После либерализма
Шрифт:
Европа уже давно готовится к наступлению такой ситуации. Вот почему соглашения 1992 г. не только не расстроились, но, наоборот, продолжают и далее успешно развиваться после воссоединения Германии и ухода Тэтчер в отставку. Европе предстоит а деталях отработать свою стратегию; либо частичное развитие ЕС, либо широкомасштабная конфедерация. Ключевой проблемой здесь является Россия, которая должна быть включена в сферу этих отношений, чтобы Европа обрела достаточную силу перед лицом союза Японии и Соединенных Штатов. Европа будет напряженно работать над тем, чтобы противостоять распаду СССР, и поскольку Япония, Китай и Соединенные Штаты в силу других причин также опасаются этого процесса, есть вероятность, что СССР как-то сможет выдержать шторм.
Второй стадией для каждого из этих объединений Севера станет создание их собственных основных полупериферийных зон (Китай — для одного, Россия — для другого), чтобы получить дополнительные возможности для развития производства, более емкий рынок и поставщиков дешевой
А что же случится с остальной частью третьего мира? Там хорошего будет мало. Конечно, возникнут многие анклавы, связанные с одной из двух зон Севера, но в целом доля Юга в мировом производстве и мировом богатстве будет снижаться, причем я думаю, что мы станем свидетелями изменения там нынешних тенденций развития социальных показателей (таких, как образование и здравоохранение), то есть тех тенденций, которые в период 1945–1990 гг. развивались там относительно благополучно. Более того, Юг будет лишен основного политического инструмента 1945–1990 гг. — национально-освободительных движений. АНК в Южно-Африканской Республике станет последним крупным движением, пришедшим к власти. Все эти движения были направлены на достижение одной исторической цели — обретения самоопределения, — но ни одному из них не удалось достичь другой исторической цели — национального развития. Нынешняя изживающая себя иллюзия, что «рынок» даст им то, чего не смогла дать проводимая государством индустриализация, не продержится долго в условиях резкого ухудшения положения в ближайшие пять лет. Падение Мазовецкого [9] — предвестник того, что стоящие там у власти силы будут испытывать все большую беспомощность.
9
Тадеуш Мазовецкий — польский католический публицист, общественный и государственный деятель. Пекле многолетней борьбы против коммунистического режима в 1989 г. возглавил первое некоммунистическое, коалиционное правительство Польши как представитель «Солидарности». В 1990 г. ушел в отставку. — Прим. перев.
Какие возможности выбора существуют в этой ситуации? На самом деле, их совсем немного, причем ни одна из них не укладывается в рамки мировоззрения, господствовавшего в мире в вильсонианско-ленинистскую эпоху. Начнем с той возможности, которая представляет собой кошмар для Севера именно потому, что в странах третьего мира могут решить, что положение безвыходное. Это — возможность типа Хомейни. Ее обычно называют угрозой исламского фундаментализма, но такое название делает акцент совсем не на том, что здесь важно по существу. Эта возможность не обязательно связана с исламом. И не обязательно она связана с фундаментализмом, если это понятие означает возврат к религиозной практике былых времен.
Возможность типа Хомейни представляет собой, прежде всего, наивысшую степень гнева и ужаса, вызванных современной миросистемой, и гнев этот направлен против тех, кому она несет наибольшие выгоды и кто ее прежде всего отстаивает — против Западного центра капиталистической мироэкономики. Она обличает Запад, включая и особенно заостряя внимание на ценностях эпохи Просвещения, представляемых в качестве воплощения зла. Если бы такой подход носил лишь тактический характер, являясь одним из способов мобилизации масс, его можно было бы каким-то образом использовать. Но поскольку он представляет собой подлинный выбор, путей для переговоров или решения проблемы здесь не существует.
Сколько времени может продлиться такой взрыв гнева? Как далеко он может зайти? Трудно сказать. Похоже, что накал страстей в хомейнистском Иране идет на спад, в направлении возвращения страны в культурную орбиту миросистемы. Если, тем не менее, завтра возникнут другие движения в других странах Юга, причем их будет несколько, и многие из них вспыхнут одновременно в условиях менее стабильной миросистемы, смогут они продлиться дольше и зайти дальше? Смогут ли они оказать значительное влияние на развитие процесса развала существующей миросистемы, результатом которого они явятся сами?
Вторая возможность — возможность типа Саддама Хуссейна. Здесь тоже надо разобраться в том, что она собой представляет. Это не тотальное отрицание ценностей современной миросистемы. Партия Арабского социалистического возрождения (БААС) была типичным движением за национальное освобождение, причем движением сугубо светского характера.
Мне представляется, что возможность типа Саддама Хуссейна есть не что иное, как возможность типа Бисмарка. В том смысле, что экономическое неравенство является результатом политического rapports deforces [10] , и потому экономические изменения требуют применения военной силы. Конфликт между Ираком и Соединенными Штатами представляет собой
10
Соотношение сил (фр.). — Прим. издат. ред.
Саддам Хуссейн вполне может проиграть сражение, его могут разбить, но он показывает путь новой возможности — создания более крупных государств, вооруженных не как попало, а по последнему слову техники, которые готовы к риску настоящей войны. Если это — та возможность, время которой настало, то каковы будут ее последствия? Нет сомнения в том, что это будет страшная бойня, очевидно, с применением ядерного оружия (и, вполне вероятно, химического и биологического). С точки зрения, как Севера, так и Юга, возможность типа Саддама Хуссейна гораздо страшнее, чем возможность типа Хомейни. Может быть, вам интересно, почему эта ситуация так отличается от предшествующих войн между Севером и Югом, целиком принадлежавших эпохе расширения границ современной миросистемы? Ответ заключается в том, что с моральной точки зрения, это явления одного порядка, но с политической и военной позиций, они существенно отличаются. Старые колониальные войны носили односторонний военный характер, и ответственность за них лежала на совести агрессоров Севера. Новые войны будут иметь двусторонний военный характер, причем ответственность за них теперь не будет нести Север. Может статься, что о периоде 1945–1990 гг. будут вспоминать как о времени относительного спокойствия в отношениях Севера и Юга (несмотря на Вьетнам, Алжир и многие другие антиколониальные войны) между серией войн, вызванных европейской экспансией, и войнами Севера и Юга в XXI столетии.
Третью возможность я называю возможностью индивидуального сопротивления через физическое переселение. Как можно будет политическими методами пресечь поток массовой незаконной миграции с Юга на Север в мире усиливающейся поляризации между Севером и Югом в ситуации демографического спада Севера и бурного демографического роста Юга? Мне представляется, что сделать это будет невозможно, и такая миграция с Юга на Север превысит законную и незаконную миграцию из России и Китая. Конечно, подобное уже случалось. И, тем не менее, мне кажется, что эскалация этого процесса существенно возрастет, и в силу этого преобразует структуру общественной жизни на Севере. Здесь достаточно остановиться на двух моментах. К 2025 г. переселенцы с Юга в страны Севера вполне смогут составить от 30 до 50% населения. В такой ситуации есть высокая вероятность, что Север предпримет попытку не предоставлять выходцам с Юга избирательных прав, а это означало бы, что спустя двести лет после начала процесса интеграции рабочего класса на Севере, мы вернулись обратно к тому положению, которое существовало в начале XIX столетия, когда большая часть низшей страты трудящихся была лишена основных политических прав. Такой подход бесспорно не является лучшим рецептом для сохранения социального мира.
Эти три возможности выбора, имеющиеся ныне в распоряжении Юга, очевидно, создают политические проблемы для правящей элиты миросистемы, которая будет их решать так, как сочтет нужным. Но эти возможности также ставят перед чрезвычайно важным выбором левых всего мира, представляющих собой антисистемные силы, как на Севере, так и на Юге.
Мы уже стали свидетелями смятения в движениях левых сил Севера. Они не знали, как реагировать на Хомейни. Они не знают, как реагировать на Саддама Хуссейна. У них никогда не было четкой позиции в вопросе о незаконной миграции. В каждом случае они не хотели предложить свою полную поддержку, но также, безусловно, не хотели поддержать и репрессивные меры Севера. Вследствие этого левые силы Севера оказались безгласными, и с ними перестали считаться. Выражая солидарность с национально-освободительными движениями, они чувствовали себя вполне уверенно. В 1968 г. они пели: «Хо-хо-хо, Хо Ши Мин». Но тогда это происходило потому, что Вьетминь [11] и НФЛ действовали в русле вильсонианско-ленинистских концепций. Однако теперь, когда обе доктрины — Вильсона и Ленина — умерли, когда оказалось, что национальное развитие — это иллюзия (причем иллюзия вредная), когда мы уже не придерживаемся исходной стратегии преобразований, к воплощению которой в жизнь стремились на протяжении последних 150 лет, что еще остается левым движениям Севера, кроме латания заплат?
11
Вьетминь (полное название Вьетнам доклад донг-минь — Лига борьбы за независимость Вьетнама), в 1941-51 гг. единый национальный фронт Вьетнама. Создан по инициативе коммунистической партии Индокитая. — Прим. перев.