверкер Михалыч, ведавший всем артиллерийским хозяйством, сказал, что на берегу им должно стать лучше. Предупредил, что вода у нас будет только завтра, поэтому всем заполнить водой все имеющиеся емкости. Мулов я передал на попечение добровольцам и сказал, что их, мулов, выгрузят сразу после лошадей, поэтому вести их в лагерь и смотреть, чтобы не разбежались. Всем, не занятым охраной груза и с животными, отправляться в лагерь и ставить палатки.
Потом пошел к себе в каюту, переоделся, спрашивается, чего ради я вырядился в мундир в этой дыре, перед кем франтил – перед толстеньким консулом в потертом мундиришке с десятком босоногих солдат? Настроение было гаже некуда: мулов нет, воды – нет, тени приличной – и то нет, а через пару часов начнется настоящее пекло. А еще с Машей надо было объясниться… Иван Ефремович принес ведро воды, таз и помог мне помыться, поливая на спину из кружки. Узнав о том, что больше мне дипломатическая одежда здесь не нужна, разве что абанам представляться (шутка, конечно), сказал, что почистит фрак и упакует его с другими вещами. Я надел белый летний мундир с дипломатическими петлицами, на ноги – белые парусиновые туфли, так-то полегче будет.
Постучал в дверь Машиной каюты, она ответила, что через пять минут выйдет. Действительно, через пять минут Маша появилась, улыбнулась мне и спросила, почему я так озабочен. Я сказал, что не все в порядке на берегу, я не ожидал встретить такого приема, но не это главное, главная моя печаль в том, что мы расстаемся: я сойду здесь, а она поплывет на пароходе дальше, к отцу.
– А зачем мне плыть дальше, – ответила Маша, лукаво посмотрев на меня, – ты ведь спас меня от чудовищ и теперь, как рыцарь, должен на мне жениться. – И она рассмеялась. – Нет же, я шучу, может быть, тебя ждет жена или невеста, ты же мне ничего не говорил про свою семью. Просто во всех балладах, что я читала, доблестный рыцарь в таком случае предлагает руку и сердце.
– Маша, мое сердце принадлежит только тебе, и, если бы это было возможно, я, ни минуты не медля, попросил бы твоей руки. Но ведь твой отец служит в Индии или в другой британской колонии?
– Мой отец, а, вернее, отчим, служит в Хараре, поэтому я сойду на берег здесь, вместе с тобой. Видишь на берегу небольшой караван, отец прислал его за мной. Погоди, я сейчас… – и она скрылась за дверью.
Посмотрел на берег, и правда, чуть сбоку – пяток верблюдов и десяток всадников в яркой одежде. Понятно, отец на службе у правителя провинции Харар. Что же, это меняет дело к лучшему. В Хараре мы можем встретиться, посмотрю, как ее отец отнесется ко мне, может, согласится отдать мне Машу в жены. Не похищать же девушку, как мне накануне доктор советовал, да еще на глазах у охраны, сразу пулю получишь, а то и рубанут по дурной башке кривой саблей. Нет, уж раз назвался дипломатом, то действуй с оглядкой на последствия. Тем более Харар, пусть и недавно присоединенная территория, населенная преимущественно мусульманами, но сейчас находится под властью негуса Менелика и является частью Абиссинии, где я представляю интересы Российской империи.
Опять открылась дверь каюты, и тут наступило мое время удивляться: вместо европейской девушки, ко мне вышла восточная красавица в белом, до пят, шелковом платье и таком же белом платке, нет, не в чадре, платок полностью открывал лицо, но, при необходимости, мог его и закрыть.
– Маша, – только и мог, ошалев от удивления, пролепетать я, – ты ли это? Тебя просто не узнать! Что это за маскарад?
– Это не маскарад, – ответила Маша, – маскарад был раньше, а теперь я – дома. Ну, или почти дома.
– Но ведь ты представилась как Мэри МакКонен, я думал, что ты – дочь шотландского офицера или чиновника откуда-нибудь из Индии. МакКонен – ведь это шотландская фамилия, старого шотландского рода. Потом, тебя же вроде провожала со слугами твоя тетя или другая родственница – высокая белая женщина, вы еще обнялись на прощание…
– Это – мои слуги, а мадам – не совсем служанка, а, скорее, компаньонка и преподавательница французского и английского языков. У нее в последний момент местные власти обнаружили непорядок с документами и задержали, а слуги были вписаны в ее документы как сопровождающие. Я уже два года слушала лекции в Сорбонне, как отец вызвал меня с тем, чтобы попрощаться и посмотреть на меня, он отправляется в опасный поход, на войну. Поэтому я поехала одна, хотя и не должна была этого делать. Но, если бы я не села на этот пароход, мне бы пришлось ждать французский пароход до Джибути три недели, здесь редко бросают якоря пароходы, никто сюда не едет. Но в пароходной компании мне сказали, что через день будет русский пароход, и он пойдет прямо в Джибути, поэтому я согласилась и правильно сделала, ведь иначе я не встретила бы тебя, а встретив, я сразу поняла, что ты и есть мой суженый.
– А я то же самое почувствовал, когда первый раз увидел тебя, вот здесь, на палубе, мы почти столкнулись, помнишь? У нас это называется «любовь с первого взгляда», многие в нее не верят, а я теперь знаю, что это – правда. Да, я так и не понял, что шотландский офицер делает в Хараре, он на службе у тамошнего правителя?
– Мой отчим и есть тамошний правитель – рас, по-вашему князь… – Маша сказала «дюк», ну какие же герцоги в Африке, князь, конечно. – Уольдэ [21] Микаэль Мэконнын, правитель центральной абиссинской провинции Шоа, а в Харар он послан для подавления мятежа племен негусом-негести [22] и сейчас является правителем Харара, так как предыдущий правитель низложен за мятеж. А мое имя Мэрыд [23] Мариам Мэконнын, а предпочитаю я имя Мариам – Мария или Маша по-русски, как ты меня зовешь. В Европе, особенно в Британии, где я прожила первый год своего путешествия, меня звали Мэри МакКонен, так им было проще, а потом я и сама привыкла… – улыбнулась Маша.
21
Иногда встречается в переведенных с английского источниках как Вольде Маконен, приближенное лицо и доверенный вельможа при Менелике II, генерал и дипломат, часто посещал другие страны, кавалер многих иностранных орденов, в том числе русского ордена Святой Анны 1-й степени, хотя в России не был. Сторонник реформ.
22
Царь царей – титул эфиопских императоров.
23
Мэрыд – «прекрасная» по-амхарски, амхарский язык сложный, и в нем много звуков, которые не транслитерируются в другие языки.
Так, час от часу не легче, вместо шотландского полковника, проспиртованного виски, крутой туземный князь в качестве папаши. Неизвестно, что хуже…
– Я скажу своим слугам, что поеду с твоим караваном, – сказала Маша, – у тебя много хорошо вооруженных солдат, они поймут, что так безопаснее. Слуги разобьют мой лагерь рядом с твоим, и мы можем быть вместе.
Маша достала из складок платья маленький платочек и махнула им – тотчас от группы всадников отделились трое и поскакали к берегу.
Мы простились, условившись, что ненадолго, и я поспешил к отряду.
Выгрузку лошадей почти закончили: под брюхо лошади подводили брезент, стропы крепились к пароходной лебедке со стрелой и прямо из трюма животное поднимали и опускали на понтон, где освобождали от подвески, и затем все повторялось со следующей лошадкой. За один раз на понтон ставили шесть лошадей, и как только один понтон, буксируемый лодкой, отваливал, на его место тут же вставал под погрузку второй. Чувствовалось, что «понтонеры» свое дело знают, и оно спорилось в их черных руках. На понтоне были хозяева лошадей, к кому они привыкли, их успокаивали, давали пожевать корочку хлеба, а кто и кусочек сахара припрятал в кармане шаровар, поэтому лошадки вели себя спокойно. Из бортового порта парохода на третий понтон заканчивали грузить легкие грузы. Теперь пойдет самое ответственное дело – выгрузка оружия и ценных грузов. Наверху, на аптечных ящиках сидел фельдшер, рядом стояли ящики рудознатцев с походной лабораторией – они хотели, не доверяя черным грузчикам, спустить по трапу свои ящики вручную. Но это оказалось не таким простым делом. Охотники пыхтели и старались, но увесистые ящики были слишком неповоротливы, поэтому они отказались от этой попытки и стали ждать, когда освободится стрела погрузчика, чтобы с ее помощью опустить свои сокровища на понтон.
Видимо, придется сделать так же и с денежно-подарочными ящиками.
Надел пробковый шлем (уже здорово припекало) и решил сойти на берег, посмотреть, как идут дела там. Спустился в туземную лодку, и она доставила меня к молу. Маша со своими слугами уже уехала, и я отправился на тележке с продовольственными ящиками, которую толкали по рельсам шестеро грузчиков (негоже послу взбивать пыль ногами – пусть везут). Доехали до конца рельсового пути, и еще издалека я увидел наш лагерь – рядами стояли белые палатки, сбоку под тентом была оборудована коновязь. Заметил, что Нечипоренко о чем-то спорит с людьми в пестрых одеждах, устанавливающими рядом с лагерем большой шатер. Узнал Машиных слуг и направился узнать, в чем дело. Оказывается, подъесаул, не признав Машу в туземном платье, запретил ставить шатёр близко к русскому военному лагерю. Подошел поближе.