После конца. Часть 1
Шрифт:
– Садись есть, – войдя следом за ним, сказала мама.
Кивнув, Саймон потер указательным пальцем под носом и уселся на свое место. Перед ним уже стояла глубокая тарелка с тушеным мясом, блюдце с куском свежеиспеченного хлеба, и чашка чая. Почувствовав урчание в животе, он принялся за еду.
Максимально за все свои попытки подростку удалось задержать дыхание лишь на четыре минуты.
Вынырнув на поверхность и одновременно с этим остановив секундомер, Саймон взглянул на дисплей. Недолго порадовавшись тому, что ему удалось побить свой же предыдущий рекорд на целых пятнадцать секунд, он положил прибор на мокрый бортик и поплыл к лестнице. Когда его ноги коснулись плиточного пола, Саймон вытер лицо и, неторопливо передвигая ноги, вышел из бассейна.
Обтершись насухо полотенцем, он направился к себе в комнату и попутно с этим думал, посмотреть ли ему фильм или дочитать книгу. Но спустя несколько секунд он решил, что для книги сегодня он слишком устал (на удивление насыщенный денек выдался), поэтому решил остановиться на фильме и стал думать, какой стоит посмотреть из…
– Саймон! – услышал он материнский зов, прервавший его размышления.
Уже почти дойдя до комнаты, он со вздохом развернулся и направился в обратную сторону. Гадая о том, откуда его звала мама, он заглянул на кухню, и она оказалась там. И Ника тоже. Сестра, стоя на специальной подставке, что-то лепила вместе с мамой.
– Что? – спросил Саймон так и оставшись одной половиной тела на кухне, а другой в коридоре.
– Принеси, пожалуйста, из кладовки парочку упаковок муки.
– Хорошо, – кивнул юноша и, вздохнув еще глубже, направился выполнять поручение.
Пройдя мимо поворота, ведущего в бассейн, он прошел по коридору и завернул на винтовую лестницу. Держась левой рукой за перила, подросток спустился вниз на три этажа и, нащупав переключатель, включил свет. Спустя мгновение тьма рассеялась, и перед Саймоном предстало объемное помещение, примерно наполовину своей вместимости забитое продовольствием.
Помня наизусть, что где лежит, подросток направился прямо к нужной полке. Найдя взглядом муку и напевая себе под нос лад недавно прослушанной и запавшей в душу песни, Саймон взял, как и просила мать, две пачки и, расположив их подмышками и не переставая посвистывать, направился обратно к лестнице. Нажав коленкой на выключатель, он поднялся по лестнице и вернулся на кухню.
– Ты свет не забыл выключить? – спросила его мама, пододвигая одну из принесенных и поставленных перед ней пачек и разрезая ее сверху одним ловким, отработанным сотни раз, движением ножа.
– Нет, – покачал головой Саймон, – не забыл.
Открыв одну из кухонных шкафов, Кларисса достала объемную миску и высыпала в нее муку. Отойдя в сторону, Саймон сел на один из стульев рядом с обеденным столом. Именно в такие моменты люди выглядели (и были) абсолютно счастливы. Мама что-то объясняла Нике, попутно с этим показывая дело на практике. Допустив какую-то ошибку, дочь посмотрела на Клариссу, и мать, засмеявшись, легонько коснулась указательным пальцем кончика носа девочки и испачкала его в муке. Ника захихикала и принялась вытирать чистым основанием ладони испачканную кожу.
Улыбнувшись, подросток еще несколько минут понаблюдал за «женщинами», как их при жизни называл отец, а затем вышел из кухни и направился к себе.
Посмотрев два фильма подряд, на начале титров подросток нажал кнопку паузы, перевернулся на спину, потянулся и захрипел. Полежав с минуту в таком положении и промотав у себя в голове заключительные десять минут последнего фильма, состоявших из эффектного эпического сражения, он поднялся, собрал с пола полдюжины фантиков от конфет, запихал их к себе в карманы, а после выключил телевизор и вышел из комнаты.
Охоты спать не было, потому он решил немного повременить и заняться своим, наверно, самым любимым делом из доступных в бункере. Не желая быть замеченным, подросток, аккуратно ступая по полу, пошел в сторону Т-образного разветвления к двери бункера, но на этот раз повернул налево. Войдя в комнату, Саймон включил свет на половину его мощности и плотно закрыл за собой дверь, чтобы он не просачивался в коридор и не выдал его присутствия.
Пройдя к единственному столу в комнате, мальчик уселся на мягкий стул и постучал пальцем по плоской шершавой панели управления. Экраны, висящие напротив него, вышли из спящего режима и перед подростком предстал полный отчет о состоянии бункера. Влажность и чистота воздуха, цельность двери, и тому подобное. Выключив это все, Саймон вывел на все экраны изображения с камер видеонаблюдения, расставленных на поверхности рядом с их убежищем. Перед ним предстали знакомые картинки ночного леса.
Откинувшись на спинку стула, подросток грустно вздохнул и принялся тыкать указательным пальцем по панели управления, поочередно выводя разные изображения на экран. Перед взглядом представали деревья, полянки, малые опушки и неглубокие впадины, много чего чарующе прекрасного, но остановился он на своей любимой камере, той, что демонстрировала реку. Она была небольшой, но дьявольски стремительной. Наблюдая за ее течением, Саймон почувствовал, как на душе вместо обычного наслаждения заскребли кошки. Подросток чувствовал себя в тюрьме.
Ведь, какой бы она ни была комфортабельной и удобной, сколько бы в ней ни было удобств, какой бы она ни была красивой, все равно клетка навсегда останется клеткой, и Саймон, никогда за всю свою жизнь не выходивший наружу, чувствовал себя в неволе. Чувствовал кровью. Человек – свободолюбивое животное, но вдобавок к этому еще и разумное. Когда он понимает, что сидит в каком-то запертом помещении и не выходит из него не потому, что сам так хочет, а потому, что его не выпускают… это добавляет «хвороста в костер» и заставляет человека хотеть на свободу еще сильнее.
Единственный раз, когда он помнил открытие дверей бункера, было три года назад, когда умер их отец. Мать хоронила его сама и не разрешила детям покинуть убежище. Ее не было около четырех часов, и практически все это время Саймон наблюдал за ней через камеру, сидя на этом самом месте и укачивая на коленках сестру.
Сколько раз он уговаривал Клариссу разрешить ему выйти наружу, позволить подышать настоящим, не прогнанным через десятки очищающих фильтров воздухом и походить по настоящей земле хотя бы пару минут, но мать оставалась непреклонна, аргументируя свой отказ вечным «там слишком опасно» и «там полно чудовищ».