После бури
Шрифт:
— Так-с! Согрелась, красавица! Кандыба, отведи-ка ее ко мне в кабинет. И побудь с ней. Когда будет нужно, я позову.
— Дяденька, пусти!.. — сложив руки на груди, жалобно протянула Маруся. — Меня мамка ждет.
— Скоро отпущу. Иди туда!
— Иди, змееныш! — проворчал Кандыба и легкими толчками в спину увел ее в кабинет пристава.
В кабинете по-прежнему горела лампа и было тепло. Первое, что увидела Маруся, --это лежащую на столе плеть. Глаза ее широко открылись. Про эту плеть она слышала много раз.
—
— Ничего, ничего… — продолжал он. — Придет срок, дождешься и ты… Тогда узнаешь, как меня головой в шурф! Садись и не дыши… Змееныш!
Между тем пристав закрыл плотно дверь в кабинет и открыл входную.
— Ну-ка, пожалуйте сюда.
Настроение его было приподнятое. Он часто с удовольствием потирал руки, а внутри чувствовал какой-то особый прилив энергии. Он был на верном следу, а значит, скоро можно будет писать рапорт о розыске, о захвате подпольной типографии бунтовщиков с риском для жизни и прочими геройскими подвигами.
— Ну-с… детки… Проходите смелей!
Мальчики остановились посреди комнаты и скорее с любопытством, чем со страхом, оглядывались по сторонам. В “чижовку” они попали впервые.
— Садись к дверям и никого не пускай! — приказал пристав одному из полицейских. — Как вы себя чувствуете? Замерзли? Не стесняйтесь. Чувствуйте себя, как дома… Раздевайтесь! Да, да… Снимите шубы. Здесь тепло, — приветливо говорил пристав, потирая руки.
— А зачем? — хмуро спросил Вася.
— В гости пришли, надо раздеться. Как же иначе? Правил вежливости не знаешь!
Кутырин помог снять мальчикам полушубки, шапки и бросил их на руки второго полицейского.
— Теперь подойдите сюда и выкладывайте все, что есть в карманах, — сказал он, указав пальцем на угол стола.
Мальчики послушно вынули и положили содержимое карманов, а затем, по приказанию пристава, вывернули их наружу. Кузя даже отряхнул приставшие крошки.
— Все? Больше карманов нет?.. — спросил Кутырин. — Теперь снимите пимы.
Когда ребята остались босиком, он внимательно осмотрел валенки и начал ощупывать мальчиков с головы до ног. Пальцы его проворно бегали по телу.
— Что такое?
— Щекотно… — сказал Кузя, поеживаясь.
— Щекотки боишься! Так-с… Ну, теперь садитесь к печке и грейтесь.
С особой тщательностью принялся он осматривать полушубки. Все, что находил в карманах, вытаскивал и раскладывал на столе.
— Чей ножик? Твой? Зачем тебе ножик?
— Строгать что-нибудь, — пробурчал Кузя.
— А что строгать?
— Ну, мало ли что… Вот, когда ледяшку делал… Лучину.
Вытащив небольшой темный пузырек, Кутырин открыл его, понюхал и, прищурившись, уставился на Кузю.
— Это что? — спросил он, взбалтывая жидкость.
— Чернила.
— Зачем у тебя чернила?
Кузя пожал плечами. Неужели пристав не знает, зачем нужны чернила мальчику, работающему на копях?
— Отметки на вагонетках делаю, — ответил он.
— А чем ты делаешь отметки?
— Чем делаю? Ясно, пальцем!
— А ну покажи палец! Та-ак… — протянул он, взглянув на черный от краски палец. — А больше нигде отметок не делаешь?
— Нет.
— Очень хорошо! Так и запишем… Отметок не делаешь, — рассеянно говорил пристав, обыскивая одежду.
С нарастающим беспокойством Вася наблюдал за Кутыриным. Он видел, что “живодер” взволнован, и понимал, что карманы тот выворачивает неспроста. “Что он шарит? — думал юноша, и на душе становилось все тревожнее. — Неужели что-то знает? А вдруг пронюхал про шрифт?”
Улучив момент, Вася осторожно дернул приятеля за рукав и, когда тот оглянулся, спросил беззвучно, одними губами. Кузя понял и, улыбнувшись, мотнул головой. Это движение не ускользнуло от Кутырина.
— Что вы там перемигиваетесь? — строго спросил он и погрозил пальцем.
Ребята сделали невинные лица и отвернулись в разные стороны.
— Да тут у тебя целый склад… — засовывая руку в другой карман, сказал пристав. — Гайки, гвозди… Свечки. Откуда у тебя эти огарки?
— Из церкви.
— Зачем?
— А для звезды. Вот когда славить ходили…
Все было осмотрено, но того, что Кутырин рассчитывал найти, не оказалось. Он вплотную подошел к Кузе, двумя пальцами за подбородок поднял его голову и медленно спросил:
— Отдал кому-нибудь или выбросил?
— Чего? — искренне удивился Кузя.
— Сам знаешь чего!
— Ничего я не знаю.
— Не ври! Хуже будет! За правду ничего не сделаю, а если будешь отпираться, — пеняй на себя. Со мной, брат, шутки плохи! Может быть, ты знаешь, Зотов?
— А что?
— Где вы брали типографский шрифт?
— Какой шрифт? Первый раз слышу, — угрюмо проговорил Зотов.
— Типографские буквы! Никогда не слышал? А? Кушелев, где шрифт? Говори правду.
— Вот, ей-богу, я ничего не знаю.
— Так-с…
Пристав в раздумье прошелся по комнате и как бы мимоходом спросил:
— Отца-то вспоминаешь, Зотов?
— Во всю жизнь не забуду! — сказал юноша, и в глазах его блеснула такая ненависть, что Кутырин сразу понял, что имеет дело не с мальчиком. Это уже враг.
— По той же дорожке пошел! Смотри, дорожка эта туда же и приведет! — зловеще предупредил он, но сейчас же перешел на веселый, дружеский тон. — Ну так как, детки? Будем в молчанку играть?
Полицейские хорошо знали своего начальника и, чувствуя, что приближается гроза, застыли без движения. Ребята, опустив головы, молчали. Пристав еще раз прошелся по комнате и, подойдя к двери своего кабинета, вдруг резким движением распахнул ее.