Посланники Великого Альмы
Шрифт:
— Вы не можете этого знать.
Джулия оставила замечание командора без комментариев.
Дон Иларио нервно прошелся по залу. Прошло больше часа, а он по-прежнему как в тумане.
— Ну хорошо, допустим все же, что вы были в Бель-Прадо, захватили корабли. Но где гарантия того, что вы не сожгли их?
— Вы забываете о ста измученных детях, томящихся в подвале храма.
«Какого черта я психую? — подумал командор. — Она совершенно права дети-то у меня!»
— Значит, я вам пленных, вы мне — корабли, так?
— Не совсем. Вы забыли о золоте.
— Ну ладно, пусть будет и золото. Я нахожу корабли
— Нет, только пленников.
— Но вы же только что сказали о золоте!
— Золото останется здесь, вы его не тронете с места. Иначе сделка не состоится.
— И погибнут дети, — многозначительно добавил командор.
— А мало их погибло до этого? — грозно спросила Джулия. — Вы уничтожили больше десяти тысяч человек. Я здесь для того, чтобы спасти оставшихся, но, обладая неограниченной властью и авторитетом, могу пожертвовать ими, ради того чтобы уничтожить вас. Это будет возмездие, и меня простят.
— Вы зря грозите, потому что уже ничего не сможете сделать. Я сейчас же прикажу поместить вас в подземелье. Чтоб не было скучно ни им, ни вам.
Джулия, разделяя каждое слово, веско проговорила:
— Когда меня не будет на определенном месте с первыми лучами солнца, легкая пирога пустится в быстрое плавание. Меньше чем за сутки она покроет расстояние до Бель-Прадо, и в ту же секунду запылают корабли.
— Вы смелая, сеньора.
— Вот этого не отнять.
Дон Иларио уселся на лавку.
— Если честно, сеньора, то ваша позиция не кажется такой уж сильной. Вы здорово рискуете, толком не зная меня, идя на такой шаг. Во мне живут два человека — рассудительный, трезвый и жестокий, не подверженный эмоциям. В первом вы не ошиблись, он сейчас перед вами. Но я не могу долго находиться в одной шкуре и, подобно змее, порой сбрасываю тот или иной наряд. И происходит это довольно часто, чаще, чем если бы вам повезло. Вам не повезло, сударыня, вы напоролись сразу на двух человек вместо одного. Когда я становлюсь неудержимым, во мне гаснет трезвый рассудок. Потом, конечно, я жалею об этом, но плоды моего перевоплощения гораздо слаще, чем если бы я оставался только одним человеком.
— Почему, в таком случае, вы жалеете об этом?
— Потому, сеньора, что я не хочу походить на остальных. Наше время крестовых походов очень жестоко, тупо, я бы даже сказал — напроломно. Понимаете, о чем я говорю?
Джулия кивнула. Дон Иларио продолжил.
— Все, куда ни глянь, бьют головой о стену, вместо того чтобы войти в дверь.
— Очень часто потом бывает, что они вылетают обратно через окно.
— Бывает, но надо под окнами постелить соломки, чтоб не ушибиться. А ещё лучше — заделать окна снаружи, предотвратить это малоприятное действие. Я делаю и то и другое. Мало ли что. Вот в этом я весь.
— А как же другой человек? Не хотите ли вы сказать, что он иногда ломает себе шею.
— И такое случается, сударыня, — посетовал он, — но очень редко. Поэтому я и жалею.
— Жалеете, но кушаете свои сладкие плоды. По меньшей мере — это нелепо.
— Понимаете, виновато в этом наше неспокойное время. Я — солдат и получаю удовольствие от войны. Потому что война — это работа. Работа, которая не нравится и от которой ты не получаешь удовольствия, — это уже обуза. Наше закостенелое время не приемлет, что ли, работу мозгов, предпочитая обходиться инстинктами, и это стало нормой. Так вот, чтобы подвести вас к тому самому сладкому плоду, о котором вы пока не имеете ни малейшего представления, скажу, что сад, который мы постоянно трясем, сплошь засеян плодовыми деревьями, на них и растут те дивные плоды. Но за забором растут другие — на вид более аппетитные и висят почти у земли — не надо подставлять лестницу и бить колотушкой по стволу. Трудов меньше пораскинь мозгами, открой калитку, нарви сколько надо и грызи. Но они кислые, сеньора, очень кислые. Объясню на примере. Я мог бы взять штурмом ваш город, не прибегая к помощи союзников. Тогда бы от моих рук погибло больше воинов, которые пали от рук барикутов, и как солдат я бы получил большее удовольствие. Но я сделал по-другому, пошел в обход и наелся кислятины.
— Ваша философия дурно пахнет открытым цинизмом. Но опустим её до уровня вашего понимания этого вопроса.
— А не надо опускать, она со мной на одном уровне.
Джулия дивилась изощренности его ума.
— Согласна. Но вот вопрос: что, золото, которое вам досталось, оказалось другой пробы?
— Нет, качество то же.
— Тогда я вообще ничего не пойму. Вы разработали план, делающий честь вашему искусству полководца, и в то же время разочарованы. Это первое. Золото как было золотом, так и осталось. Вас что, не радует ни первое, ни второе?
— Вот именно, донна Дила, не радует. Солдат в моей крови стоит выше полководца.
— Ах вот в чем дело! Вы, уважаемый дон Иларио, вампир, который любит грызть горло, высасывая кровь, нежели пить её из стакана, пусть даже нацеженную собственной рукой.
Командор слегка наклонил голову.
— Рад, что вы поняли меня.
Джулия устремила на него немигающий взгляд.
— Если бы не история, в которой нет и упоминания вашего имени — я, во всяком случае, не слышала, — я бы пригласила вас в одно увлекательное путешествие и показала бы психиатру. Эскулапу — понятнее для вас.
— Н-да… — командор тяжело вздохнул. — Но мы отвлеклись от темы, давайте продолжим. Помнится, я говорил, что вы рискуете, толком меня не зная. Я ведь могу и плюнуть на все ваши приготовления, вздернуть всех детей на виселицу, вас и ваших подруг. Вы говорили о возмездии — я тоже говорю о нем. Коса на камень, донна, и ничего из вашей затеи не получится.
— Из вашей тоже. Вы готовились дольше меня, аж, наверное, десяток лет. Потом организация: покупка судов, вербовка людей, плавание, наконец. Дальше — короткий бой, и ваше десятилетие заканчивается золотой финишной лентой. А мне понадобилась всего неделя, чтобы повернуть вас и указать другой триумф вашей экспансии — кубок под названием Жизнь. Неужели не стоит подумать о таком важном предложении?
— Предложение-то дельное, но на фоне моих десяти лет ваша неделя не смотрится. Никак не смотрится. Трудно потерять все и трудно поверить в сам факт ваших предложений. Все ваши угрозы мной не воспринимаются всерьез. Пятнадцать женщин противостоят почти двумстам воинам-мужчинам — ну что это!
— И сам факт захвата кораблей вами тоже не воспринимается?
— Я же сказал, что нет. Вернее, я допускаю его. Но вот малочисленность вашей команды делает его просто смехотворным.
— Значит, возвращение на родину для вас смех?