После Чернобыля. Том 1
Шрифт:
Услыхав какой-то разговор, я обернулся и увидел, что оператор реактора Л. Топтунов разговаривает с А. Акимовым. Я находился от них метрах в десяти и что сказал Топтунов, не слыхал. Саша Акимов приказал глушить реактор и показал пальцем — дави кнопку. Сам снова обернулся к панели безопасности, за которой наблюдал.
В их поведении не было ничего тревожного, спокойный разговор, спокойная команда. Это подтверждают Г.П. Метленко и только что вошедший на блочный щит мастер электроцеха А. Кухарь.
Почему Акимов задержался с командой на глушение реактора, теперь не выяснишь. В первые дни после аварии мы еще общались, пока не разбросали по отдельным палатам, и можно было спросить, но я тогда не придавал этому никакого значения — взрыв бы произошел на 36 секунд ранее,
В 01 час. 23 мин. 40 сек. зарегистрировано нажатие кнопки аварийной защиты реактора для глушения реактора по окончании работы. Эта кнопка используется как в аварийных ситуациях, так и в нормальных. Стержни системы управления и защиты в количестве 187 штук пошли в активную зону и по всем канонам должны были прервать цепную реакцию.
Но в 01 час. 23 мин. 43 сек. зарегистрировано появление аварийных сигналов по превышению мощности реактора и по уменьшению периода разгона реактора (большая скорость увеличения мощности). По этим сигналам стержни аварийной защиты должны идти в активную зону, но они и без того идут от нажатия кнопки АЗ-5.
Появляются другие аварийные признаки и сигналы: рост мощности, рост давления в первом контуре...
В 01 час. 23 мин. 47 сек. взрыв, сотрясший все здание, и через 1-2 секунды, по моему субъективному ощущению, более мощный взрыв. Стержни аварийной защиты остановились, не пройдя и половины пути. Все.
В такой вот деловой будничной обстановке реактор РБМК-1000 четвертого блока Чернобыльской АЭС был взорван кнопкой аварийной защиты. (?!?!) Далее я попытаюсь доказать, что для взрыва того реактора и не надо было никаких особых усилий. Если мне не удастся это, то только из-за неумения доходчиво изложить. Других причин нет, теперь все происшедшее ясно...”
А теперь снова дадим слово Р.И. Давлетбаеву.
Через секунды послышался гул низкого тона, сильно шатнуло пол и стены, с потолка посыпалась пыль и мелкая крошка, потухло люминесцентное освещение, установилась полутьма, затем сразу же раздался глухой удар, сопровождавшийся громоподобными раскатами. Затем освещение снова появилось. Все, находившиеся на БЩУ, были на месте. Операторы, пересиливая шум, окликали друг друга и пытались выяснить, что произошло. Заместитель главного инженера станции А.С. Дятлов громко скомандовал: “Расхолаживаться с аварийной скоростью”.
В этот момент на БЩУ-4 вбежал машинист паровой турбины (МПТ) B.C. Бражник и крикнул: “В машзале пожар, вызывайте пожарную машину” — и без дальнейших объяснений убежал обратно в машзал. За ним побежали Давлетбаев и начальник Чернобыльской бригады “Смоленскатомэнергоналадки” П.Ф. Паламарчук, который участвовал в проверке оборудования турбинного цеха.
С этого момента и почти до пяти часов утра понятие о времени потеряло смысл. Ночь пролетела, как пять минут, хотя помнятся, притом последовательно, даже детали. Все делалось на бегу, в спешке. Для начала огляделись и стали выяснять, все ли на месте.
Больше всего пострадала ячейка турбогенератора №7: над турбиной, по ряду “Б” над питательной системой, над шкафами электрических сборок арматуры ТГ-7, над помещением старшего машиниста кровля была проломлена и частично обрушилась. Часть ферм свисала, одна из них на глазах Давлетбаева упала на цилиндр низкого давления ТГ-7. Из атмосферы доносился шум вырывавшегося пара. В проломы кровли не было видно ни пара, ни дыма, ни огня. Лишь яркие звезды в ночном небе.
Внутри машзала на различных отметках возникали завалы из разрушенных металлоконструкций, обрывков кровельного покрытия и железобетона. Из-под завалов шел дым. Из раскрытого от повреждения фланца на всасывающем трубопроводе питательного насоса № 4 ПИ-2 била мощная струя горячей воды и пара. Приблизиться к ней было невозможно, обдавало горячим паром. Забежав обратно на БЩУ-4, Давлетбаев поручил старшему инженеру по управлению турбиной (СИУТу) И. Киршенбауму переносным ключом дистанционно открыть задвижки аварийного слива масла из главного маслоблока ТГ-7 в специальную емкость. Убедился в исполнении операции и убежал снова в машзал: масло могло вспыхнуть и вызвать пожар в машзале и
хозяйстве.
На отметке +12,0 Давлетбаев распорядился предупредить персонал о недопустимости нахождения в зоне завалов и в местах возможных падений свисающих конструкций; НСТЦ Г.В. Бусыгину — включить в действие спринклерную систему пожаротушения маслосистсмы ТГ-7; мастеру паровых турбин Ю.В. Корнееву — произвести аварийное вытеснение водорода из генератора №8.
В сущности Бражник вместе с дежурным слесарем Джамулой, как и полагается по инструкции, уже сами изолировали дренажи маслопроводов и слили масло из главного маслобака в аварийную емкость.
Радиационный фон был крайне неравномерным, особенно высоким в местах падения радиоактивных обломков сквозь дыры в кровле и т.д. Но без приборов этого не узнаешь, а ежеминутно измерять было некогда, да и не очень интересно — не до того.
Давлетбаева беспокоило, нужно ли включать систему орошения кровли водой, хотя пламени не видно. Он опасался, что вода попадет на шкафы электрических сборок приводов арматуры и вызовет замыкания. Посоветовался со старшим мастером цеха (СМЦ) К.Г. Перчуком, и тот сомнения развеял: на кровле машзала он уже побывал, очагов возгорания нет. Он вообще многое успел сделать самостоятельно. Увидев растекающееся масло, Перчук позвал машиниста турбин В.В. Бражника, обходчиков А. Новика и Ю. Вершинина, дежурного слесаря А. Тормозина и вместе стали принимать необходимые меры.
...Бражник умер от ожогов в московской “шестерке” одним из первых, вскоре умер и Перчук... Многие детали в действиях каждого чернобыльца выясняли во время обсуждений в этой самой больнице, “подсчитывая раны”.
— Бражник и Перчук пришли к нам в цех слесарями, потом сдали экзамены и стали машинистами-обходчиками турбин (в отечественной электроэнергетике принято любого новичка, пусть и с инженерным дипломом, сначала “прокручивать” на рабочих должностях для накопления опыта), — тихо рассказывал мне в своем кабинете на ЧАЭС заместитель начальника цеха А.А. Кавунец... Вдруг он изменился в лице, голос дрогнул, потянулся за сигаретой. — Да что говорить. Оба они, особенно Перчук, были моими друзьями. Хороший был человек и работник отличный. Не сложилась у него семейная жизнь. А друзей было много. Его очень уважали. Он был своего рода организатором вахты, как бы неофициальным лидером. В ту ночь я приехал на станцию в 3 часа ночи — и Перчука, и Бражника уже отправляли в больницу. Я успел поговорить с Бражником. Он рассказывал, как перекрытия, падая, перебили дренажи маслопроводов, как турбинисты сливали масло. Бражник тоже был холостым тридцатилетним веселым трудолюбивым парнем. В больнице вспомнил про свою лодку, рыбалку. Он копил деньги на новую большую лодку. Мечтал прокатиться по Припяти с мощным двигателем, чтобы можно было за 10-15 минут спуститься в Киевское море или пойти вверх, в Белоруссию — места там уж очень хороши... Да вот, не успел. А Перчук увлекался музыкой, особенно современной, ритмической. Собрал много магнитофонных записей, пластинок. И у него была лодка.
В мирное время трудно было бы даже представить, что обычно спокойный, рассудительный и исключительно трудолюбивый тридцатилетний Костя Перчук способен принимать решения с такой невероятной скоростью, просто молниеносно. Да обоих гренадерами не назовешь, среднего роста, крепкие парни. Разве вот Перчук постройнее и пошустрее, а Бражник — пополнее, медлительнее. Но в серьезную минуту повели себя одинаково мужественно.
...В машзале дышать было трудно. В воздухе — много пыли, воздух влажный, язык и горло пересыхают, пахнет озоном. В тот момент люди еще не осознавали, что через проломы в кровле сверху падают и куски графита из разрушенного реактора, частицы ядерного топлива. Озон относили на счет электрических разрядов в кабелях. На БЩУ-3 НСБ Ю.Э. Багдасаров сообщил Р.И. Давлетбаеву, что на деаэраторной этажерке и теплофикационной установке сработала сигнализация о повышении радиоактивности, и он дал распоряжение машинистам-обходчицам Бахрушиной и Гора удалиться в сторону первой очереди станции. Там же Разим Ильгамович увидел сидящего на полу Бражника и взял его с собой.