После майдана. Записки президента. 2005-2006
Шрифт:
В начале этого столетия стремительно ускорились процессы концентрации капитала. Тот же Индустриальный союз Донбасса сегодня нуждается не в «большевистском» контроле, а в мощной морально-политической и дипломатической поддержке государства. Борьба за рынки сбыта - не выдумка Ленина. Эта борьба всегда была, она никогда не прекратится, а мы никак ее по-настоящему не начнем. Это страшно сдерживает наше развитие.
Россияне, те нас опережают. Их «Северсталь» купила вон в Италии сталелитейный завод. Россия подталкивает своих «олигархов»: покупайте всюду и везде все, что вам выгодно. Присутствуйте в мире, пусть вас знают и узнаю'т! Кстати, нынешний генеральный директор «Северстали» Мордашов в свое время приватизировал это предприятие за ваучеры,
Мне рассказывали, что, когда Абрамович появился в Мюнхене, за ним ходили толпы. Всем хотелось посмотреть на живого Абрамовича, даже полицейские пялились.
А наши «оранжевые» кинулись первым делом все разрушать, замахнулись и на «Динамо», и на «Шахтер». Вице-премьер Николай Томенко заявляет: «Возможно, в первый пул предприятий, которые возвращаются в государственную собственность, «Динамо» не попадет, но во втором пуле точно будет. «Динамо» принадлежит к тем предприятиям, которые недооценили во время приватизации. В то же время, - сожалеет он, - вряд ли такой лакомый кусок убежит из рук семьи Суркисов, ведь приоритетное право доплачивать нужно предоставить нынешним владельцам».
А мы ведь вроде в Европу движемся. Но с таким мышлением, какое я наблюдаю в эти дни («хлеб съедим, а булочные сожжем»), можем оказаться совсем в другой стороне.
17 марта
Кто- то говорил: я вам с удовольствием расскажу секрет моего второго миллиона, только не спрашивайте, откуда первый.
Я знаю секреты многих первых миллионов. Чтобы объективно во всем этом разобраться, нужно хорошо уяснить себе ту задачу, которая встала перед страной в 1991 году. Вопрос историей был поставлен очень жестко.
Существовала советская система. Вся промышленность, сельское хозяйство, торговля, транспорт принадлежали государству. Всем распоряжались государственные учреждения, то есть бюрократия. В одночасье эта система рухнула. Все оказалось практически бесхозным. Когда сейчас многие хорошие люди рассказывают друг другу, как надо было поступить с этим добром, они забывают, что нынешние их «указания», пожелания, программы тогда просто некому было выполнять. Власти как таковой, по существу, не было. Не было законов, правил. Не было обычаев, которые бывают важнее законов. Не было понятий, как что должно делаться. Не существовало даже собственной денежной единицы - был купонокарбованец. С болью вспоминаю, как эти, с позволения сказать, денежные знаки «ветер гонял по улицам», и не находилось желающих их подобрать. Все это было.
А главное - не было, и не могло быть, повторяю, настоящей власти, которая ясно и твердо говорила бы: вот это надо делать так-то, а кто вздумает делать по-своему, будет наказан. Это мы сегодня такие «большие», умные, знаем, как все делать правильно. Всему этому предстояло постепенно вызреть, появиться, обкататься и утвердиться - должно было создаться государство Украина, которого, по сути, не было. Этот процесс даже сегодня еще только в самом начале, хотя прошло пятнадцать лет. Но ставшее бесхозным имущество - все эти заводы, шахты и рудники, железные дороги, станции и порты, магазины, коровники и свинарники, бесчисленные постройки всевозможного назначения - не могли стоять в бездействии и ждать, когда к ним будут приложены четкие, разумные, справедливые и твердые как гранит правила отчуждения, владения ими и управления! Они закономерным, самым естественным образом оказались объектами хозяйственной самодеятельности населения. Ими овладела стихия. Каждый думал о том, как выжить, а если повезет, то и нажиться. Каждый действовал по своим возможностям, способностям, понятиям и волевым качествам. Предприимчивости украинцу не занимать. Это прекрасное качество. Оно еще послужит Украине.
У директора завода, у министерского чиновника, у начальника милиции, тем более - у партийного чиновника или комсомольского «лидера» возможностей было больше, чем у токаря или доярки. Повторяю: поставить их всех в равные стартовые возможности, а потом следить, чтобы они конкурировали друг с другом по-честному, было некому. Не существовало такой инстанции. Такой объединенной инстанцией должны были бы по идее стать президент, правительство, парламент. Но когда «в товарищах согласья нет», они только ослабляют друг друга. Этим и пользуются оборотистые, но не самые порядочные лица и группы. Но действуют они в соответствии с нашими законами.
Казалось бы, правильный шаг: раздали гражданам сертификаты на государственную собственность. Каждый таким образом получил частичку общего добра. Но вскоре наиболее предприимчивые скупили эти частички. Спрашивается: можно ли было устроить все как-то иначе, справедливее? Теоретически все можно. А практически… Дело не только в слабости власти на тот период. Дело и в принципиальных вопросах. Если человек получил частичку общего добра, если она стала его собственностью, он должен хотеть что-то с нею делать и знать, что именно, как ее использовать, чтобы получать прибыль. А для этого - иметь право распоряжаться ею по своему усмотрению. Хоть с кашей съесть! Иначе это не его собственность, а видимость, фикция, обман. Но если есть право продать, не может не быть и права купить.
Я укрепил порядок настолько, насколько было возможно в наших конкретных условиях, понимая, что через этапы не перепрыгнешь. Когда меня первый раз избрали президентом, приватизация еще, по существу, не начиналась. Но в то же время уже почти все было распределено. Этот процесс начался еще во времена горбачевских реформ. Формально или не формально, на прямых или подставных лиц, на видимые или теневые группы, кланы, но - распределено. Почти все, что стояло и лежало на земле, уже находилось в чьих-то руках. Уже были сколочены первые крупные состояния.
Если послушать моих критиков тогда, да и сейчас, то главное, чем я должен был сразу заняться, - приняться разгребать завалы злоупотреблений, устроить великую ревизию и чистку. В связи с этим хотелось бы напомнить одну очень важную вещь: уже были законы, которые не позволяли президенту и кому бы то ни было просто так «отобрать награбленное», как выражались коммунисты. Но дело даже не в этом. У американцев есть принцип: частный капитал решает проблемы экономики лучше, чем государственный чиновник, чем государство в целом. Отобрать все «награбленное» и вернуть государству означало бы реанимировать обанкротившуюся административно-командную экономику. Разве для этого избрали тебя президентом?
– думал я. Нужно идти дальше. Нужно искать механизмы, позволяющие соединить интересы частного капитала и государства. Вот проблема, над которой я бился десять лет.
Правда, иногда у меня возникает мысль, поделиться которой хотелось бы с теми, кто больше всех недоволен прихватизацией.Ну, хорошо, товарищи и господа. Сегодня мы умнее, чем были вчера. К тому же сегодня и цены на собственность выросли многократно. Давайте-ка исправим ошибки предыдущей власти, и мои в том числе: у всех (подчеркиваю: у всех!) все заберем и поделим заново, более разумно и справедливо. Но через какое-то время окажется, что, во-первых, ошибки и прегрешения были допущены и на сей раз - без этого, согласитесь, невозможно, а во-вторых, цены опять выросли. Что, снова все у всех забирать и делить заново? И так до бесконечности? Не знаю, как вы, а я о последствиях не берусь судить.