После майдана. Записки президента. 2005-2006
Шрифт:
Слово «урегулирование» надо опустить. Речь шла, конечно, не об урегулировании конфликта, а об участии в самом конфликте. Председателем Верховного Совета Крыма в то время был Сергей Цеков, президентом (первым и единственным) - Юрий Мешков.
У Ельцина была большая реальная власть, но его не боялись. С ним смело боролись его оппоненты и противники. Многие, находясь на государственной службе, пытались проводить свою политику. Это было злоупотребление демократией. Вернее, извращение демократии. В конце концов это и привело к возникновению послеельцинского политического порядка. Я так понимаю. А смелых людей для такого дела, как отторжение от Украины Крыма, в российском руководстве, к сожалению, хватало. Тем более что они знали, повторяю, что ничем особенно не рискуют. Чем рисковал тот же Лужков? Попробовал бы он сегодня выступить по какому-нибудь важному политическому вопросу вразрез с линией Кремля! Ему это не может прийти в голову. Как и Жириновскому, не к ночи будь помянут…
Но в отношении Тузлы Кремль, видимо, линии не имел. Поэтому и была проявлена самодеятельность - в расчете на то, что победителей судить не будут.
В советское время люди такого типа, как Лужков, Рогозин, Затулин, не боялись пересолить дело коммунизма. Они знали, что за такой пересол им ничего не будет. Ну скажет кто-нибудь тихонько: «Услужливый дурак опаснее врага», а вслух - воздержится. Теперь точно такая же история с патриотизмом в России, с великодержавием, имперством. Пересолить не боятся. Если же правы те, кто говорит, что Москва в этом случае просто решала одну из своих внутриполитических пропагандистских задач… Перед очередными выборами в государственную думу требовалось, мол, «раскрутить» новую партию лево-патриотического толка («Родина») и ее лидера (Рогозина). Последний действительно проявил большую активность, воспевая эту «стройку века».
В таком случае это была беспрецедентная пропагандистская игра. Создание такого грандиозного и рискованного «информационного повода» можно, наверное, считать новым словом в технологии российских избирательных кампаний.
21 февраля
В последний год моего президентства у меня была возможность посодействовать, чтобы в Украине, конкретно - в Крыму появился памятник Никите Сергеевичу Хрущеву. Я однако устранился от этого. Это было бы откровенной издевкой над Россией. Таков был замысел крымчан. Он возник у них в пику другому замыслу: поставить памятник Сталину, Рузвельту и Черчиллю в ознаменование годовщины исторической Ялтинской конференции 1945 года. Самыми решительными противниками этого выступили, естественно, крымские татары. Они не имели ничего против Рузвельта и Черчилля, но Сталин был тот самый человек, который депортировал их из Крыма. Памятник «Большой тройке» так и не появился. Но его автор - скульптор Церетели передал мне маленькую копию этого произведения.
Не знаю теперь, будет ли когда-нибудь поставлен памятник Хрущеву в Крыму. Если его поставят, чтобы подчеркнуть роль Хрущева в передаче Крыма Украине, то это будет, на мой взгляд, политически несолидно, да и сомнительно с исторической точки зрения. Ведь роль Хрущева в этом деле до сих пор не установлена. Его подписи нет ни под одним из соответствующих документов. Для меня это убедительное свидетельство того, что советское руководство 1954 года не придавало этому акту такого значения, какое придал ему потом Солженицын, а с его подачи - остальные «собиратели русских земель».
23 февраля
Показали очередное высказывание Березовского («Главред», 21.02.2006 г.). Приведу его почти полностью: «Украина рассматривалась как неотъемлемая часть империи. На основании этой идеи и создавалась экономическая инфраструктура Украины, которая базируется на крупных индустриальных комплексах, потребляющих колоссальное количество энергии. Если бы Украина 300 лет была независимым государством, она, несомненно, нашла бы другой путь развития экономики. К сожалению, режим Кучмы разменивал политическую независимость Украины на подачки России, и не сделал ни одного шага к перестройке экономической инфраструктуры. При том, что страны со значительно меньшим потенциалом - та же Польша - смогли это сделать за достаточно короткое время. Хотя, конечно, у них не было такой укоренившейся зависимости от империи. Но это факт. Когда Ющенко осознал эту проблему, он решил заняться перестройкой. Но, к сожалению, только на словах. Он проявил эту проблему, и тут оказалось, что Россия нисколько не меньше зависит от Украины, чем Украина - от России. В этом смысле требование Украины времени на перестройку своей инфраструктуры выглядело абсолютно справедливым и реализуемым. Но нужна была политическая воля, чтобы продемонстрировать России ее зависимость от транспортных артерий - ведь без них российским газом можно было бы хоть отапливать холодную Сибирь, хоть свои, простите, задницы…»
Начнем с имперской идеи, на основании которой создавалась, дескать, тяжелая промышленность Украины. Школьнику, изучающему экономическую географию, совершенно ясно, что украинская промышленность создавалась на основе полезных ископаемых и других природных факторов, с одной стороны, и на основе западного капитала, а также западной предпринимательской инициативы - с другой. Они знают слова Петра Первого, сказанные им, когда он впервые увидел донецкий уголь, возвращаясь из Азовского похода: «Для будущих поколений сей камень будет зело полезен». Донбасс в то время был почти безлюдной степью. Первым, кто загорелся идеей использовать угли и железные руды Донбасса, был англичанин Джеймс Хьюз. Он думал не об Украине и даже не о Российской империи, а о собственной выгоде. Точно так же рассуждали и бельгийские, французские, немецкие промышленники, которые одновременно с Хьюзом и вслед за Хьюзом индустриализировали Донбасс.
«Если бы, - говорит Березовский, - Украина 300 лет была независимым государством…» Я не хочу гадать, что было бы в этом случае, но, судя по всему, она не располагала бы большей частью тех территорий, которые стали «Новой Америкой», по выражению поэта Александра Блока (1913 год).
Со слов Березовского вытекает, что российское правительство позволяло западному капиталу создавать южно-русскую индустрию потому, что смотрело на те края, как на неотъемлемую часть империи. Точно так же, как оно смотрело на Урал, когда поощряло купцов Демидовых строить там железорудные заводы. Хорошо. Все так и было, и по-другому быть не могло.
А если бы Донбасс принадлежал независимой Украине, то ее правительство, что, не пустило бы Хьюза и других западных европейцев строить там доменные печи, рудники и шахты? Правительство независимой Украины XIX века решило бы, что базировать отечественную промышленность на «крупных индустриальных комплексах» нельзя, невыгодно? Что за бред?
– скажет читатель. Донбасс - неотъемлемая часть грандиозной угольной дуги, начинающейся в Уэльсе и пролегающей через всю Европу (Эльзас, Рур, Силезия). Все, кто обитал на этой дуге, использовали ее залежи одинаковым образом, по-хозяйски. Франция базировала свою промышленность на ископаемых Эльзаса, Германия - на углях и металле Рура, Англия - на углях Уэльса… А независимая Украина стала бы исключением? Она сидела бы на своих богатствах, как собака на сене?
Это что касается первого тезиса Березовского. Теперь - о втором. Он хочет сказать, что Кучма, если бы был настоящим украинским патриотом, должен был бы избавить Украину от остатков советской индустрии - от предприятий, потребляющих много газа и нефти.
Поверхностный все-таки человек… Знает математику, доктор наук по этой части, был членом-корреспондентом Академии наук СССР. Это все серьезные рекомендации. Показал, что очень хорошо умеет делать деньги в такие времена, когда они делаются не трудами, а сообразительностью, ловкостью, авантюрной жилкой. Зарекомендовал себя как успешный политический изобретатель. Один из инициаторов создания партии «Единая Россия», успешно участвовал в работе над такими проектами, как недопущение к власти Зюганова, потом - Примакова и Лужкова. Приложил, по его словам, руку к выдвижению Путина.
Но, как оказывается, это все для него были игры. Он так и не смог остановиться на чем-нибудь основательном. Или пропустил основательное, как, может быть, ту же математику. Если бы он не стал рассуждать, как мне следовало поступить с украинской экономикой, я бы, наверное, так и не узнал всю меру его легкомыслия. Что он хочет сказать? Он хочет сказать, что я демонстрировал Москве свою преданность и за это получал от нее дешевые энергоносители, обеспечивая ими украинское страшно энергоемкое устарелое производство - металлургию, химическую промышленность. Он хочет сказать, что я должен был стремиться не к тому, чтобы поднять из руин нашу металлургию и химию, приносящие Украине более 40 процентов валютной выручки, а наоборот, срочно упразднить эти отрасли и заменить их менее энергоемкими. Какими конкретно и на какие деньги?