После любви
Шрифт:
– А вы – не очень. У вас чувствуется акцент. Надо же, какие тонкости!
– Это не мой родной язык. Я изучала его здесь, в Эс-Суэйре, и, как видно, не очень преуспела. Я – русская.
– Русская? – Дядюшка морщит губы в улыбке. – О-о! Калашников. Пельмени. Горбачев.
– А еще – водка и Путин.
– Да-да, Путин! Это ваш нынешний президент, знаю. Россия – это страшно далеко.
– Гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд.
Мало того что я щебечу с дядюшкой, как щебетала бы с любым европейцем моложе сорока, –
– Верно, – подхватывает дядюшка. – Все в этой жизни гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд.
Мне только пригрезилось или в его голосе действительно прозвучала угроза? А сласти и фрукты, расставленные на столе, призваны лишь завуалировать, скрыть ее. Я могу проглотить апельсиновую косточку угрозы, а могу выплюнуть ее, а могу и вовсе не заметить. Это будет самым правильным, возьми себя в руки, Саш'a!
Вдох-выдох.
Нет-нет, конечно же никакой угрозы от дядюшки не исходит, он – сама любезность. А я – истеричка, которую добили неприятности с Фрэнки.
– Что касается меня, милая Саш'a, – я много лет прожил во Франции. И вернулся только теперь.
– Вы родом из Эс-Суэйры?
– Из Танжера.
Танжер. В возвышенных мечтах Доминика о Марракеше, Касабланке, Рабате место Танжеру не нашлось. Там полно контрабандистов и мошенников и процветает торговля гашишем – вот и все, что я знаю о Танжере.
На контрабандиста, а тем более на наркодилера, сбывающего гашиш, дядюшка Иса не похож.
– Во Франции вы тоже торговали пряностями?
– У меня была маленькая лавочка в двадцатом округе Парижа. Но торговля в последнее время не шла, и воспоминания о семье не давали спать по ночам…
– И вы решили вернуться в Марокко?
– Что еще оставалось бедному дядюшке Исе? Вот, купил здесь дом. Конечно, он слишком велик для одного. Но скоро должны приехать племянники из Танжера, и дядюшка Иса снова будет окружен людьми.
Витиеватое обращение к себе в третьем лице режет мне слух, оно никак не монтируется с беглым и не лишенным кокетства французским дядюшки. Две несовпадающие по рисунки роли, которую дядюшка Иса тщетно пытается свести к общему знаменателю. Но и этому может быть логическое объяснение: долгое пребывание в постмодернистской Франции наложило на торговца пряностями свой неизгладимый отпечаток.
– А что вы делаете в Эс-Суэйре, русская Саш'a? Что вы делаете в Марокко?
И правда, что я здесь забыла? Мое место совсем не на севере Африки – а там, где ковбой Мальборо выпускает дым из ноздрей, где шестикрылый серафим выщелкивает блох из перьев. Быть может, сочувствующему французу Исе я и рассказала бы свою новейшую историю, но сочувствующему арабу Исе – никогда.
– Мне нравится Марокко. Мне нравится Магриб. А вообще, я помогаю своему другу. У него отель неподалеку.
– «Сулесьельде Пари»? – Да.
– Вот видите, дядюшка Иса ничего не забывает!
– Хоть отель и маленький, но дел все равно много.
– Моя жена тоже мечтала об отеле. Пусть и маленьком. Крошечном. Она была родом с севера Франции и мы прожили счастливую жизнь. Это большое искусство – прожить с кем-то счастливую жизнь.
Конечно. Торговать пряностями – искусство попроще. Гонять в футбол на пляже, ловить волну в океане – искусство попроще. Торговать рыбой с катера «MENARA» – это и искусством не назовешь. А вот прожить с кем-то счастливую жизнь – по плечу только виртуозам.
Мастерам экстра-класса.
Воздух риады разрезает мелодичный звон: как будто где-то поблизости звякает скрытый от глаз колокольчик.
– Что это? – спрашиваю я.
– Кто-то хочет навестить дядюшку Ису.
– Вы ждете гостей?
– Марокканец всегда ждет гостей.
Еще один свежеиспеченный афоризм от дядюшки. Когда-то натурализовавшегося в Париже и прожившего счастливую жизнь с женщиной с севера Франции.
– Простите, Саш'a. Я отлучусь на минуту, узнаю, кто пришел.
– Я, пожалуй, пойду.
– Нет-нет, оставайтесь. Если бы вы знали, как мне приятно ваше общество… Вы чем-то похожи на мою жену.
Примерно так же, как Фрэнки похож на бесчувственный, безжизненный овощ.
Дядюшка Иса оставляет меня и, пройдя дворик наискосок, скрывается за дверью той самой комнаты, через которую мы попали сюда. Я остаюсь в одиночестве, которое длится дольше, чем я думала. По моим подсчетам прошло не меньше пяти минут, а дядюшка Иса все не возвращается. Чтобы занять себя, я рассматриваю неработающий фонтан и мозаичную кладку вокруг него. Затем принимаюсь шарить глазами по галерее второго этажа: на нее выходят четыре плотно закрытые двери голубого цвета. Краска на дверях облупилась от времени.
Что именно находится за ними – не так уж трудно представить:
необжитое пространство.
Дядюшка Иса купил дом совсем недавно, со временем он обживет комнаты и починит фонтан, а то, что дом слишком велик, чтобы жить в нем одному, – это не препятствие.
Скоро приедут племянники, возможно даже с семьями. С женами, детьми, возможно даже с близнецами; смех детей вернет дядюшку к жизни и заставит отступить воспоминания, не дающие спать по ночам.
Об автокатастрофе.
О лобовом столкновении с грузовиком.
После лобового столкновения с Алексом и еще более лобового столкновения с Фрэнки эта тема живо меня волнует. Надо бы порасспросить дядюшку о том, как он справлялся с мыслями о мертвых близких. Конечно, Фрэнки был совсем не близок мне, но он – мертв. Я постоянно возвращаюсь к этому, стараясь с ходу проскочить остановку «Скала дю Порт», меня там не было. И никто не сможет подтвердить обратного. Регистрация в отеле «Sous Le del de Paris» – да, вечеринка с шампанским – да, уход с вечеринки – может быть, ведь ушли-то мы не вместе.